Эдуардо Де Филиппо - Неаполь – город миллионеров
АМАЛИЯ (примирительно). Бригадир, у нас тут близко хорошее убежище… Не будем же из-за пустяков…
ЧАППА (закуривая сигарету, холодно). Если вам страшно, можете идти! Грех оставлять покойника одного. Я его покараулю! (С наслаждением курит.)
«Монахини» встают и прощаются женскими голосами.
ПОП. Мы уходим!
ПАСКУАЛИНО. Мы пошли!
Выбегают, не обращая внимания на то, что сзади у них видны залатанные брюки.
ЧАППА (заметивший это, продолжает игру, иронически). Монахини-то в штанах!
Слышны первые выстрелы зенитной артиллерии.
ЧАППА (к Дженнаро). Покойник, послушай меня: вставай и пойдем все вместе в убежище!
ПЕРВЫЙ АГЕНТ (поддавшись панике). Бригадир, не будем рисковать.
ЧАППА (упрямо). Если тебе страшно, иди!
Изредка вдали слышны глухие взрывы бомб, падающих на город. Амалия в панике прижалась к левой стене, обнимая детей, как бы защищая их. Эррико и Аделаида тоже прижались к степе.
ПЕРВЫЙ АГЕНТ (после сильного взрыва). Бригадир… (Решительно.) Я ухожу! (Убегает, за ним — второй агент.)
ЧАППА (по мере приближения взрывов, обращаясь к Дженнаро с внешним спокойствием). Эта бомба, пожалуй, поближе… Уже слышны и самолеты… А это вот пулеметы…
Еще один взрыв, ближе и сильнее.
Ага! Ага! Ну, если бомба упадет на нас, нам крышка. Это же не дом, а так, игрушка!
Бомбежка усиливается. Взрывы следуют все чаще, иногда стекла входной двери дрожат. Бригадир остается тверд и невозмутим и не спускает глаз с Дженнаро. «Покойник» еще более невозмутим и недвижим, чем он. Зенитные орудия постепенно затихают. Взрывы слышатся все реже и дальше. Наконец наступает тишина, опасность миновала.
(С чувством облегчения обращается к Дженнаро.) Выходит, ты умер взаправду: бомбы на тебя, как на мертвого, не производят впечатления…
Дженнаро и глазом не моргнет.
А ты упрямый покойник! (Встает со своего стула, подходит к спинке кровати и, опершись на нее, как на подоконник, говорит, обращаясь к «покойнику».) Встань! Послушайся меня, встань, для тебя же лучше будет! (На мгновение выходит из себя и трясет спинку кровати обеими руками.) Тебе говорят или нет: встань!
Дженнаро не подает признаков жизни.
(Обходит вокруг кровати и палкой поднимает край одеяла, обнаруживая под ним запасы всяких продуктов.) Смотрите-ка, сколько здесь добра-то всякого!
После паузы слышен протяжный сигнал сирены: «Отбой». В переулке возобновляются беготня и шум: «Кончилось!», «Где же Нанничелла?», «Дайте дорогу, что это за хамство?!», «Дженнарино!», «Чья это туфелька?», «Пожар вон там, внизу», «В соседнем переулке в дом попало», «Пожарные!». Слышна сирена пожарной автомашины.
(Смотрит на Дженнаро уже с восхищением. Почти забавляется.) Браво! Браво! Ты не умер, я же знаю. Я в этом уверен. Держишь под кроватью контрабанду. Но я тебя не арестую. Святотатство трогать покойника, но еще большее святотатство — поднимать руку на такого живого, как ты! Не арестую я тебя! (Пауза.) Ну доставь мне удовольствие, пошевелись… Я даже обыск не буду делать…
Дженнаро, очевидно, не верит этим лестным обещаниям.
(Продолжает.) Если ты пошевелишься, я тебя не арестую… Честное слово!
Для Дженнаро честного слова было бы достаточно, но он ожидает другого обещания.
(Догадывается и серьезным, решительным тоном тотчас же говорит.) И обыск не буду делать. Честное слово!
ДЖЕННАРО (уступая, все же предупреждает Чаппу). А если арестуете, то вы последний мерзавец!
ЧАППА (довольный тем, что не ошибся и разгадал игру с самого начала, сдерживает свое слово). Даю слово, не арестую. Но помните, что я не дурак!
ДЖЕННАРО (усаживаясь в кровати, удовлетворенно). И я тоже, бригадир!
ЧАППА (широким жестом, великодушно, по — испански раскланиваясь). Синьоры, до свидания. (Идет к выходу.)
