Нил Саймон - Билокси-блюз

Арнольд. Да, знаю, сержант,

Туми. А ты знаешь, Эпштейн, в чем состоит парадокс ситуации? Ты Эпштейн или Эпстайн?

Арнольд. Это как вам угодно, сержант. И то и другое правильно.

Туми. Воя ирония в том, Эпштейн или Эпстайн, что хотя ты ненавидишь каждую клеточку моего тела, насквозь пропитанную дисциплиной; ты будешь тосковать обо мне, когда я уеду… Как тоскует ребенок по груди своей матери.

Арнольд. Вы куда-нибудь уезжаете, сержант?

Туми. А разве я тебе не оказал, что я уезжаю с базы?

Арнольд. Нет, сержант, первый раз слышу. И когда же?

Туми. Третьего апреля 1943 года в семь ноль-ноль… То есть, завтра утром… Я знаю, как вам, ребятам; будет меня недоставать… Но… никакого шума по этому поводу. Никаких подарков, ты меня понимаешь? Если хочешь, можешь в мою честь надраить несколько унитазов и это все.

Арнольд. Куда же вы отправляетесь?

Туми. Это меня отправляют в госпиталь для ветеранов в Дикерсон, штат Вирджиния… Думаю, что в знак благодарности начальство заменит мою стальную пластинку серебряной… Вот тогда я смогу заложить свою голову в любом ломбарде. Что ты на это скажешь?

Арнольд. А надолго вы уезжаете, сержант?

Туми. Ну и тупой же ты, сукин ты сын. Я ведь тебе сказал, что меня отравляют в госпиталь для ветеранов. Оттуда обратно дороги нет. Ты становишься ветераном. Гуляешь в синем махровом халате, вечерами слушаешь радио или сражаешься в шашки с другими ветеранами, которые тоже коротают время, занимаясь плетением корзин… Я же долблю тебе, унитазная ты голова, что моя служба в армии США закончена.

Арнольд. Мне очень жаль, сержант.

Туми. Снова поднимая пистолет. А я не нуждаюсь ни в твоем сожалении, ни в сострадании, Эпштейн… Сострадание может только купить тебе звезду Давида — ее присобачат к твоей плите на Арлингтонском кладбище.

Арнольд. Да, сержант.

Туми. Пусть они забьют в мою голову 65 фунтов болтов и гаек, пусть выдадут мне спецодежду газовщика, я все равно останусь незабываемым и неповторимым старшим сержантом, которого тебе никогда не видать в твоей недолгой, но сладкой жизни, Эпштейн или Эпстайн.

Арнольд. Я в этом уверен, сержант.

Туми. Однажды ночью я услышал из своей комнаты, как вы играли в какую-то игру, и как Джером спрашивал каждого о его последнем желании в последнюю неделю его жизни… И я тоже играл вместе с вами, я тоже положил свои пять долларов в банк. (Вынимает бумажку.) Вот они, мои денежки. Скажи: выиграл бы я эту игру?

Арнольд. Но игра закончена, сержант.

Туми. Нет, погоди, паренек. Она еще не закончена. Ну, ладно. Ты знаешь; что я бы сделал в последнюю неделю своей жизни на этой земле?

Арнольд. Что, сержант?

Туми. Я бы взял одного новобранца, самого большого кретина, который во всем идет против меня, недотепу, сукиного сына и сделал бы из него послушного, дисциплинированного солдата, которым бы гордилась армия. Это была бы моя победа. Вот ты, Эпштейн, и есть тот недотепа, недоделыш, и клянусь богом, прежде чем я отсюда уеду, я этого добьюсь и тогда я заберу свои пять долларов, ты меня слышишь?

Арнольд, Но ведь никто из нас в действительности ничего не сделал. Это была просто игра.

Туми, Игра? Но только не со мной, солдат. Смирно, Эшптейн!

Арнольд. Сержант, вы не в том состоянии, чтобы…

Туми. СТОЯТЬ! СМИРНО!

АРНОЛЬД вытягивается в струнку.

Сегодня ночью в этой комнате было совершено преступление, Эпштейн. Нарушение армейского устава. Сержант из младшего командного состава, без всякой на то причины или провокации, угрожал жизни рядового, приставив к его виску заряженный пистолет. Вышеизложенный акт был учинен пьяным командиром взвода во время его дежурства… Я и есть тот командир, Эпштейн. И твой прямой долг отрапортовать начальству об этом скандальном случае…

Арнольд. Зачем… все это, сержант?

Туми. А затем, что я вдрызг пьян и опасен. И твой прямой долг, Эпштейн, отобрать у меня заряженное оружие.

Арнольд. Мне и в голову не приходило, что вы хотите застрелить меня; сержант.

