Пьесы - Шоу Бернард Джордж
ДУЛИТТЛ. Да вы прежде разберитесь, хозяин, а потом уже говорите.
ХИГГИНС. Пусть с вами полиция разбирается. Типичный случай – попытка выманить деньги с помощью угроз. Сейчас же звоню в полицию. (Решительно направляется к телефону и начинает листать справочник.)
ДУЛИТТЛ. Да разве я просил у вас хоть фартинг? Вот пусть этот джентльмен скажет: сказал я хоть слово о деньгах?
ХИГГИНС (бросив справочник, идет к Дулиттлу и смотрит на него испытующе). А зачем же вы сюда пришли?
ДУЛИТТЛ (вкрадчиво). Зачем всякий бы пришел на моем месте? Рассудите по-человечески, хозяин.
ХИГГИНС (обезоруженный). Альфред, скажите правду: посылали вы ее или нет?
ДУЛИТТЛ. Вот что хотите, хозяин, – не посылал! Могу хоть на библии поклясться. Я ее третий месяц как в глаза не видел.
ХИГГИНС. Откуда же вы узнали, что она здесь?
ДУЛИТТЛ (меланхолическим речитативом). Дайте мне слово сказать, хозяин, и я вам все объясню. Я могу вам все объяснить. Я хочу вам все объяснить. Я должен вам все объяснить.
ХИГГИНС. Пикеринг, у этого человека природные способности оратора. Обратите внимание на ритм и конструкцию: «Я могу вам все объяснить. Я хочу вам все объяснить. Я должен вам все объяснить». Сентиментальная риторика! Вот она, примесь уэльской крови. Попрошайничество и жульнические замашки отсюда же.
ПИКЕРИНГ. Ради бога, Хиггинс! Я ведь тоже с Запада. (Дулиттлу.) Как вы узнали, что девушка здесь, если не вы ее подослали сюда?
ДУЛИТТЛ. Вот как было дело, хозяин. Девчонка, когда поехала к вам, взяла с собой хозяйского сынишку, прокатить на такси. Он и вертелся тут возле дома, в расчете, что она его обратно тоже подвезет. Когда вы сказали, что оставите ее здесь, она его послала за своими вещами. Тут он мне и повстречался, на углу Лонг-экр и Энджел-стрит.
ХИГГИНС. У пивной? Понимаю.
ДУЛИТТЛ. Что ж тут такого, хозяин? Пивная – клуб бедного человека.
ПИКЕРИНГ. Хиггинс, дайте же ему досказать.
ДУЛИТТЛ. Он мне и рассказал, как и что. Теперь я спрашиваю вас как отец: что я должен был почувствовать и как поступить? Я говорю мальчишке: «Неси вещи сюда», – говорю я ему…
ПИКЕРИНГ. А почему же вы сами за ними не пошли?
ДУЛИТТЛ. Хозяйка бы их мне не доверила. Бывают, знаете, такие женщины; вот она из таких. Мальчишке тоже пришлось дать пенни, а то и он не хотел доверить мне вещи, щенок этакий! Вот я и приволок их сюда: почему ж не оказать людям услугу.
ХИГГИНС. А что там за вещи?
ДУЛИТТЛ. Да пустяки, хозяин. Гитара, несколько фотографий, кое-какие украшеньица и птичья клетка. Платьев она не велела брать. Что я должен был подумать, хозяин? Я вас спрашиваю: что я, как отец, должен был подумать?
ХИГГИНС. И вы поспешили сюда, чтобы спасти ее от участи, которая хуже смерти, так?
ДУЛИТТЛ (одобрительно, довольный тем, что его так хорошо поняли). Так, хозяин. Именно так!
ПИКЕРИНГ. Но зачем же вы принесли вещи, раз вы хотите взять ее отсюда?
ДУЛИТТЛ. А когда я говорил, что хочу взять ее отсюда? Ну, когда?
ХИГГИНС (решительно). Вы возьмете ее отсюда, и сию же минуту. (Идет к камину и нажимает кнопку звонка.)
ДУЛИТТЛ. Нет, хозяин, вы мне этого не говорите. Не такой я человек, чтоб становиться своей дочке поперек дороги. Тут перед ней, можно сказать, карьера открывается, и…
Миссис Пирс приотворяет дверь и останавливается, ожидая распоряжений.