ВСЕ (отбросив притворство, с большим уважением прощаются с великодушным бригадиром, который оказывается «не дурак»; все искренне выражают ему свое восхищение). Всего хорошего!
АМАЛИЯ. Всегда к вашим услугам, бригадир… Чашечку кофе?
ЧАППА. Нет, спасибо, я уже пил.
Между тем Дженнаро слез с кровати и присоединился к хору приветствий; вместе со всеми он провожает бригадира к выходу в переулок.
Действие второе
После высадки англо — американцев. Комната донны Амалии блещет чистотой и показной роскошью. Стены цвета цикламена, потолок молочного цвета, украшен позолотой и лепкой. В глубине сцены больше нет каморки донаДженнаро. Там видна стена, до определенной высоты и на полтора метра в ширину покрытая белыми керамическими плитками, эта стена служит спинкой для мраморной подставки, вделанной в стену. На этой подставке торжественно высится огромная блестящая кофейная машина. Вся мебель новая, полированная, в современном стиле. На двуспальной кровати — роскошное покрывало желтого шелка. В переулке перед изображением мадонны дель Кармине цветы засохли, свечи погасли; видны, однако, новые украшения, и также пять электрических лампочек, заключенных в стеклянные шары. Амалия тоже стала совсем другой: она нарядная, обвешана драгоценностями и, пожалуй, выглядит моложе. При поднятии занавеса она стоит перед зеркалом и поправляет прическу. На ней платье из тонкого шелка, чулки и туфли в тон одежды. Волосы обильно напомажены, в ушах длинные висячие серьги.
Из передней слышны неясные голоса бродячих торговцев, напоминающие о Неаполе времен Бурбонов. Оживленное движение в переулке создает впечатление, что наступила «свобода» и что съестные припасы продаются в изобилии. Голоса торговцев: «Великолепные куры!», «Перец, баклажаны!», «Кто курит? Кто курит?», «Картофельные котлеты, с пылу с жару!», «Американские сигареты!», «Свежая рыба!», «Кремни для зажигалок!».
Амалия берет с туалета большой флакон одеколона и смачивает себе руки и шею. Затем наливает немного одеколона на левую ладонь и брызгает им на мебель и на пол.
Входит Ассунта — племянница донны Аделаиды Скъяно; она живет с теткой в соседнем доме. Одета в черное, серьги тоже черные. Это траур женщины из народа. Ей года двадцать четыре. Непосредственная, общительная, немного рассеянная. Все рассказывает кому угодно, как о себе, так и о других; это, разумеется, часто приводит к ссорам, создаст неловкое положение. В таких случаях Ассунта, чтобы выпутаться, глуповато улыбается и заканчивает прерванную речь: «гм… ах… да…» — а затем разражается истерическим, неудержимым смехом. Увидев Амалию, Ассунта останавливается и показывает ей наполовину развернутый сверток.
АССУНТА. Донн’Ама. посмотрите, какой хороший кусок мяса. Завтра мы из него сварим суп.
АМАЛИЯ (безразлично). И правда хороший!
АССУНТА (льстиво, заискивая). Хотите взять его себе? А я пойду куплю другой кусок для нас. По пятьсот лир.
АМАЛИЯ. Не-ет… Для ужина у нас уже все готово.
АССУНТА (понимающе). Я знаю… Красавчик нас тоже пригласил, меня и тетю. Поэтому мы будем варить суп завтра.
АМАЛИЯ (хвастливо). Да, он многих приглашал…
АССУНТА. Как здоровье Ритуччи?
АМАЛИЯ. С Ритуччей что-то не очень хорошо.
АССУНТА. Тетя с ней?
АМАЛИЯ. Я ее попросила побыть немного. Девочка успокаивается, когда около нее донна Аделаида.
АССУНТА. Она умеет обращаться с детьми… Пойду отнесу мясо… Разрешите… (Уходит.)
Входит Тереза, за ней — Маргерита. Это две простые девушки, они сильно накрашены и разряжены в яркие цвета. Каблуки чрезмерно высоки, а юбки слишком коротки.
ТЕРЕЗА. Добрый день, донн'Ама!
АМАЛИЯ. Добрый день.
МАРГЕРИТА. Мария Розария готова?
АМАЛИЯ. Я видела, она одевалась. Куда это вы идете в такой час?
ТЕРЕЗА. Так, прогуляться.
АМАЛИЯ. Будьте осторожны с этими прогулками. Я уже сколько раз говорила своей дочери… Например, этот английский сержант, что ходит с ней, кто он? Почему не знакомится? Почему не представится мне?
