Коростышевская Татьяна - Мать четырех ветров

— Наша новая методика подготовки к экзаменам? — Ира­вари уже нацепила на нос очки и пробегала глазами невиди­мые мне строчки. — А нормально учиться мы гак и не нач­нем?

Я устало опустилась на кровать, одновременно распуская шнуровку платья.

— Что ж поделать, если мне скучно? Когда мечтала, как здесь окажусь, да как вселенские тайны распутывать буду, все здорово было. А оказалось…

— Ладно, ладно, не оправдывайся. Все понимаю. Тем бо­лее разбитое сердечко…

— Изгоню, — пригрозила я. — Из всех зеркал повытряхи­ваю. Я же могу, ты знаешь.

— Знаю, знаю, — примирительно бормотала Иравари. — Ложись уже, неугомонная.

Я поправила подушку и зевнула.

— Спасибо тебе.

— Магическая война на сломе тысячелетий, — монотонно начала читать демоница, — заставившая магов всех четырех стихий объединиться и изолировать Элорию от влияния внешнего мира…

Я уснула почти сразу.

Больше всего во сне я любила переноситься сюда — на желтоватую циновку под навесом. Чтоб просто сидеть, под­тянув колени к подбородку, любоваться размытым, будто ак­варельным пейзажем, легким туманом над поверхностью пруда. И ждать, бесконечно ждать, когда появится тот, кого я здесь когда-то оставила. Ветер покачивал кусты осоки.

— Ш-ш-ш… Ты же любишь его… Любишь и ждешь… С дет­ства, с самой первой встречи. Только его.

Я вытерла рукавом мокрые щеки и кивнула.

— Так скажи ему-у-у…

— Что-то он не стремится со мной разговаривать.

— Откуда ты знаешь? Может, он тоже ждет, может, спуг­нуть боится? Позови его, сделай первый шаг. Ну!

— Влад, — шепотом сказала я, — услышь меня, пожалуй­ста.

— Вот и славно, — ответил ветер, — вот и хорошо… В во­просах передачи информации…

Я рывком вынырнула из сна и вскочила с кровати. Ирава­ри в зеркале испуганно заметалась.

— Так вот, значит, чему ты меня во сне учить вздумала! — Я подбежала к зеркалу и саданула по нему со всей мочи. — Вместо того чтобы с учебой помочь, в душу мне лезешь?

Демоница, видимо решив, что нападение — лучшая защи­та, заорала в ответ:

— Потому что в нормальном состоянии ты со мной ничего обсуждать не хочешь! А я тебе добра желаю!

— Не хочу я твоего добра, я покоя хочу!

— Дракона ты своего хочешь! Себе хоть не ври! Универси­тет ей не мил, родственники элорийские не по нраву. Как со­бака цепная на всех бросаешься. Поэтому на честном слове от учителя к учителю и кочуешь, поэтому и не даются тебе науки.

— Изгоню! — взвизгнула я. — Видеть тебя больше не же­лаю!

— Только попробуй! — скрестила руки на груди Ирава­ри. — Я тогда твоей бабушке пожалуюсь. Вот потеха будет, когда Яга примчится тебе мозги вправлять.

Я замолчала. Кого-кого, а бабули я боялась. Не посмотрит моя родственница, что я уже взрослая, без пяти минут мэт­ресса и пять минут как мужняя жена (пусть и понарошку), сразу начнет розги в рассоле вымачивать, еще в дороге. А уж как воочию объявится… За этот год я общалась с бабушкой всего несколько раз, с помощью зеркал. После того как мы с Иравари придумали способ учиться во сне, мои сновидения под завязку стали забиты формулами, датами и рецептами зелий, так что ни на что другое времени не оставалось. Да оно было и к лучшему, лгать или недоговаривать в полудреме по­лучается не особо.

Я пнула табурет и разревелась.

— Ты бы обулась, прежде чем ногами махать, — ядовито пошутила демоница. — Ну не плачь, слезами горю не помо­жешь. Тебе еще с незнакомцем встреча сегодня предстоит. Что, вот такая зареванная и пойдешь?

— Думаешь, кого-то моя внешность интересует? — шмыг­нула я носом.

— Еще как. — Иравари уже поостыла и, видимо, решила не продолжать скандала. — Я с утра по всем университетским зеркалам прошвырнулась. Много интересных бесед подслу­шала.

Я потянулась к умывальному кувшину, раздумывая, чего мне больше хочется — хлебнуть из него или в лицо водицей плеснуть.

— Красавчика Игоря помнишь?

Я отрицательно качнула головой и стала умываться.

— Как можно однокашников своих по именам не знать? — сокрушалась демоница. — Рыжий такой, с зелеными глядел­ками, букет тебе на той седмице подносил.

Я перевела взгляд на прикроватный столик, где в вазе пе­чально увядала драконья дюжина пепельных роз.

— Начинаю припоминать. Игорь, говоришь, зовут? Странно. Мне казалось, он из Галлии, а имя какое-то совсем не галлийское.

