Евгений Подгаевский - Муха, или Шведский брак по-русски
Тут обмотанный мужик взревел:
— Катя, не надо! Это не она, она не виновата, это я сам, сам, ну клянусь, сам, она меня поначалу отталкивала, отбивалась, это я сам, сам!
— Что сам? — спросила баба с факелом, приостановившись.
— Приставал.
— Где?
— Да в подсобке, где! Можно сказать, силком…
— Это Дуську-то силком?
— А что ей оставалось делать среди ящиков с карамелью? Куда деваться? Ты скажи ей спасибо, что заявление не написала!
— Ах ты, стервец! Тебе дома мало, да? Дома мало? Да я сейчас тебя самого запалю!
Василий сокрушённо покачал головой, обратившись к Пете:
— Вот к чему приводит пренебрежение правилами конспирации.
Внушительная тётка с факелом стала медленно подходить к обмотанному мужику. Полыхающий огонь угрожающе приблизился к срединной части его тела, сикось-накось замотанной лентами липучки.
Толпа ахнула.
— Катька, не делай из Тимохи Жордану Бруну, это ж муж твой! — буквально взвизгнул Федька-гармонист.
— Окстись, Катерина! — закричал кто-то в толпе.
— Пожалей, пожалей его! — раздались голоса — и мужские, и женские.
И вдруг отчётливо из толпы прозвучало совершенно другое:
— Так им и надо! Им ещё и мало будет!
Все в толпе как-то разом замолчали и повернули головы. Это сказала маленькая женщина с тонкими злыми губами.
— Кому это «им»? — громко и чётко раздался в тишине возмущённый зычный голос Василия. — Где Вы видите «их»? Там стоит только один.
— Нет! — ответила женщина со злыми тонкими губами. — Там их стоят миллионы.
И тут толпу словно прорвало. Кто-то возмущённо стал кричать на эту злую женщину, а кто-то, наоборот, защищать. Галдёж стоял жуткий, как во время кормёжки на птицефабрике. И этот кудахтающий курятник вдруг как бы разделился на два противоборствующих лагеря. И вот что примечательно: если все мужчины находились только в одном лагере слева, то женщины размахивали руками и слева, и справа.
Но что это? Что это такое послышалось? Галдёж стал вдруг стихать, а лица снова поворачиваться к центру площади.
Там внушительная тётка уже давно бросила факел вниз, себе под ноги, и теперь, опустив голову, громко, тяжело рыдала, сотрясаясь всем туловищем. И была это уже никакая не внушительная тётка — это навзрыд плакала очень несчастная женщина.
- Катенька, не плачь, — говорил ей обмотанный щупленький Тимофей. — Лучше подвесь меня вниз головой, только не плачь, я этого не вынесу.
И тут снова раздался над площадью зычный, командирский голос Василия:
— Тимофей! Чего стоишь? Веди женщину домой!
Рыдающая женщина и обмотанный мужик повернулись ко всем спиной и медленно пошли прочь. Рядышком — большая и маленький.
Притихший народ потихоньку стал расходиться. Вася с Петей молча стояли, почёсывали то носы, то затылки. Две взволнованные селянки, проходя мимо, одарили их явно недружественными, априори осуждающими взглядами.
— А на нас-то вы что уставились?! — вдруг разом гаркнули на них Вася с Петей.
Вскоре они остались на площади одни.
— Теперь я вижу, ты настоящий командир, — с уважением сказал Петя. — Признаю: ты старший сержант, а я рядовой.
Василий усмехнулся:
— Только вот старший сержант Штопоров никак не может понять: почему не верёвками, не тряпками и даже не старыми чулками, а именно липучкой для мух? Почему, рядовой Ситников?
Петя тоже не нашёл внятного объяснения:
— Не знаю, что и подумать, товарищ старший сержант. Уму непостижимо!
Вечером, в спальне, Валя расчёсывалась перед зеркалом, а Петя, обнажённый, уже лежал в постели под одеялом. Ждал.
— Петь!
— А?
— Чего там сегодня на площади случилось, не слыхал?
— Не-а. А что?
— Да, говорят, Катька Куроедова своего Тимоху, голого, липучками для мух обмотала и по площади гоняла. Чтоб с Дуськой-продавщицей не путался.
— Вот зараза!
— Кто?
— Да Дуська, кто! Зачем мужика дразнила?
— Ничего она его не дразнила. Тут ещё разобраться надо, кто кого дразнил.
— Да ну их! Иди сюда, моя принцесса.
Обнажённый Петька без всякого там «Якова» приоткрыл одеяло. Валентина юркнула к нему подмышку. Петя блаженно закрыл глаза. Погладил Валентину. Она его под одеялом тоже. И вдруг тихонько засмеялась.
— Ты чего? — спросил Петька, не открывая глаз.
— Липучками! Для мух! Ой, не могу! Ха-ха-ха!..
Петька тоже, не открывая глаз, затрясся:
— Хо-хо-хо!
