Жизнеописание оболтуса - Виктор Сапожников
— Кароч, оболтусы, вот эта камера в моих руках стоит никак не меньше двадцати тысяч долларов, а кассеты к ней идут по сто баксов минимум, — обдав нас плотным, практически осязаемым облаком перегара, говорит оператор. — И если на нас нападут голодные дачники с вилами, вы просто обязаны в первую очередь спасать камеру, ну и меня, соответственно. Все понятно?
Мы с однокурсником понимающе киваем, с восхищением глядя на уважаемого человека, которому доверили столь дорогое и сложное оборудование. Трудно даже представить, какие деньжищи в виде зарплаты получает такой важный специалист.
— Пацаны, займите на пиво, а то вчера перебрал малость. Завтра верну. И на сигареты дайте.
Что поделать, у богатых свои причуды. Мы просто счастливы оказать знак уважения оператору, хотя и отдаем последние деньги, оставленные на обед. Останавливаемся у ларька, оператор покупает пиво. Тут же проводит сеанс самостоятельного лечения от похмелья. Бутылку мастер опрокидывает мгновенно. Его взор проясняется, глаза начинают поблескивать светом разумной жизни.
— Не, пацаны, вспомнил, деньги я вам вернуть никак не могу. У вас же первая съемка? Правильно! По традиции вы должны перед оператором проставиться, иначе удачи в работе не будет. Честно говорю. Вот был у нас один журналист, не проставился перед оператором. И что вы думаете? Отправили его на съемку ядерного могильника, а вернулся он сам не свой. Хвостом виляет, какает где-попало и задней лапой ухо чешет. Так что традиции беречь надо. Кстати, вот мы и приехали. Надо пиво допить. Я камеру настрою, а вы бутылку куда-нибудь в кусты закиньте.
Дачники оказываются довольно милыми созданиями, способными бесконечно копаться в своих ненаглядных грядках и клумбах и столько же восторженно о них говорить. Но не на камеру. Стесняются, блин. Битый час мы ищем кого-нибудь, кто сможет дать нам нормальное интервью. Находим. Но он оказывается просто до ужаса словоохотливым. Битый час огородник рассказывает нам про помидоры, огурцы, патиссоны, груши и смородину. Несколько раз я пытаюсь вежливо объяснить, что нам пора ехать. Но нет. Дачник не умолкает. Меня уже начинают посещать мысли, как бы трахнуть этого дачника лопатой по башке и пустить на компост для его сраной смородины. Воспользовавшись моментом, когда персонаж нашего интервью полез на дерево (оператор сказал ему, что именно там на фоне груш получится лучший кадр), мы бросаемся наутек. В какой-то подворотне нарываемся на свору больших облезлых псин, которые с диким лаем устремляются за нами. Размахивая штативом, мы прорываемся к перекошенному забору и успешно его перелазим.
— Вот они, оглоеды. Опять пришли мой укроп воровать! — в уши врезается дикий ор какой-то бабки.
Она поочередно метает в нас лопату и вилы. Мы снова куда-то бежим и неожиданно натыкаемся на редакционную машину со спящим водителем. Отъезжаем на соседнюю улицу и останавливаемся. Оператор сообщает, что надо снимать видео для сюжета. С горем пополам уговариваем каких-то дачников хотя бы попозировать. Я одалживаю лопату и делаю вид, что копаю, попутно рассказывая о видах на урожай в этом году — это такой творческий стендап. Оператор говорит, что видео набрали достаточно. С чувством выполненного долга, уставшие, но довольные, мы едем обратно.
— О, чуваки, я сейчас вам сниму, какая здесь плохая дорога! — оператор вытаскивает камеру в окно автомобиля.
Свесив ее на руке, он продолжает съемку.
— Вот как надо. Прямо возле земли держу. Смотрите, если камера разобьется, то все вместе отвечать будем.
— Егор, да нам вроде бы не нужны кадры плохой дороги! Верни камеру в машину!
— А, салабоны, не учите меня работать! Еще спасибо скажете, что я дорогу снял. Ой, бл@, чуть не ударил камеру о камень. Да ну вас! Ничего вы не понимаете в искусстве. Стараешься для вас, а благодарности не дождешься. Есть сигарета?
Наконец-то возвращаемся на канал. Благодарим оператора и водителя. Идем к редакторке. Она рассказывает, что нужно делать дальше. Да ладно? Оказывается, наши героические съемки — это только начало. Нам всего-то надо теперь отсмотреть видео, выбрать удачные фразы из интервью, написать текст, утвердить его с главным редактором и смонтировать готовый сюжет с видеоинженером. Трудней всего приходится с текстом. Все полученные знания и впечатления о дачной жизни нужно втиснуть в короткий полутораминутный сюжет, хотя информации хватило бы на книгу и сериал с приквелом. Мы пишем свои впечатления от руки, потом перепечатываем текст на древней печатной машинке и несем его главному редактору.
— Парни, текст нужно писать максимально простой, как для идиотов, — поучает главред Николай Андреевич. — Сюжет короткий, зрители не успевают вслушиваться в сложные слова или ваши заковыристые мысли. Что это? «Приход весны ознаменовал собой начало полевых работ на дачных участках. Тысячи людей с воодушевлением трудятся во благо будущего урожая и не планируют этой весной ходить на антиправительственные митинги. Опытные дачники имеют серьезные устремления…». Вы издеваетесь? Что это за творческий припадок? Кого там имеют дачники? А проще нельзя написать?
— Наш преподаватель говорил, что журналист должен поднимать аудиторию до своего уровня, — задрав прыщавые задиристые носы, отвечаем с Лехой.
В институте действительно так говорили. Представляете, семнадцатилетние балбесы и так обычно считают себя самыми умными, а тут еще и убеленный сединами преподаватель говорит, что так и есть: у них уже есть какой-то недосягаемый для обычных людей уровень, к которому можно и нужно поднимать темную невежественную массу обывателей, сидящих по другую сторону экрана. Прометеи, не меньше. Только вместо огня у нас микрофоны и самомнение. Первое нам выдали сегодня, а второе как-то само проступило вместе с первыми жидкими усами.
— Бл******, да какие же мудаки вас всему этому учат? — главред протяжно матерится, что-то причитает и закрывает лицо руками. — Парни, вот без обид, ну вот и скажите мне, какой у вас уровень? Не по «Контре» или подростковому онанизму, а по интеллекту? Вот скажите как интеллигенты интеллектуалу, какие вы книги сейчас читаете?
— Синюю, — брякнул шустрый Леха.
— Синюю? — слегка опешил главред.
— Ну не совсем, там еще белые полосы. Точное название не помню. Там что-то про журналистику. Она новая, американская, — Леха понял, что назад пути нет.
— Понятно. А ты? — главред ткнул пальцем в меня.
— Такую же читаю, синюю. С задней стороны она в лазурную переливается. Там очень много про журналистику! — ничего умнее я придумать не смог.
— Хорошо. Так
