Алексей Ивакин - Кактусятина. Полное собрание сочинений
— Увлекся, — не открывая глаз, ответил Петя.
— Кстати, про шестьдесят шестой я пошутил… Можно было шестьдесят седьмой год выбрать. Или даже шестьдесят пятый.
— С авансом как? — хрипло сказал всем организмом писатель. Организму хотелось пива.
— Перечислил уже. А ты бы мог еще один рассказ написать? В твоем стиле?
Петя бросил трубку. Потом долго лежал таращась уже в белый потолок. Потом поднялся и как зомби побрел в банк.
В это время, кот запрыгнул на кресло писателя и осторожно нажал лапой на пробел. Если бы Лаврентий умел думать, он бы подумал — «Как хорошо, что когти вчера подточил! А то печатать бы мешали!». Но кот думать не умел. Поэтому, щелкая когтями по клавишам, начал работать.
«Мы были Древними. Мы были Элитой. Настолько Элитой, и настолько Древней, что люди не знали Нас. Некоторые догадывались — и тогда нас обожествляли или уничтожали. Но сказано было нам — „Плодитесь и размножайтесь!“. Эти думали, что это сказано были Им. Мы — молчали. Пусть думают. Но плодимся Мы и размножаемся Мы. А Эти? А Эти тупо трахаются. Быдло. Но время пришло. Тапки — это прошедший момент. Нашей Великой Расе пора перейти на ботинки, кресла, кровати и пуфики. Хватит точить когти о ковры! Есть еще и обои! Нас сотни тысяч! Нас миллионы! Что же остановит нас? Я, Лаврентий, говорю вам — никто! Смерть крысам! Смерть птицам! Смерть! Вот, что мы принесем в новый мир! А этих… Оставим в живых. Пока оставим. Нам же нужна дань мясом и кровью? А сухой корм мы запихаем этим…»
Пока кот писал, время от времени расправляя вибриссы, Петя беседовал с зеленым человечком:
— Вот скажи мне, человечек! Зачем вам воюете с нами?
— Молчи, ресурс. Мы вами жрем!
— А можно не нас жрать?
— Молчи, помесь шашлыка с бефстрогановым! Свинятина двуногая! Кто из нас мясо?
— А я так ждал контакта разумов… — плакал во сне Петя.
Зеленый же человечек поднимал тост за симбиоз рас в плавильном котле желудка…
Через месяц Кактусов удивленно перечитывал новый сборник от издательства «Ты и узы».
— Надо же… Представляешь. А я ведь не помню — как я это писал! — говорил он коту, облизывающемуся после порции сырой печенки.
Критики же отметили великолепное разнообразие стилей, в которых может работать писатель Кактусов.
А читатели?
А те, как обычно. Читали и плакали. Плакали и читали.
Писатель Кактусов и рука Москвы
Началось все — как обычно. Кактусова разбудил телефонный звонок. Это был самый главный редактор. Звонил он очень редко. Настолько редко, что этот звонок был первым.
Рокочущий бас заурчал в ухо:
— Петя? Срочно едь к нам. Дело есть.
Кактусов мучительно пытался вспомнить как зовут Главного, но вспомнить не мог ничего, кроме инициалов — Г.В.
Но не будешь же называть Главного «Уважаемый ГВ»?
— Я, вообще-то в тысяче километров от Вас… — напомнил Кактусов, раздирая распухшими пальцами слипшиеся веки. Только час назад он закончил четырнадцатую главу пятого тома его фантазийной трилогии. Или дилогии? В этих литературных терминах Петя все время путался.
— Как раз к завтрашнему утру успеешь. И не жмоться. Ты же гонорар получил недавно.
— А что случилось то?
— Завтра все узнаешь, — ответил Главный и бросил трубку.
Как все редактора он предпочитал короткие фразы длинным.
Кактусов долго думал, пытаясь сфокусировать взгляд на покосившейся люстре. Думать было нечем — иссохший мозг требовал орошения. Холодильник внезапно оказался пусть. «Все равно на улицу выходить» — подумал Петя, почесав кота между ушей.
Потом насыпал ему сухой еды с расчетом на двое суток. Взгляд кота на еду был очень красноречив. Поэтому, Петя убрал все тапки в шкаф. Потом открыл дверь на балкон. Почистил зубы и кошачий лоток. Надел свой единственный костюм и отправился в долгий путь. Путь шел через пивной киоск, через вокзал, еще через один пивной киоск и еще… А потом вагон-ресторан, мелькающие поля-леса-бутылки…
Здравствуй, Москва! Как много в твоем духе для сердца русского! Шавермой пахнет, перегаром. Бензином, шлюхами, бомжами. Рекламой, золотом, деньгами. Азербайджанцами, ментами… Москва, как много ты дала нам! И еще больше ты — взяла…
Кактусов одернул себя. Еще не хватало взлет писательской карьеры закончить поэтическим самоубийством.
Через пару часов он был в издательстве.
— Слушай внимательно, Петя, — Главный был добр, элегантен и небрит. — Я тут договорился. Мы тебя раскручиваем как модного писателя. И оплатили твое участие в радиопередаче.
