Андрей Ломачинский - Академия Родная
6-й курс
КУРСАНТ МАКСИМ ГЛЮТЕУС
Наш Автоковбой, начальник курса майор Коклюшин, изрек как-то слова: "Товарищи курсанты! Приказываю не принимать за любовь давление в семенных пузырьках!" Сказано это было еще на первом курсе на общем построении, а подтекст этого "приказа" был следующий - не спеши жениться на первой встречной-поперечной, какая это самое давление тебе периодически снижает. Ведь посчитай у каждого курсанта хронический затяжной спермотоксикоз, или по-латыни Status Chronicus Acoiticus - состояние хронического недоебита. Но если все пойдут жениться, то успеваемость и другие показатели на курсе сразу упадут. Социалистическое соревнование будет проиграно! Коклюшина такой вариант не радовал, поэтому в его философии проходила красная нить: гулять - гуляйте, а жениться повремените!
Но не только начальника, а и большинство его подчиненных такая жизненная позиция вполне устраивала. Не устраивала она только замполита, да кто же его, убогого, в серьез то воспринимал! Народ лавеласил как мог, и в своей массе о женитьбах до последних курсов не думал. Но в этом плане бывали осложнения, как то неразделенные девичьи страсти, драмы растований с "вернись, я все прощу", и самое тяжелое - венерические заболевания, а хуже всего - нежелательные беременности.
Основная масса курсантского народа все эти препоны решала на чистом вербально-коммуникативном уровне. То есть, когда отношения с противоположным полом заходили слишком далеко, то ставился честный вопрос "Жениться или расходиться?" Если выбиралось второе, то даме сердца просто говорилось что-то вроде "Арриведерчи миля бонбина, я от тебя ухожу, меня еще ждут великие дела!" После этого (обычно в пределах недели) начинался новый роман с очередной джульеттой. И так до шестого курса, а то и дальше.
Но некоторые курсанты предпочитали обходиться без всякой дипломатии. Их вполне устраивали старые добрые английские традиции исчезать не прощаясь. Только вот девушки почему-то этого не ценили. По исчезновению предмета страсти слабая половина устраивала поиски, часто с детективным расследованием на тему, что случилось с моим обожаемым. Залеты, или нежелательные беременности, такие поиски тоже мотивировали и соответственно стимулировали принятие заблаговременных контрмер с курсантской стороны.
Одной из мер была полная анонимность при встречах. Я не я и хата не моя. Да только трудно такое осуществить будучи в форме. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы по форме вычислить происхождение курсанта. Конечно, были и тут свои маленькие хитрости.
Я, например, хорошо помню, как оказался случайным свидетелем одного разговора двух курсантов-медиков в форме с парочкой симпатичных девушек на скамейке Летнего Сада:
Девушки: "Ой, ребята, а откуда вы?"
Курсанты: "Из Высшего Командного Училища Пожарной Охраны!"
Девушки: "А что это у вас за эмблемки в петлицах?"
Курсанты сконфуженно оглядывают свои змейки, и тут один гордым голосом говорит: "Это эмблемы курсантов-пожарников! Видите пожарный брандсбойд обвивает пожарную тумбу - водяную колонку".
Ну что тут сказать? Первый и весьма грубый уровень конспиративной работы. Более основательным подходом было перед каждым увольнением перекрутить эмблемки-змейки на общевойсковую "капусту" и перешить шеврон. Дел на пять минут, а уровень секретности сразу возрастает на порядок. При этом весьма патрульнобезопасный вариант - никто из патрульных офицеров никогда не догадывался, что эмблемы не соответствуют учебному заведению, указанному в военном билете. "Мы так ходили, значит всем так надо" - была железная логика строевых офицеров. Другое дело, если нарвешься на офицера медицинской службы... Но этот случай сам по себе статистически представлял крайне незначительную вероятность. В общем бояться было нечего. Но в карамне лежал сам военный билет. Этот предатель выкладывал о своем хозяине сразу всё, вплоть до группы крови, и девочки об этом прекрасно знали.
Оставался самый последний путь - путь глубокоэшелонированной конспирации с полным легендированием. В таком случае, только короткая прическа выдавала в молодом человеке военнослужащего. Все остальное подлежало забвению. Человек получал новое имя, новую Alma Mater, новое место и день рождения, обычно сразу выпадающий на следующую свиданку, ну и разумеется, новый род войск и профессию. Кстати, последнее было прикрыть наиболее сложно - медицинские термины невольно выпрыгивали в разговоре, а потом требовалось долго объяснять, что твоя мама медсестра в Мухосранске, и что ты с самого розового детства вырос среди подобной терминологии. Разумеется, приходить на свиданку (особенно на всю ночь) по форме, имея в кармане обязательный военный билет, в таком случае было верхом безрассудства. Нет, такие дела делались чисто, без "кротов".
