Нил Саймон - Билокси-блюз

Юджин. Если я не буду шевелить губами, то я не смогу шевелить ногами.

Дэзи. Тогда уж лучше поговорить, чем считать?

Юджин. О'кей. Постараюсь… Меня зовут Джин… (Тихо) Раз-два, раз-два. Виноват.

Дэзи. Хорошо. Делаешь успехи… Просто так — Джин?

Юджин. Ну, если хочешь, полный вариант: Юджин Моррис Джером. А тебя как зовут? ДЭЗИ. Дэзи.

Юджин. Дэзи? Вот чудеса: Дээи — моя любимая героиня.

Дэзи. Дэзи Миллер или Дэзи Вьюкенен?

Юджин. Дэзи Бьюкенен… из „Великого Гэтсби“ — это одна из самых замечательных книг в мире… А „Дэзи Миллер“… я никогда не читал. Хорошая книга?

Дэзи. Прекрасная. Хотя я предпочитаю ''Великого Гэтсби». Нью-Йорк в двадцатые годы просто восхитителен.

Юджин. Да, да, конечно… Ведь я сам родился в Нью-йорке. Но тогда я мало что видел из своей коляски. Но он и теперь по-прежнему удивительный город. А что еще?

Дэзи. Что — что еще?

Юджин. Какие книги еще ты читала? Не только с именем Дэзи на обложке?

Дэзи. Конечно же, нет. «Анна Каренина» — имя тоже, между прочим, на обложке… «Анна Кристи» — пьеса Юджина О'Нила,

Юджин. ЮДЖИН О'Нил. Драматурги с именем Юджин, тоже мои самые любимые. Давай посидим. Я три раза наступал тебе на ноги, но ты не сказала ни слова. Потому тебе надо отдохнуть.

Садятся.

Просто не верится, что можно вот так просто с кем-то поговорить, здесь, в Билокси на Миссисипи.

Дэзи. Тебе не нравится Билокси?

Юджин. Это неплохой город… даже хороший… вполне приличный… Но я его ненавижу!

Дэзи. Мне он тоже не очень нравится. Я сама из Галфпорта, как и вся моя семья.

Юджин. Из Галфпорта?! Ты не шутишь? У меня есть знакомая в Галфпорте.

Дэзи. Вот как? Кто такая? Быть может, я ее тоже знаю.

Юджин. Навряд ли. Она работает в магазине одежды… А ты там учишься в школе?

Дэзи (кивает). Да. Святой Девы Марии. Католическая женская школа. Ну, мне надо идти. Мы должны танцевать с разными партнерами. И с каждым не больше десяти минут. Иначе святые сестры будут нервничать.

Юджин. Но десять минут еще не прошли… Пожалуйста, не уходи!.. Мне так приятно с тобой побыть…

Дэзи. Ну, хорошо… Еще несколько минут.

Юджин. Хочешь выпить кока-кола или еще чего-нибудь прохладительного?

Дэзи. Но это в другом конце зада. Не стоит идти.

Юджин. Ты права. Послушай, быть может, это предубеждение, но я не думал, что на юге есть такие девушки, как ты… с которыми так легко говорить.

Дэзи. Конечно; есть, потерь мне. Я-то сама не южанка. Я выросла в Чикаго. Отец там работал в газете. Затем он получил должность главного редактора «Экзаменера» в Новом Орлеане. Но сначала он на полгода ушел в отпуск, чтобы написать книгу.

Юджин. Твой отец писатель? Это невероятно, ведь я сам хочу стать писателем. Послушай, ты не обидишься, если я скажу, что ты очень хорошенькая.

Дэзи. Да нет, не обижусь, зачем? Приятно, что мальчики так о тебе думают.

Юджин. И много мальчиков считают тебя хорошенькой?

Дэзи. Надеюсь. Но они не всегда это высказывают, потому что они меня стесняются. Папа утверждает, что я отпугиваю мальчиков моего возраста. Я рада, что тебя я не отпугнула.

Юджин. О нет, конечно. Я сказал тебе, что я из Нью-Йорка.

Дэзи. О чем ты хочешь писать?

Юджин. Еще сам не знаю. Пока вот написал несколько рассказов и свои мемуары. У меня есть тетрадь, куда я записываю все, что думаю и чувствую. Я это делаю с самого детства.

Дэзи. Мой отец тоже последние годы вел дневник. Это побудило его написать книгу. Где-то я прочла о том, как полезно вести дневник — это формирует писателя.

Юджин. Совершенно верно. Кое-кто читал мои мемуары, и они произведи неизгладимое впечатление.

Дэзи. Сестра Мария строго на меня посмотрела. Это значит, что я должна идти. Надо пригласить еще кого-нибудь потанцевать. (Встает). Мне было очень приятно побеседовать с вами, Юджин Моррис Джером. Постараюсь полностью запомнить ваше имя на случай, если оно когда-нибудь мне попадется в печати.

