Стив Мартин - Пикассо «Ловком кролике»»
САГО: Тициан! (Берет стакан. ФРЕДДИ переворачивает страницу). Рафаэль! (Выпивает. ФРЕДДИ показывает другую репродукцию). Хм-м, не узнаю что-то…
ГАСТОН: Вы так лихо расправились с предыдущими, а здесь что-то притормозили, а?
САГО: Да он имя под репродукцией закрыл пальцем (Громко хохочет над своей шуткой)! Мы, арт-дилеры, известны своим чувством юмора!
ФРЕДДИ: Здорово! Все отлично! Достаточно.
СЮЗАНН достает рисунок Пикассо и окликает САГО. Тот поворачивается и видит рисунок, САГО улыбается.
СЮЗАНН: А это кто? (САГО берет рисунок).
САГО: Он уже был здесь сегодня?
ЖЕРМЕН: Еще нет.
САГО: Ты с ним встречаешься здесь?
СЮЗАНН: Не знаю.
САГО: Я могу подождать (Еще пристальнее вглядывается в рисунок). Экий пустяк. Кстати, не хочешь ли продать его?
СЮЗАНН: Ни за что на свете.
САГО: Пятьдесят франков.
СЮЗАНН: Он мой навеки.
САГО (уступая): Пусть он подпишет его. Тогда цена возрастет. (Садится).
ЖЕРМЕН (указывая на пейзаж с овцами, висящий на стене): Саго, что вы, как знаток, скажите об этой картине? Что вы видите?
САГО (взглянув мельком): А, это… Я вижу трехпудовую халтуру.
ФРЕДДИ: Что?
ГАСТОН: Мне приспи… (Уходит).
САГО: Я точно знаю, что никто не купит картину в двух случаях: если на ней изображен Иисус Христос, либо овца. Как бы кто сильно ни любил Христа, вряд ли кто на самом деле захочет повесить картину с его изображением у себя в гостиной. Вы сидите там с гостями, выпиваете, а над диваном — Иисус. Как-то не стыкуется. Не говорю уже о спальне. Вам бы хотелось, чтобы Христос взирал на ваши любовные игры? Можно, конечно, повесить Его в кухне, но тогда это будет оскорбительно для Него. Христос, бутерброд с ветчиной. Мне это не по вкусу, а Ему — тем более. Так же вовек не продать картину с голым мужчиной, если, конечно, он не ангел. Почему ангелы предпочитают наготу, я не знаю. По мне, так им просто необходима небольшая сумка или что-нибудь в этом же роде. И в самом деле, если голый мужчина вдруг появится на пороге моего дома и на мой вопрос «кто там?», ответит «ангел божий», я внимательно, черт возьми, его осмотрю, и если у него нет с собой сумки, я не открою ему дверь. С овцами тоже самое, не спрашивайте почему, но их тоже никто не покупает. (Садится).
ГАСТОН (возвращаясь): Вот что не могу понять. Месяц проходит, и одна ночь ничем не отличается от другой. Люди входят, люди выходят. Почему же все дураки являются сразу в одну ночь?
ЖЕРМЕН: Пикассо определенно сегодня заявится.
СЮЗАНН: Надеюсь на это.
ФРЕДДИ: Я тоже. Он должен нарисовать мне меню.
ЭЙНШТЕЙН: Я хотел бы с ним познакомиться.
САГО: Может быть, мне удастся получить от него что-нибудь.
ЖЕРМЕН: Что ж, нам всем нужен Пикассо. Давайте, выпьем за него.
ЭЙНШТЕЙН: Я скажу тост: за… Пи (Все поднимают стаканы. В дверь входит Пикассо, ему 23 года. Он немного похож на роденовского Бальзака, только живее. Выглядит грустным, задумчивым).
ПИКАССО: Весь день думаю о сексе.
ГАСТОН: Я думаю о нем почти 62 года.
ПИКАССО: Сделал сегодня 16 рисунков, два карандашом, остальные — тушью. О чем это говорит? Это говорит о том, что у художника в штанах трещит, что его ум дрейфует от мольберта, сквозь окно, через улицу в лавку бакалейщика, у которого есть дочь. (ЭЙНШТЕЙНУ). Что там с тостом?
ЭЙНШТЕЙН: Ах, да, за…Пикассо.
ПИКАССО: Ну, за него. Интересно, вы говорили о чем-нибудь еще? О погоде, например?
ЭЙНШТЕЙН: В основном о вас.
ПИКАССО: Отлично! Вам повезло! Говорить о ком-то, и этот кто-то — раз и входит. Кстати, как я выгляжу? Только честно. Что это за пятно! (Указывает на пейзаж с овцами). Надо что-то с этим сделать. (САГО). Ты завтра не зайдешь ко мне? Есть, что тебе показать. Нечто в движении. Момент приближается, я его уже чувствую.
ГАСТОН: Как вы что-то рисуете? Кажется, это невозможно.
ПИКАССО: Все дело в руке. А рука начинается здесь (показывает на голову).
САГО: Твоя предыдущая работа очень эффектна. Я сидел перед ней с несколькими друзьями и объяснял им в чем ее суть два часа.
ПИКАССО: Они поняли?
САГО: Не знаю. Через час они ушли. Должен признать, что второй час обрек меня на тяжелый труд в одиночестве.
ПИКАССО: Забудь об этом. Это прокисшая моча, говорю тебе. Нынче все другое. Ничего от прежней манеры. Если бы смог придумать, я бы нарисовал это. Мне нужна идея, тогда через месяц я ее нарисую. Та идея на месяц опередила свое воплощение. Сейчас же она идет впереди карандаша всего в нескольких шагах. Когда-нибудь они поравняются. (Стоит, обращается к окружающим). Знаете, на что это похоже? Если вы можете об этом думать, вы можете это нарисовать? Чувство ясного, неразведенного видения?
ЭЙНШТЕЙН: У меня есть смутная идея.
ПИКАССО: Вы художник?
ЭЙНШТЕЙН: Нет, я ученый, но порой чувствую себя художником.
ПИКАССО (возбужденно): Что ж, помножь это на тысячу, и будет понятно, что я собой представляю (замечает СЮЗАНН, шаркает по полу ногой, как конь копытом землю). Похоже, мы имеем удовольствие…
СЮЗАНН: Да, ты имеешь.
ПИКАССО: Меня зовут Пикассо.
СЮЗАНН: Тебе идет.
ПИКАССО (берет ее руку, проводит по ладони ногтем, она не смотрит на ладонь): Посмотри на это.
СЮЗАНН: Это голубка (достает «свой» рисунок и направляется к САГО). Сколько?
САГО: Пятьдесят франков. (ПИКАССО): Хорошая цена, не так ли?
ПИКАССО (соображая): Да, это справедливая цена.
СЮЗАНН: Цена славы, по все вероятности (Порывается уйти, но останавливается за ПИКАССО).
ПИКАССО (подходит к САГО): Сколько просишь за рисунок?
САГО: Сколько дашь.
ПИКАССО ищет деньги в кармане, но не находит. Берет карандаш и набрасывает несколько штрихов на салфетке, вручает салфетку САГО.
ПИКАССО: Достаточно?
САГО: Даже много, этот подписан.
ПИКАССО берет «рисунок Сюзанн», идет к ней, становится перед ней на колени и протягивает ей рисунок. Она берет его, ПИКАССО идет к выходу.
СЮЗАНН: Подпиши его.
САГО беззвучно аплодирует. ПИКАССО подписывает рисунок.
СЮЗАНН: Я хочу выпить. (Садится).
ПИКАССО (ко всем): А я хочу автомобиль. Саго, могу я получить за свои рисунки авто? Могу я нарисовать фотоаппарат, и ты продашь рисунок, и я смогу купить фотоаппарат? Могу я купить что-нибудь чего мне хочется, если нарисую это?
ЖЕРМЕН (САГО): Он может?
САГО: Пока нет.
ПИКАССО: Не волнуйтесь, потому что я никогда этого не сделаю. И хватит об этом.
САГО: Если тебе нужен фотоаппарат, у меня есть один.
ПИКАССО: Отлично. Минутку, у тебя есть фотоаппарат?
САГО: Да, есть.
ПИКАССО: И где ты его взял?
САГО: Купил.
ПИКАССО: Позволь, если я не могу позволить себе купить фотоаппарат, как ты можешь себе это позволить?
САГО: То, что я покупаю у тебя, я продаю затем вдвое дороже.
ПИКАССО: Вдвое? Вдвое! Это меня угнетает.
ФРЕДДИ: Не так уж и плохо. Я и на выпивке столько не имею…
ПИКАССО: Так, с этого момента я не переношу двух слов: вдвое и дерзкий. (Неожиданно). Господи, как он хорош. Я ненавижу его (Дергается, извивается, гримасничает). Я ненавижу его! Ненавижу (выпрямляется, поворачивается и указывает на пейзаж Матисса над стойкой бара) его! Как только проникнешь в суть вещей, появляется некто и все разрушает. Не так ли? (Берет «Матисса», смотрит на него). Это так ново. Я не в силах даже рассердиться на него. Это не живопись, это — алхимия. Уф! Прямо испепеляющая жара (Садится на пейзаж Матисса). Заберите его от меня, люди! Этот парень может рисовать. Каков он из себя?
САГО: Какой? Честный, талантливый, приятный в общении.
ПИКАССО: Уф!
САГО: Самокритичный.
ПИКАССО: Хорошо. Прямо гора с плеч (усаживается напротив бара, смотрит на пейзаж с овцами). Послушай, Саго, в этом и кроется разница между мной и тобой. Ты смотришь на эту старую грязь и видишь пейзаж с овцами.