Самым надежным вариантом была индивидуальная работа нелегала. Такое соло почти 100%-но гарантировало нераскрываемость агента. Но при строго индивидуальном подходе имелся один ужасный недостаток - одному было работать намного скучнее, чем в паре, а лучше в тройке. Присутствие бОльшего числа законспирированных агентов сильно затрудняло внедрение, потому что народ начинал путаться в легендах, а по пьяне вообще какому-нибудь продажному двойному агенту с внезапным обострением спермотоксикоза всегда приходила мысль попускать девушкам странные намеки, типа: "Да мы в нашей Мореходке и Фармакологию и Гинекологию учим! Ха-ха-ха..." Вот тебе и ха-ха-ха. Не дали одному, а влипли все. Полный провал целой агентурной сети.
Поэтому группа должна была состоять из близких, проверенных боем друзей. Заранее оговариваются тайные знаки и готовятся легенды. Клички лучше оставить как есть - иначе проколов не избежать. С фамилиями и отчествами просто - их называют при встрече, а потом ими не пользуются. Риск засыпки на фамилии минимален. Именно поэтому допускается использование чего-нибудь редкостного и изысканного для придания дополнительного шарма, типа: Роземир Феоктистович Стародворянских, Вольдемар Генрихович Геройцев, Святослав Ярославович Победоносцев и т.п. Абсолютно необходима как минимум двух-трехдневная практика-тренировка для их успешного освоения. К сожалению, после медицинской терминологии, проколы в использовании собственных имен стоят на втором месте. Необходим постоянный самоконтроль и контроль над ситуацией, чтобы исключить ситуации типа: "Арнольд, Арно-о-ольд! Серёга, козёл, че молчишь, тебя же зову?" Другая опасность засыпаться - это реакция на чужое имя, как на свое, особенно если оно твое и есть. Например лежит Роберт с Зиной на кровати. Кто-то в коридоре орет: "Петь, ты где?" А Роберт спрашивает Зину: "Кто там меня ищет?" Ну что подумает Зина о Роберте?! Наверняка что-то заподозрит.
Из-за вышеперечисленных причин настоящие асы, способные демонстрировать высший пилотаж истинной конспирации, не жалели времени на коспирологическую подготовку и боевое слаживание агентурно-конспиративного подразделения перед каждым секретным внедрением в новую студенческую общагу. Тщательно планировались даже якобы незначительные моменты, подтверждающие легенду. Например, достойной операцией считалось надыбать где-нибудь китель с черными погонами и символикой артиллериста или строителя и один раз появиться в нем. Вроде увольнения не дали, пришлось убежать в самоход, вот тебе цветы, милая, но прости, надо бежать, буду вечером. В таких случаях, как у разведчиков и саперов - достаточно одной ошибки, и прощай малинник.
Какой бы мудрённой не была конспирология курсантской жизни, но провалы, к сожалению, бывали. Поэтому с самого начала сознательные курсанты просчитывали варианты провалов и заранее принимали меры по минимизации их последствий.
Сижу я как-то в "аквариуме" помощником дежурного по Факультету. К окошку подходит симпатичная девушка: "Пожалуйста, помогите! Мне срочно найти одного курсанта!"
В ее глазах стоит мольба, поэтому решаю помочь: "Так, как зовут и какой курс?"
Девушка: "Я точно не знаю, он, наверное, курсе на третьем-четвертом. По-моему на Факультете Гинекологии... Он прибалт, зовут его Максим Глютеус!"[3]
ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫЕ ЗАПИСКИ
Мы объяснительные вонючками называли. Шеф наш, майор Коклюшин, заставлял нас вонючки писать по любому поводу. Этих пасквилей от нас самих на себя у него много накопилось. Уже на шестом курсе мне мельком в его сейф удалось заглянуть - надкушенное яблоко, початая бутылка коньяку и вонючек, как трудов у Пирогова! Всё с самого первого курса повзводно подшито и по годам разложено. Никогда и никому чужую объяснительную читать не доводилось, кроме одного случая, когда сам Автоковбой парочку вонючек пред строем зачитал.
В те выходные меня с субботы на курсе не было, пришёл только к построению в понедельник. Поэтому не знал, что дома творилось. Построение самое обычное, вроде залётов нет. Уже все расслабились, ждут "разойдись" с секунды на секунду. Тут шеф вдруг приказывает: "Курсант Сивохин, выйти из строя!" Ну Сив бах-бах по полу, выходит как примерный. Шеф опять: "Курсант Миляев, выйти из строя!" Ну и Коля бах-бах, поворот через левое плечо. Все притихли, похоже разбором полётов пахнет. Достаёт тут Автоковбой две бумажки и начинает громко читать:
