Андрей Ломачинский - Академия Родная

Девушка: "Я точно не знаю, он, наверное, курсе на третьем-четвертом. По-моему на Факультете Гинекологии... Он прибалт, зовут его Максим Глютеус!"[3] 

ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫЕ ЗАПИСКИ

Мы объяснительные вонючками называли. Шеф наш, майор Коклюшин, заставлял нас вонючки писать по любому поводу. Этих пасквилей от нас самих на себя у него много накопилось. Уже на шестом курсе мне мельком в его сейф удалось заглянуть - надкушенное яблоко, початая бутылка коньяку и вонючек, как трудов у Пирогова! Всё с самого первого курса повзводно подшито и по годам разложено. Никогда и никому чужую объяснительную читать не доводилось, кроме одного случая, когда сам Автоковбой парочку вонючек пред строем зачитал.

В те выходные меня с субботы на курсе не было, пришёл только к построению в понедельник. Поэтому не знал, что дома творилось. Построение самое обычное, вроде залётов нет. Уже все расслабились, ждут "разойдись" с секунды на секунду. Тут шеф вдруг приказывает: "Курсант Сивохин, выйти из строя!" Ну Сив бах-бах по полу, выходит как примерный. Шеф опять: "Курсант Миляев, выйти из строя!" Ну и Коля бах-бах, поворот через левое плечо. Все притихли, похоже разбором полётов пахнет. Достаёт тут Автоковбой две бумажки и начинает громко читать:

Я, курсант Сивохин, поехал на подлёдную рыбалку в Шувалово на Озерки. Был мороз и я крайне-опасно переохладился. В "Птичнике" купил бутылку сухого вина, чтобы согреться. Приехав в расположение Академии рыбу решил отнести одной малознакомой женщине. Чтобы срезать путь пошёл через Парк Академии через забор. Пьян не был, матом не ругался, сопротивления патрулю не оказывал. Вину свою осознаю, обещаю исправиться. Дата. Подпись.

Я, курсант Миляев, придя с занятий почувствовал крайнее раздражение переходящее в гнев. Чтобы купировать мое нервное состояние принял одну таблетку седуксена, а чтобы заснуть - одну таблетку фенобарбитала. Перед сном решил поесть. Мне из дома прислали трёхлитровую банку виноградного сока, который прокис. Будучи очень голоден был вынужден выпить его полностью. Вероятно, произошла тройная взаимная потенциация фармакологического эффекта смеси бензодиазепина с барбитуратом (в минимальных терапевтических дозах) следовым количеством алкоголя. Необходимость развеять неприятный эффект, вынудила меня совершить оздоровительную пробежку в Парке Академии, куда пошёл через забор, чтобы срезать путь. Пьян не был, матом не ругался, сопротивления патрулю не оказывал. Вину свою осознаю, обещаю исправиться. Дата. Подпись.

Всё. Хохот и пять суток авторам.

СПОРТСМЕН-ПАРАЛИТИК

Отсидели Коля с Сивом свои пять суток на "губе", на гарнизонной гауптвахте, но оптизма там не растеряли. Решили мы их благополучное возвращение от греха подальше отметить где-нибудь на стороне. Не только я, а еще и Ксюжена, и Инга. Удивительно, но после трипачного залёта, Сив всё ещё дружил с Ксюженой, а Инга, это её лучшая подруга, и так вышло, что и Колина подружка по совместительству. Она была спортсменка с Герцена, с педагогического, готовилась стать учителем физкультуры. Хотя девушки и были ос разных ВУЗов, но вскладчину снимали однокомнатную квартирку где-то на Охте, на Проспекте Металлистов. Вот мы всей толпой дождались трамвая и поехали к ним в гости. Мы по гражданке были, а Инга с палочкой. Она там у себя в институте на батуте прыгала, да что-то не так прыгнула, вот и пришлось ей временно с тростью ходить.

На следующей остановке заходит в трамвай старая баба, такая крепенькая бабца. И видно, злющая. Этакая эксплозивная параноялочка. Из тех, что всегда правы, любят скондалы, возражений не терпят и права качают. Злоба из нее так и источается, на каждого, кто ближе трех метров стоит с неприкрытой ненавистью смотрит. Только зашла - уже склока, народ в проходе пройти мешает. Наконец прошла - опять скондал, сесть старой негде. Согнала мужичка, едва себя моложе. Только села - опять война, соседка не так сумку поставила. А сама же удобно сидит, прямо возле двери, а что своими кошелками людям мешает, ее не волнует.

Смотрел Коля на нее, смотрел и говорит: "Спорим мне эта старая гнида сейчас место уступит!" Мы типа того - не верится. А трамвай к остановке подходит. Коля берет у Инги тросточку и шасть в заднюю дверь. Вокруг трамвая оббежал и в ту дверь, где бабка сидит лезет. Да как лезет! Как паралитик. Закосил под убогого. О трость опирается, глаза подкатил, морду кривит, изо рта слюни капают. И мычит, громко так, и еле поймешь что: "Бааыыыбууушка, дыыыааайте сыыыэээсть!"