Туми. ОТБЕРИ У МЕНЯ ОРУЖИЕ, ЧЕРТ ТЕБЯ ПОБЕРИ!

Арнольд. Что вы говорите? Как я смею отобрать у вас оружие?

Туми. ПОТРЕБУЙ его у меня, жалкий ублюдок, или я вышибу твои тухлые мозги!

Арнольд (успокаивая его). Ну хорошо… хорошо… Я могу взять у вас ружье, сержант?

Туми. ПИСТОЛЕТ, болван!

Арнольд. Я могу взять ваш пистолет, сержант?

Туми. Бери его силой из моей руки.

Арнольд. Брать силой?

Туми. Выворачивай мою кисть! Если можешь!

АРНОЛЬД начинает выкручивать руку, в которой зажат пистолет, после некоторой борьбы Туми разжимает руку.

Молодец!

Арнольд. Уф. Благодарю. А теперь вам нужно хорошо поспать и…

Туми. Для того, чтобы меня обвинить по всей форме, тебе требуются специальные свидетели… Позови взвод!

Арнольд. Взвод?.. Вы хотите… в присутствии всего взвода?..

Туми. ЗОВИ США ВСЕХ, СОЛДАТ!!!

Арнольд (вздохнув, открывает дверь). Эй, ребята! Немедленно давайте сюда. (Туми.) Но все равно ничего между нами не изменит, сержант. Все так же глупо и нелогично как раньше.

Туми. Ну и что? Главное, ты выполнил устав. Раз ты подчинился уставу, Эпштейн, значит, я выиграл.

В нижнем белье появляются ВИК, СЭЛ, КАРНИ, ЮДЖИН в форме. Все смущены.

Ребята, как вы видите, я пьян и дошел до ручки. Я только что угрожал Эпштейну выбить мозги из его черепка… Рядовой Эпштейн силой отобрал у меня оружие, а меня самого объявил арестованным. Все вы свидетели.

Все присутствующие с недоумением переглядываются.

Рядовой Эпштейн сейчас поведет своего арестованного в штаб, где он выдвинет против него обвинение… Со своей стороны я бы хотел добавить, что рядовой Эпштейн проявил исключительное мужество и выполнил свой долг как образцовый солдат. Я представляю его к награде. На его лице торжествующая улыбка. Солдат, я готов … Не будем терять время, Эпштейн, пошли.

Эпштейн. Я не пойду. Я не собираюсь вас обвинять.

Туми. Вспомни, чему тебя учил твой отец, Эпштейн… прояви это к человеку, который завтра уезжает в Вирджинию.

Арнольд. Пусть наказание будет таким же, какое мы все получаем.

Туми. Делай как хочешь. Но только пусть оно будет заслуженным и справедливым.

Арнольд. Сержант Туми…

Туми. Хо!

Арнольд. Я снимаю с вас жалобы и обвинения при условии, что вы сделаете 200 выжиманий.

Туми. Я принимаю, Эпштейн, твое предложение, в нем есть сострадание к Туми. Твое предложение принято, Эпштейн. В нем есть сострадание.

Арнольд. Благодарю. Сержант Туми, пожалуйста, на пол. Открывайте счет!!!

Туми. Слушаюсь, рядовой Эпштейн.

Валится на пол, начинает делать выжимания. Сначала медленно, потом все быстрее.

Раз-два-три-четыре-пять…

Сэл. Это невероятно, просто какая-то мистификация.

Туми. Девять-десять-одиннадцать — двенадцать…

Сцена уходит в темноту. ТУМИ продолжает выжимания.

На авансцене ЮДЖИН.

Юджин. Эпштейн был абсолютным победителем в этой игре — ведь именно его фантазия реально осуществилась… В каком-то смысле оба они победили — Туми также удалось на один момент преватить Арнольда в самого послушного солдата нашего взвода. На следующий день Туми отбыл в госпиталь для Ветеранов в Вирджинию, и мы никогда его больше не видели…Наш новый сержант был человек разумный, логичный и порядочней, но через месяц учений под его началом, мы поняли, как нам не хватало сержанта Туми… Никогда нельзя недооценивать тот стимул, который нам дает эксцентричный, непредсказуемый характер…

Мы с Дэзи три раза в неделе обменивались письмами, и я дважды навестил ее в Галфпорте, но во время нашей встречи мы только держались за руки. То ли я был чересчур скромен, то ли она была чересчур католичкой… И, наконец наступил наш последний день в Билокси. Курс подготовки закончился, и нас должны были отправить за океан.

Появляется ДЭЗИ, в сумке тетрадь.

Юджин. Привет?

Дэзи. Привет!

Протягивают друг другу руки и не размыкают их.