— Другое применение им нашла! — со смеху колыхалась под одеялом Валентина. — Хоть в телепередачу про умелые руки посылай. А то такую фигню нам советуют.
— Какую? — открыл глаза Петька.
— Да вот недавно… Показывали, как сделать шлёпанцы из пластиковых бутылок. Ну не уроды? Мы что тут, последние босяки?
Петька снова заколыхался в смехе:
— Хо-хо-хо! Это горлышками вперёд, что ли?
— Нет, — ответила ему Валентина, — горлышки там как раз отрезали.
Вдруг перестала колыхаться от смеха:
— Ты смотри, Пётр. Смех смехом, а Катерину мне очень жалко. Несчастная она. Я такой несчастной быть не хочу. Если вдруг что про тебя узнаю, то очень быстро придумаю, куда тебе эти горлышки с крышечками накрутить! А потом такую клизму тебе поставлю! Для мухи такое наводнение устрою!
Петя даже обиделся:
— Для какой мухи, дура-баба? И клизма здесь при чём?
— Вот тогда и объясню.
Петя недоумённо и обиженно засопел, демонстративно повернулся на бок к стенке.
— Эй, — ткнула его пальцем Валентина. — Эй! В дармоеды решил записаться?
Петя не отвечал.
— Ладно, — сказала Валентина. — Посмотрим.
И выключила свет. Петька тут же развернулся и коршуном набросился на неё.
Днём Петя сидел за столиком во дворе, под яблоней, и чинил старенький транзисторный приёмник тётки Нюрки — приделывал антенну.
— О-хо-хо, — горестно вздохнула тёща, отдыхавшая на крыльце на своей табуреточке. Она как бы изучающее смотрела на ничего не подозревающего Петю.
— Чего это Вы, мама, — спросил Петька.
— Чего только не бывает на свете, — ответила она. — А всё потому, что чужая душа — потёмки. Не мне бы тебе рассказывать и не тебе бы меня слушать, но придётся мне поведать тебе одну историю.
— Что значит «придётся»? Странно звучит, мама. Расскажите, если история интересная.
— Интересная. А тебе полезно будет послушать.
— Вот даже как! Я весь внимание, мама.
— У одного друга была молодая жена, а другой неженатый был. И вот этот холостой всё на неё поглядывал. Не приставал, правда, а только поглядывал и своему дружку иногда чегой-то на ухо нашёптывал. Да мало ли чего можно шептать, ничего плохого она и не подозревала. Но муж нечестивцем оказался. Однажды он подпоил молодую жену да и уступил её своему дружку на одну ночь. Отблагодарил дружка за то, что тот его как-то на охоте из болота вытащил. Проснулась утром молодая жена, а рядом не муж храпит. Забежала, куда глаза глядят, хотела руки на себя наложить. А когда разобралася, что к чему, ушла от мужа. Потому что любила, а он подлецом оказался. Как он только возле неё ни прыгал потом, как её ни упрашивал — не вернулась к нему. А дружок к ней липнуть стал, мол, коли от него ушла, живи теперь со мной. Она назло бывшему мужу согласилася. Между дружками ссоры пошли, чуть ли не волками стали друг на друга смотреть. Однажды прибегает из лесу тот, который второй, бледный, губы трясутся, ружьё в сторону бросает: твой бывший, говорит, из этого ружья, меня убить хотел, стрельнул, да не получилось у него, я выхватил, его на землю повалил. Стали кататься они по земле да и свалились с бугра в болото. Этот выскочил, а того стало засасывать. Уже во второй раз, получается. Как рок какой. А этот-то ему теперь ни руки, ни палки, ни ветки не подал. Мог бы подать, говорит, а вот не подал. Вот так-то. Всю ночь по дому, схватившись за голову бегал, потом собрал котомку — «не будет мне здесь житья» — сказал и ушёл. Больше про него ничего не слыхали. Может, сгинул совсем.
Пока тёща рассказывала, вначале Петька просто слушал. А с момента борьбы у болота Петьке представлялось это всё в картинках. Правда, почему-то вместо молодых и неизвестных мужчин-героев, ему стали видеться он сам и Василий. И Петьке стало очень жалко себя, тонущего в болоте.
Петька молчал, отведя глаза в сторону. Потом осторожно спросил:
— Очень красочный рассказ. Только вот я не понял, мама. Это Вы мне почему и для чего всё рассказали? В какой связи?
— Просто так, — ответила тёща уклончиво. Вздохнула. — По всяким там болотам ходить опасно, лучше не лезть… Щеколду-то в калитке когда починишь?
— Починю, мама, обязательно, починю. Но не сегодня. Вы просто даже и не переживайте.
Петька вышел за калитку на улицу, остановился у ограды из штакетника.
«Она что-то знает. Точно знает… Но откуда?.. Нет, знать она не может, это совпадение. Бывают же совпадения всякие. Люди, вон, и джек-пот выигрывают — это ведь тоже совпадение. Нет, она не знает. Это у меня с ней джек-пот такой. Настоящий-то я никогда не выиграю».