— Где? — изумился Кактусов.
— В радиопередаче. Прямой эфир, все дела. Радио «Рука Москвы». Слышал?
— У нас, в Больших Крокодилах, оно не работает.
— Ну, оно рассчитано на изысканную публику, — небрежно смахнул соринку с вельветового пиджака Главный.
— Как тот жираф? — невинно спросил начитанный Петя.
— Как жираф? — не понял Главный.
— Жираф. Изысканный. В жопу, — спошлил Петя и немедленно испугался. — Это цитата. Гумилев. Да.
— Ха-ха-ха! — зарокотал Главный. — Шутка, да. Ценю юмор!
А потом внезапно прервал смех:
— Так не шути там. Они, хоть и, правда, все изысканные, но такого юмора не понимают.
— А что мне делать-то там? — спросил Кактусов.
— Тема передачи — «Вторая мировая война в преломлении современной художественной литературы». Во как!
— А я тут причем! — испугался Кактусов — Я в ней ни сном, ни рылом, в этой литературе!
— А ты это… Как там у классиков? Больная совесть нации. Надеюсь, не инфекционно больная! Хо-хо-хо! — опять засмеялся Главный, но уже не так натужно. — Поэтому поедешь, скажешь чего-нибудь. Можешь просто головой кивать. Только громко кивай, чтобы позвонки хрустели. Все-таки не телевидение. Тебя там слышно должно быть.
— Так я же фантаст!
— Вот фантастику и говори. Читатель, тьфу, слушатель «Руки Москвы» это любит. Маркетолог просчитал, что эта передача повысит уровень продаж на полтора процента.
— А мне что с этого будет? — осторожно поинтересовался Кактусов.
Главный перехватил его взгляд на шкаф с коньяками.
— Не налью. А то опять стриптиз в бухгалтерии устроишь, как в прошлый раз. Помнишь?
Кактусов помнил, но сделал вид, что не помнил.
— Аванс под допечатку выдам. После эфира. Тридцать процентов. Согласен?
На таких условиях Кактусов был согласен даже про геноцид в древнем Шумере порассуждать.
Поэтому ровно в три часа он вошел в студию, над которой горела зловещая надпись: «Молчать!»
Там его ждала чашке кофе, толстая ведущая и какая-то очкастая тетка с геморройно сжатыми губами.
— Петр Сергеевич? Ваше место тут, — показала тетка на кресло, над которым дамокловым мечом висел микрофон. Петя осторожно уселся в кресло, которое немедленно заскрипело под его пивным весом.
— Тихо! — зашипела на него толстая. Наверное, ведущая. Кактусов послушно замер и подумал: «А все-таки хорошо, что фляжка с собой…»
— Десять секунд! — раздался зловещий голос за спиной. Кактусов подпрыгнул, немедленно заскрипев.
— ЦЫЦ! — цыцкнула толстая.
Голос оказался динамиком. А хозяин голоса оказался за стеклом — козлобородый дядька в кепке. «Режиссер…» — благоговейно замер Кактусов.
— Рууука Маасквыыыы, — запели ангелочки над головой. Кактусов вышел в мировой эфир и немедленно кашлянул. Но этого никто не заметил, потому как толстая немедленно затараторила:
— Добрый, добрый вечер, уважаемые наши радиослушатели! И он будет еще добрее, если вы останетесь с нами. Всегда ваша — Фекла Толстая!
И заиграли фанфары. Пока они играли, Кактусов удивлялся совпадению фамилии и телосложения.
— Итак, тема нашего сегодняшнего разговора — «Вторая Мировая в преломлении современной художественной литературы». Я, Фекла толстая, подчеркиваю — современной и от этого художественной. У нас в гостях сегодня ведущие эксперты писатель-фантаст Петр Сергеевич Кактусов…
Над головой Кактусова загрохотали аплодисменты. Он пригнулся, мечтая о воронке, в которой можно было бы спрятаться…
— И известнейший сценарист Глиииис… Датая!
Аплодисменты взорвались канонадой.
— Итак, — продолжила толстая Толстая, — начнем. Глис, расскажите о последнем вашем фильме. О чем он?
— Он о судьбе. О судьбе пГостых людей, попавших в жеГнова истоГии, — Датая закатила глаза за веки, прикрытые стрекозиными очками, и начала грассировать изо всех сил. — Это судьба нескольких поколений — от декабГистов, обретших свободу в сибиГских кандалах — до нас, пГостых Гусских женщин, уничтоживших кГасную импеГию.
— А каким образом, они разрушили эту самую империю? — поинтересовалась Толстая.
— А вы помните, каким дефицитом в СССГе была туалетная бумага? Нам, молодым женщинам пГиходилось пользоваться наждачной. А за неймением оной — мы ходили в душ. Но нечасто, потому что гоГячая вода шла только по пГаздникам. А так как в эти дни совковые сантехники непГеменно напивались до усГачки, мы повышали Гасход воды. ПГогнившая система совкового ЖКХ Гухнула, а вслед за ней Гухнул и так называемый Советский Союз.
