Смерть после жизни (СИ) - "calling my name"

— Слышал вроде… на войну опять идти надо. К воротам.

Морин вяло жевала все то же до слез приевшееся варево. Надеяться на что-то лучшее не приходилось — то, что украсившийся после неловкой встречи с Хозяином темно-лиловым синяком под глазом орк все же приносил ей съедобный вариант и нашел таки миску побольше, уже хорошо. Как и то, что напугавший ее в первый вечер Майрон (она никогда и никому в этом не признается) пока больше не являлся, оставленная им шишка на затылке успела пройти.

Но просто сидеть здесь вот так, на положении заключенной, оказалось более утонченной пыткой, чем забавы на не к добру расположенной в пределах видимости дыбе. Призвана она лишь портить ей настроение, или Майрон всерьез намерен использовать пыточный стол по назначению, оставалось только догадываться. Такая идея очень даже могла прийтись ему по вкусу, и слова «а потом придет и твой черед», возможно, означали именно это.

Сколько прошло времени, она точно не поняла, не больше недели, скорее всего, хотя в сводящем с ума однообразии, полном раздражающих и ранящих гордость неудобств, немудрено потерять счет дням. Если окажется, что на самом деле прошел месяц, или только три дня, она не сильно удивится.

Запах неопрятных слуг Майрона (и как она раньше совсем этого не замечала?) по-прежнему вызывал все никак не желавшую полностью проходить тошноту. Это же серьезный недостаток, если подумать — никакой возможности незаметно подобраться к врагу, если не повезет с направлением ветра. Впрочем, так ему и надо. Помогать полезным советом бывшему ученику, любезно закрывшему ее в вонючей камере и приложившему головой об стену, она точно не собирается. Не то, чтобы не понимает его — как раз наоборот, лучше, чем кто бы то ни было — потому и не будет.

Сон в груде засаленного — лучше не пытаться представить, кем и как — тряпья, лишь слегка скрадывающего жесткость и холод каменной лежанки, неизбежно превращался в почти не восстанавливающий силы кошмар. С трудом проснувшись от настойчивого стука железной ложкой по решетке, Морин страдальчески поморщилась, собираясь обругать ни в чем не повинного орка. Но странные, необъяснимые словами ощущения перебили усталое раздражение и заставили забыть, что резко вставать нельзя.

Улыбающаяся во все восемь или десять полусгнивших зубов радостная физиономия орка расплылась и уехала в сторону, сливаясь с изгибающейся волнами решеткой. То, что она неловко села назад на лежанку, ударившись о стену, а не растянулась на полу, оказалось большой удачей.

Сил для неизбежной встречи с Майроном — Морин чувствовала, что она вот-вот состоится — почти совсем не было, и он, конечно, примет на свой счет так некстати накатывающие на нее приступы головокружения.

Ты тут ни при чем, Майрон, не обольщайся. Это… она сама очень хотела бы узнать, от чего. Какая-то человеческая хворь.

Око беспокойно вращалось, так и норовя упасть с двурогого постамента (вот было бы славно) и прожигало пространство с особенно жадным вниманием, нетерпеливо предвкушая что-то. Победу над последней армией людей, известно чего. А потом Властелин Колец займется ею… чтобы вытравить из собственной памяти воспоминания о том, что когда-то все было совсем иначе. Нет, он не убьет ее — скоро, по крайней мере. Вряд ли все будет так просто и неинтересно.

Вот бы людям все же удалось… надрать Майрону зад. И чтобы там не был убит… тот, кто выбросил ее из своей жизни, как стряхивают пыль с сапог. Она не увидит, что происходит, и никак не повлияет на результат, смогут только… Кроме как никогда кровожадного нетерпения Ока, она смогла почувствовать кое-что еще, близость всегда тянувшегося к ней особенного золота. Морин не стала облекать в слова свое смутное ощущение, из страха, что Майрон сможет заставить ее… сказать абсолютно все, что осело в голове четкой мыслью.

Как всегда бесцеремонно (впрочем, ей было все равно) пялящийся сквозь узкую щель между прутьями орк жалобно вскрикнул, отлетая далеко в сторону от крепкой затрещины, решетка распахнулась с коротким сухим щелчком. Морин и на этот раз пропустила момент появления отчаянно желающего стать в ее глазах Великим и Ужасным бывшего ученика.

