Василий Курочкин - Поэты «Искры». Том 1

45. ЭПИТАФИЯ БАВИЮ

Судьба весь юмор свой явить желала в нем,Забавно совместив ничтожество с чинами,Морщины старика с младенческим умомИ спесь боярскую с холопскими стихами.

46. СЛОВО ПРИМИРЕНИЯ

(МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ИСТОРИИ РУССКОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ С ЭЛЕГИЯМИ И ПЛЯСКОЮ)

Ах! было время золотое,Когда, недвижного застояИ мрака разгоняя тень,—Прогресса нашего ровесник,Взошел как солнце «Русский вестник»,Как в наши дни газета «День».

Ах! были светлые года!Ах! было времечко, когдаУ нас оракул был московский…В те дни, когда Старчевский сталСвободный издавать журналИ в нем посвистывал Сенковский…

То были времена чудес:Носился в воздухе прогресс,Упал «Чиновник» и «Тамарин»И уж под бременем годовВкушал плоды своих трудовВ смиренном Карлове Булгарин.

И как Москва в свои концыЧертоги, храмы и дворцыПобедоносно совместила,Там в «Русском вестнике» одномСебе нашла и кров и домЛитературы русской сила.

Сверкала мудрость в каждой строчке;Все книжки были как веночкиИз ярких пальмовых листовИ лепестков душистой розы —Из Павлова изящной прозыИ нежных Павловой стихов.

Вдруг журналистики Юпитер,Во ужас повергая Питер,Посредством букв X., Y., Z.Как шар, попавший прямо в лузу,Вооруженную Медузу,Малютку гласность вывел в свет.

Вдруг, всю Россию ужасая,Пронесся воплем в край из краяДо самых отдаленных местЛитературно-дружным хором —И грянул смертным приговоромПротиву Зотова протест.

Писавший спро́ста, без расчетов,Склонил главу Владимир Зотов;Да как же не склонить главы:Чуть список лиц явился первый,У Зотова расстроив нервы,Вдруг — дополненье из Москвы!

Кто не участвовал в протесте?Сошлись негаданно все вместе:«Гудок» с «Журналом для девиц»,Известный критик ЧернышевскийИ рядом с ним Андрей Краевский…Какая смесь одежд и лиц!

Все литераторы в печалиПротест сердитый подписали,Не подписал один «Свисток»,За что и предан был проклятьям,Как непокорный старшим братьям,—Высоконравственный урок!

Так «Русский вестник» в дни движеньяКружился в вихре увлеченья,Отменно в спорах голосист,В журнальных иксах видел дело,Как самый юный и незрелыйСанктпетербургский прогрессист.

Иное выступило племя.«День», «Русский вестник», «Наше время»Струю Кастальскую нашли:И князя Вяземского генийИз них каскадом песнопенийРазлился по лицу земли.

Расставшись с милой и единойАнгло-московскою доктриной,Забыв весь юношеский вздор,Поэзии отведав неги,Журналом жалостных элегийСтал «Русский вестник» с этих пор.

«„Печально век свой доживая,С днем каждым сами умирая,Мы в новом прошлогодний цвет.Сыны другого поколенья,Живых нам чужды впечатленья“,—Как древле говорил поэт.

Всё как-то дико нам и ново,Звучит бессовестное слово —Уж мы не рвемся в жизнь, как в бой,А всё у моря бы сиделиДа песни слушали и пели,На целый мир махнув рукой.

Зачем для них свобода мнений?Где raison d’être[111] таких явлений?Всё это гниль и фальшь кружков.Мы, как начальники-поэты,Ответим им: вы пустоцветы!Вы прогрессисты без голов!

Явленье жалкое минуты!Ведь вы одеты и обуты?А вам, чтоб каждый был одет?Так это зависть пешехода,Вражда того, кто без дохода,Как древле говорил поэт.

Нам нужны формулы для дела;Чтоб жизнь созрела, перезрела,Как с древа падшие плоды;Хоть бы пожар случился дома,Вы, без Ньютонова бинома,Не смейте требовать воды.

Не вы, а внуков ваших внукиДолжны вкусить плоды наукиИ фрукты жизни, — а покаПляшите прозой и стихами!..»И «Русский вестник» с свистунамиПлясать пустился трепака.

47. МИРМИДОНЫ — КУРОЛЕСОВЫ

Эх! надел бы шлем Ахилла —Медный шлем на медный лоб,—Да тяжел, а тело хило:Упадешь под ним, как сноп!