— Он романин, — усмехнулась Иравари. — Что, сердечко не дрогнуло? Все, все, не буду подшучивать. Слушай! Игорь этот сегодня парням хвастался, что ему выпало с тобой ини­циацию проводить.

Я покраснела.

— Он же ветреник, как и я, наши медички не рекоменду­ют… ну, чтоб одной стихии…

Ёжкин кот! Ну чего это я не повзрослею никак! Почему до сих пор подобные разговоры вгоняют меня в краску? Тем бо­лее что для магов эти самые дела естественны, на манер еды, питья или сна. Что там Бланка говорила — «огонь страсти питает пламя магии».

— Короче, врет он, вот! — твердо встретила я взгляд своей подруги. — Как сивый мерин.

— И эпистолу с печатью этот мерин копытом начертал?

Я фыркнула:

— Ну, значит — совет им да любовь, с эпистолой этой. Глу­пости какие! Даже думать об этом не буду! Игорь еще ка­кой-то…

— Как знаешь, — подмигнула мне демоница. — Новости про Влада интересуют?

— Ты его видела?

В Арад мы с Иравари пробиться не могли, как ни стара­лись. Все замковые зеркала были заперты и зияли чернотой. До меня доходили слухи, что у Дарины с Михаем все в поряд­ке, как и у крошечной Ленуты, появившейся на свет погожим осенним днем. Про Дракона тоже много чего говорили. И про то, что поднял черные знамена над Шегешваром, за две луны захватив цитадель, и про то, что ведет переговоры с Лузитанским кронпринцем, требуя выдать ему мачеху, и про то, что отбил нападение Урхана у восточных рубежей своих владе­ний. Мой несостоявшийся муж занимался своими важными делами, а я…

— Не совсем я и не совсем видела. Короче, я лучше пока­жу.

Зеркало подернулось рябью, поверхность искрила, раз­брасывая во все стороны разноцветные солнечные зайчики. Я, затаив дыхание, ждала, что вот-вот мельтешение закон­чится и я увижу самые синие в мире глаза. Раздались равно­мерные щелчки, фырканье лошади, раздраженный возглас всадника, мне удалось рассмотреть край серебристого ши­тья…

— Все! — горделиво сообщила Иравари, появляясь в зер­кале. — Ну как тебе?

— Никак, — тряхнула я головой. — Что это было?

— Бусины это были, они, родимые. Помнишь, тебе в храме Трехликого ими косы украшали?

— И что? — Я помнила, но картинка понятней от этого не становилась.

— А то, что некто их все до единой собрал и теперь при себе носит. Ты можешь меня спросить, почему я раньше че­рез них ничего рассмотреть не могла. И я тебе отвечу: они ле­жали где-то в темном месте — в сундуке или шкатулке. А те­перь их этот некто на свет извлек.

— А почему ты решила, что именно Влад?

— Лутоня, — грустно проговорила Иравари, — я прекрас­но помню, с какой прической ты отправилась на свою по­следнюю встречу с Драконом и с какой вернулась. И если ты дашь себе труд самой подумать…

Я кивнула:

— Ну да. Он мне сам говорил, что место тайное, что никто, кроме него, там не бывает.

«Иди сюда, птица-синица. Я на твои косицы уже смотреть не могу…» — будто наяву послышалось мне. И его сильные пальцы в моих волосах, и цокот хрустальных бусин о доща­тый настил…

— Чего ты притихла? — окликнула меня демоница. — Ра­дуешься или грустишь?

— Нечему радоваться, — пожала я плечами. — Ну, увижу я Влада, прощения у него попрошу. И за то, что без одежды не­известно где оставила, и за то, что женила на себе без его ве­дома…

— Он тебя молниеносно простит, обнимет, поцелует, и бу­дете вы жить долго и счастливо, — умильно закончила за меня Иравари.

— Зато я его не прощу, — вздернула я подбородок. — Своей вины не отрицаю, но и его до самой смерти помнить буду.

— Эк в тебе гордость элорийская бурлит, — покачала головой демоница. — И года не прошло, как из полевого цветка эдакая донья Терра получилась.

Я закусила губу, намереваясь поставить на место нахалку. Иравари же будто к чему-то прислушивалась.

— Твоя соседка с занятий возвращается. Прощай, после договорим. Без меня на встречу с таинственным незнаком­цем не иди, вызова твоего ожидать буду.

Я набросила на зеркало кисейную занавесь, отперла вход­ную дверь и завалилась на кровать.

Эмелина явилась в шлейфе густого цветочного аромата. Темный шелк платья оттеняли кружевной чепец и стихий­ная руна, приколотая в виде броши у самого ворота. Моя со­седка, как и я, была ветреницей и так же, как и я, звезд с неба не хватала.

— Ты уже здесь? — звонко вопросила она, осторожно оги­бая зеркало. — Невероятно!

В ответ я пробурчала нечто невразумительное и отверну­лась к стене. Мое демонстративное нежелание общаться при­нято во внимание не было.