Не дав опомниться, рука в царапающейся острыми шипами холодной стальной перчатке больно сжала запястье. Применил Майрон магию, или просто мгновенно перенес ее, приподняв над полом, Морин не поняла, но, едва успев моргнуть, уже стояла, прижавшись спиной к стене рядом с бойницей.

Огонь недремлющего Ока, смешавшийся с алыми отсветами лавовых рек и тускло-желтым светом все же пробивающегося сквозь дымные тучи солнца ударил прямо в лицо, заставив зажмуриться. Майрон, словно желая получше рассмотреть ее, все так же молча встал напротив, скрестив руки на груди.

— Что тебе надо, Майрон?

Чувствовать на себе оценивающе-издевательский взгляд было настолько унизительно и раздражающе, что последние разумные мысли об осторожности окончательно покинули ее.

— Тебя так изменило… это перерождение. Очень удачно!

Майрон, как и в прошлый раз, грубо взял ее за подбородок, заставив поморщиться от боли. Попытка стряхнуть впившиеся до синяков пальцы не увенчалась успехом, инстинктивный порыв дать ему коленкой в пах тем более — Майрон мало того, что стоял слишком далеко, так еще и был в доспехах, об него только лишнюю ссадину набить можно.

— Пусти меня… — Она смогла лишь посмотреть на него, вложив во взгляд исподлобья все горячее и несбыточное желание сжечь на месте. Да он бы ползал перед ней на коленях, захлебываясь соплями и униженно моля о прощении, вернись к ней прежняя сила. Трус поганый, ничтожество! И он навсегда останется вторым после нее, что бы ни случилось… с этим ничего невозможно поделать.

Рука Майрона неожиданно дрогнула и разжалась, он даже на миг отвел взгляд, отступая на шаг назад. Но тут же придвинулся еще ближе, подчеркнуто издевательски рассмеявшись.

— Тебе даровали… прекрасный облик. Никогда бы не подумал… Эта камера немного портит цвет лица. Но ты все равно так красива.

Морин достигла предела бессильной злости и отвращения. Железные пальцы (Почему он всегда до самых глаз закован в это? Думает, что так внушительнее выглядит, или иначе на него без смеха не взглянешь?) скользнули вдоль щеки, чуть задержавшись на залегших под глазами синяках. Они там уже давно, этот гад ошибается, считая их своей заслугой. И коснулись груди, заставив вскрикнуть от острого неприятного ощущения. Морин невольно опустила глаза вниз, ее грудь в последнее время стала заметно больше непонятно почему и постоянно болела. Как же ей хотелось, чтобы этого не было и она не выдавалась настолько вперед, напрашиваясь на отвратительные прикосновения.

— Я выпущу тебя отсюда, когда все закончится… если будешь хорошо себя вести. У нас довольно много общего, согласись же. Ты будешь ублажать меня… когда я получу кольцо. В самый первый раз вот так…

Майрон надавил ей на плечи, заставив встать на колени, но, к счастью, тут же отпустил.

— Ты больной… — с трудом смогла выговорить Морин сквозь самопроизвольно стиснувшиеся зубы. — Да ни за что! Лучше убей меня.

Запихать ей в рот свое… средоточие мужественности (неприличное словечко хоббитов больше подошло бы, но увы, из головы вылетело) станет самой большой ошибкой в его жизни. Ему наверняка будет очень больно. Потом Майрон может убить ее хоть десять раз, она все равно умрет счастливой.

— Я и не спрашивал согласия. — Слегка смутившийся от ее отпора Майрон вновь самодовольно усмехнулся. — Когда кольцо вновь станет моим…

— Кольцо? — пришедшая в голову мысль заставила Морин рассмеяться, сбив волну уже готовой задушить ее бессильной злости. — А без него ты не можешь… делать все это со мной? Ты потерял не только прекрасный облик после гибели Нуменора?

Морин совсем не была уверена в своих словах, но, судя по вмятине, которую проделал кулаком в стене переставший смеяться Майрон, она угадала.

— О Вечная Тьма, вот же жалость!

— Тебе не будет смешно! — дрожащим от ярости голосом, гораздо тише, чем раньше, произнес Майрон. Его почти не было слышно сквозь охвативший ее истерический смех. Пусть хоть убьет, она не может остановиться. — Ты испытаешь кое-что новое… и тебе придется делать все, что я скажу, пока не отдашь… что задолжала. То есть всегда.