Если б панцирь мне Пелида —Не боялся б ничего;Да ведь панцирь — вот обида! —Втрое больше самого!

Щит бы мне, которым копьяОтражал в бою Пелид,—Так натуришка холопьяНе удержит этот щит.

Взял бы меч его победныйИ пошел бы!.. Да ведь вот:Меч поднять — так нужно, бедно,Мирмидонов штук пятьсот.

Тщетны оханья и стоны,Справедлив и мудр Зевес!Там бессильны мирмидоны,Где уж рухнул Ахиллес!

48. «Над цензурою, друзья…»

Над цензурою, друзья,Смейтесь так же, как и я:Ведь для мысли и для слова,Откровенно говоря,Нам не нужно никакогоРазрешения царя!

             Если русский властелин             Сам не чужд кровавых пятен —             Не пропустит Головнин             То, что вычеркнул Путятин.

Над цензурою, друзья,Смейтесь так же, как и я:Ведь для мысли и для слова,Откровенно говоря,Нам не нужно никакогоРазрешения царя!

             Монархическим чутьем             Сохранив в реформы веру,             Что напишем, то пошлем             Прямо в Лондон, к Искандеру.

Над цензурою, друзья,Смейтесь так же, как и я:Ведь для мысли и для слова,Откровенно говоря,Нам не нужно никакогоРазрешения царя!

49. СЕМЕЙНАЯ ВСТРЕЧА 1862 ГОДА

Читатели, являясь перед вами             В четвертый раз,Чтоб в Новый год и прозой и стихами             Поздравить вас,Хотел бы вам торжественно воспеть я,             Да и пора б,Российского весь блеск тысячелетья —             Но голос слаб…Читатели, серьезной русской прессе             Оставим мыВсё важное, все толки о прогрессе             И «царстве тьмы».Довольствуясь лишь неизбежно сущим             И близким нам,Поклонимся во здравии живущим             Родным отцам.Пусть юноши к преданиям спесивы,             Не чтут родных,—Но бабушки и дедушки все живы,             Назло для них.Не изменив себе ни на полслова,             Как соль земли,Все фазисы развитья векового             Они прошли.Понятья их живучи и упруги,             И Новый годПо-прежнему в семейном тесном круге             Их застает.Привет мой вам, старушка Простакова!             Вы всех добрей.Зачем же вы глядите так сурово             На сыновей?Порадуйтесь — здесь много Митрофанов             Их бог хранит;Их никаким составом химик Жданов             Не истребит.Их детский сон и крепок и невинен             По старине.Поклон тебе, мой друг Тарас Скотинин,             Дай руку мне!Свинюшник твой далек, брат, до упадка;             В нем тьма свиней.Почтенный друг! В них нету недостатка             Для наших дней.По-прежнему породисты и крупны,             А как едят!Нажрутся так, что, братец, недоступны             Для поросят.От поросят переходя к Ноздреву,             Мы узнаем,Что подобру живет он, поздорову             В селе своем.Всё так же он, как был, наездник ражий             Киргизских орд,И чубуки его опасны даже             Для держиморд.Берет в обмен щенков и рукоделья,             И жрет и врет,Но уж кричит, особенно с похмелья:             «Прогресс! Вперед!»— Прогресс! Прогресс! Ты всем нам задал дело!             Никто не спит.Коробочка заметно отупела,             Но всё скрипит.Уж Чичиков с тобой запанибрата.             На вечерахОн говорит гуманно, кудревато             Об мужичках,Про грамотность во всех посадах, селах,             По деревням,И, наконец, — детей в воскресных школах             Он учит сам.Замыслил он с отвагою бывалой,             Трудясь как вол,Народный банк, газету, два журнала             И общий стол.Об нем кричит публично Репетилов;             Его вознесДо облаков чувствительный Манилов             В потоках слез:Мол, Чичиков гуманен! Идеален!             Ведет вперед!С Петрушкою знакомится Молчалин,             На чай дает.Все бегают, все веселы, здоровы,             Движенье, шум —Особенно заметны Хлестаковы,             Где нужен ум.На раутах, на чтениях, по клубам             Свои стихиТряпичкины читают Скалозубам             За их грехи.Абдулины усердно бьют поклоны             Своим властям.Пошлепкины и слесарские жены —             Все по местам.Как человек вполне великосветский,             Мильоном глазВезде Антон Антоныч Загорецкий             Глядит на нас.От Шпекиных усердьем в службе пышет             И болтовней,—И Фамусов, как прежде, всё подпишет —             И с плеч долой!

50. МОСКОВСКИЙ ФИГЛЯР