Ну бабка пулей на ноги: "Садись, садись сынок! Ух ты, Господи, сиди, сиди сыночек".

Коля: "Ууааам спыыыаааасыыыыбо!"

Мы не выдержали и стали громко смеяться. Тут бабка на весь трамвай как начала нас ругать да поносить, что мы мол над больным человеком смеемся. Нам стало дальше ехать стрёмно, и решили мы на ближайшей остановке сойти. А у девушки по правде нога болела. Ей без трости очень трудно с трамвая слезать. И вот только двери открылись, как Коля на глазах у всего вагона перевоплощается - во мгновение ока вскакивает с кресла, подхватывает Ингу на руки и выносит ее из трамвая.

ДЕНЬ ДУРАКА

Вообще-то Коля шалопаем не был. Он был парень серьёзный, в перерывах между хохмами науку двигал. Избрали его во ВНОСе секретарить. И в эти секретарские обязанности вменялось проводить межвузовские конференции. Почти как у настоящих ученых, только среди курсантов-студентов. Хотя эта должность была не особенно серьёзной, но даже кое-какую дополнительную денежку за нее платили, а поэтому к такой работе Коля относился отнюдь не понарошку. Хотя если честно сказать, то самой работы было немного - сходить в деканаты разных ВУЗов, да переговорить с ответственным за СНО (студенческим научным обществам) насчет того, чтобы ваши студенты к нам, а мы к вам. Докладики почитать, да умом порисоваться. И Колина роль в конце концов сводилась к простой передачи списков. Такое много времени не занимало.

И вот в конце марта отправился Коля в ЛГУ, Ленинградский Госуниверситет. Ну и я к нему на хвост упал, тоже посолидничать захотелось. Решили мы их биохимиков-иммунологов к нам в Академию пригласить. А в ЛГУ старостой СНО был в то время Всеволд Шадрин - довольно пакостная личность с сильным комсомольским уклоном. Ну он нас облажал - типа мы Университет, глубокая наука, ещё бы к каким-то военным свои труды читать ходили. Мол у нас уровень не тот. И словно рисуясь своим университетским блеском, особенной студенческой неповторимостью, и собственной значимостью и властью, пригласил он нас на Первое апpеля посетить их ЛГУ-ховский праздник "День Дурака". Дал нам по пропуску-прегласительному в их высотное общежитие, что в Студгородке.

Вообще-то на первоапрельский "День Дурака" даже не каждый рядовой студент самого Университета попасть мог. Давались специальные пригласительные билеты, а на входе каждому на лоб ставили здоровую красную печать "ДУРАК". Ну а дальше такой "дурак" моментально забывал все комплексы, с лёту окунаясь в студенческое шоу-юморину, плавно переходящую в дискотеку, а та в костюмированную оргию, где уж каждый веселился и дурачился, как мог. Университетские студенты этим капустником очень гордились и его считали лучшим в городе. Да пожалуй он и был лучшим. "Дня Дурака" в Университете ждали многие студенты Ленинграда из разных ВУЗов, лелея тайное желание "ну хоть в этот год я туда как-нибудь пролезу".

Коля за снобизм решил Университет наказать. Да не как-нибудь по мелочи, а решил ни много, ни мало этот самый знаменитый университетский праздник подпортить. Пока мы шли из их деканата с Васильевского по набережной Невы до Авроры, обозначился чёткий план мести - в этот год шоу должны будут прикрыть городкие структуры охраны правопорядка, в просторечьи - менты. Саму идею мы стырили с показухи у псковских десантников на войсковой стажировке, правда те там ничего такого противозаконного не совершали, а просто демонстрировали собравшимся на стадионе нескольким тысячам зевак разные зверские способы убийства холодным оружием.

На Факультете Коля пошел к Бате, к нашему курсовому художнику. Тому постоянно Серпомолот приказывал делать разные стенды. Так вот на те стенды Батя вырезал горячей проволокой из пенопласта красивые объёмные буквы. И этого пенопласта в его каморке всегда было завались. Коля там взял два куска. Ещё у нас был тесак. Давным-давно, курсе этак на втором, когда мы только вселились в общагу, то у себя в комнате на антресолях нашли здоровый заржавленный кухонный нож, из тех, что использовались в хлебных магазинах и в столовке. Откуда пришел этот реликт, мы не знали, но кочевал он с нами без дела из курса в курс, из комнаты в комнату. Вот, наконец, нашлось применение наследству стрших поколений - Коля положил нож на на плинтус и гирей перебил калённую сталь пополам. А в ночь накануне "Дня Дурака" Коля пошел к клинике Госпитальной Хирургии и добыл там литр настоящей консервированной донорской крови. У этой крови вышел срок годности и ее списали - то бишь просто выкинули в мусорный бак, что стоял во дворе недалече от чёрного входа. У Коли вообще талант на помойки. На курсе нашлась старый спортивный костюм и рваные кеды. Если это надеть, то получался вполне внутриобщаговский вид весьма обнищавшего студента. В подельники к себе Коля избрал Сива, как натуру наиболее артистичную. Вместе они отрепетировали детали мероприятия по срыву мероприятия.