Юджин. Но вы не дали мне своего полного имени, на случай, если я когда-нибудь захочу написать письмо в женскую гимназию Святой Марии в Галфпорте.

Дэзи. Ханниген. Дэзи Ханниген.

Юджин. Дэзи Ханниген. Прекрасное имя. Скотт Фицджеральд должен был бы подумать, прежде чем остановиться на имени Бьюкенен.

Дэзи. Я позволю вам использовать его. Не возражаю, если вы его увековечите. (Протягивает ему руку.) До свидания, Юджин.

Юджин. До свидания, Дэзи… О боже: всякий раз когда я произношу это имя, мне кажется, что я сочиняю роман.

Дэзи. Вы говорите очень милые вещи. И во время всей нашей беседы вы не допустили ни одного промаха… До свидания, Юджин.

ДЭЗИ уходит, ЮДЖИН смотрит ей вслед.

Юджин (в зал). Наконец-то у меня появилась девушка, ради которой стоит жить! Дэзи Ханниген!.. Повторите насколько раз это имя и вы почувствуете; что влюбились… Я знал, что должен ее еще раз увидеть. Когда она мне улыбнулась, я ощутил нечто вроде сердечного приступа, от которого, правда, не умирают, но от которого у тебя кружится голова. Дэзи Ханнинген! Дэзи Ханниген! (Уходит, танцуя в старомодном стиле.)

Высвечивается комната Туми, АРНОЛЬД молча сидит на стуле. ТУМИ на своем кровати большими глотками пьет «бурбонское» из бутылки. Он пьян.

Туми. Пей.

Арнольд. Я не пью.

Туми. Сегодня ты должен выпить.

Арнольд. Почему?

Туми (вынимая пистолет). Потому что я так сказал. (АРНОЛЬД пьет и отплевывается.)

Арнольд. Спасибо.

Туми. Эпштейн, ведь ты ненавидишь армию, не так ли?

Арнольд. Так точно, сержант.

Туми. Что ж, я не осуждаю тебя за это. Армия так же сильно тебя ненавидит. Когда они тебя подобрали, они подобрали кусок дерьма из навозной кучи. Ты, Эпштейн, дерьмо!.. Не возражаешь, что я это тебе говорю? Ведь ты знаешь, что ты есть. Дерьмо!

Арнольд. Коли вы так говорите…

Туми. И я говорю правильно… Я говорю так, потому что у меня в руке заряженный пистолет… И я вдребезину пьян. И если я; вдребезину пьяный сержант, зарядил пистолет и приставил его к голове, набитой дерьмом, которую этот вдребезину пьяный сержант презирает и ненавидит, как бы ты, Эпштейн, оценил данную ситуацию?

Арнольд. Как деликатную… Весьма деликатную.

Туми. А я бы сказал так: «Ситуация, когда человек от страха может наложить в штаны». (Смеется, пьет.) Эпштейн, я буду с тобой откровенен. Сегодня я вызвал тебя к себе с намерением вложить пистолет в твое ухо и всадить пулю в твой черепок.

Арнольд. Что ж, мне очень жаль.

Туми. Еще бы… На твоем месте я бы сказал: «Тревожные вести из дома…» (Нагнулся к нему, говорит ехидно.) Ну, а как теперь идет война? Небось, жалеешь, сукин сын, что когда-то поддел меня?

Арнольд. Всякое бывает.

Туми. Когда ты наступаешь на человека, никогда не трогай его сильное место. А мое самое сильное место — дисцыплина. Я был вскормлен дисциплиной. Я впитал ее о молоком матери и когда мне было пять лет, отец пропечатал ее медной прямой своего армейского ремня на моей голой заднице. И я был ему благодарен за это… Потоку что он сделал меня сильным… Дьявольски сильным. Он сделал меня лидером. Он заставил меня презирать собственную слабость, слабость, которая мешает человеку достичь своей цели в жизни. А цель моей жизни, Эпштейн, побеждать. Будь то моральная победа, духовная, победа над искушением, победа на поле сражения или победа в этих казармах Билокси на Миссисипи. Вот чему меня научил мой отец, Эпштайн. А чему научил тебя твой отец?

Арнольд. Немногому… Пожалуй, двум вещам… Достоинству и состраданию.

Туми (недоверчиво.) Достоинству и состраданию??? Ты опять издеваешься надо мной, Эпштейн?

Арнольд. Кусок дерьма никогда не будет издеваться над вдребезину пьяные сержантом, у которого в руках заряженный пистолет.

Туми (приставив пистолет к виску Арнольда). Не испытывай меня, Эпштейн. Я похороню тебя по достоинству, но без особого сострадания… Какого черта ты всегда издеваешься надо мной, парень? Но я преодолею тебя, переплюну тебя, переживу тебя, и ты это знаешь.