ХИГГИНС. Миссис Пирс, это отец Элизы. Он пришел взять ее отсюда. Выдайте ее ему. (Отходит к роялю с таким видом, как будто хочет сказать: я умываю руки, и больше меня это дело не касается.)
ДУЛИТТЛ. Нет, нет. Это ошибка. Вы послушайте…
МИССИС ПИРС. Но как же он ее возьмет, мистер Хиггинс? Это невозможно: ведь вы сами велели мне сжечь ее платье.
ДУЛИТТЛ. Вот видите! Могу я тащить девчонку по улице нагишом, как обезьяну? Ну скажите сами: могу?
ХИГГИНС. Вы, кажется, только что заявили мне, что вам нужна ваша дочь? Вот и берите вашу дочь. Если у нее нет платья, пойдите и купите ей.
ДУЛИТТЛ (в отчаянии). А где то платье, в котором она пришла сюда? Я его сжег или ваша мадам?
МИССИС ПИРС. Простите, я в этом доме состою в должности экономки. Я послала человека купить все необходимое для вашей дочери. Когда он вернется, вы сможете взять ее домой. Подождать можно на кухне. Сюда, пожалуйста.
Дулиттл, совершенно расстроенный, идет за ней к двери; на пороге он останавливается, колеблясь, потом поворачивается к Хиггинсу.
ДУЛИТТЛ (доверительно). Послушайте, хозяин. Ведь мы с вами люди интеллигентные, не правда ли?
ХИГГИНС. О! Вот как? Я думаю, вы пока можете уйти, миссис Пирс.
МИССИС ПИРС. Я тоже так думаю, сэр. (С достоинством уходит.)
ПИКЕРИНГ. Ваше слово, мистер Дулиттл.
ДУЛИТТЛ (Пикерингу). Спасибо, хозяин. (Хиггинсу, который укрылся на скамье у рояля, стараясь избежать чрезмерной близости к гостю, так как от Дулиттла исходит специфический запах, свойственный людям его профессии.) Так вот, хозяин, дело все в том, что вы мне, знаете, очень понравились, и если Элиза вам нужна, я, так и быть, не стану упираться на том, чтоб непременно взять ее отсюда, – думаю, тут можно будет договориться. Ведь если на нее посмотреть как на молодую женщину, тут плохого не скажешь: девчонка что надо! Но как дочь она не стоит своих харчей, – говорю вам откровенно. Я только прошу не забывать, что я отец и у меня есть свои права. Вы человек правильный, хозяин, я это сразу увидел, и уж кто-кто, а вы не захотите, чтоб я вам ее уступил задаром. Ну что для вас какие-нибудь пять фунтов? И что для меня Элиза? (Возвращается к своему стулу и садится с судейской торжественностью.)
ПИКЕРИНГ. Вы должны иметь в виду, Дулиттл, что у мистера Хиггинса нет никаких дурных намерений.
ДУЛИТТЛ. Еще бы! Если б у него были намерения, я бы спросил пятьдесят.
ХИГГИНС (возмущенно). Вы хотите сказать, бездушный вы негодяй, что за пятьдесят фунтов вы бы продали родную дочь?
ДУЛИТТЛ. Ну, не то чтобы уж продавать, но такому симпатичному джентльмену, как вы, я готов сделать любое одолжение, уверяю вас.
ПИКЕРИНГ. Послушайте, но неужели у вас совершенно нет чувства морали?
ДУЛИТТЛ (не смущаясь). Оно мне не по карману, хозяин. Будь вы на моем месте, у вас бы его тоже не было. И потом, что ж тут такого дурного? Если Элизе перепадет кое-что, почему бы и мне не попользоваться?
ХИГГИНС (озабоченно). Я, право, не знаю, что делать, Пикеринг. Совершенно очевидно, что с точки зрения морали было бы преступлением дать этому субъекту хотя бы фартинг. И все же его требования не лишены, мне кажется, какой-то примитивной справедливости.
ДУЛИТТЛ. Вот, вот, хозяин! Я и говорю. Отцовское сердце все-таки.
ПИКЕРИНГ. Я понимаю ваши сомнения, но все же едва ли можно согласиться…
ДУЛИТТЛ. Вы мне этого не говорите, хозяин. Попробуйте лучше взглянуть на дело по-другому. Кто я такой, хозяева? Я вас спрашиваю, кто я такой? Я недостойный бедняк, вот я кто. А вы понимаете, что это значит? Это значит – человек, который постоянно не в ладах с буржуазной моралью. Где бы что ни заварилось, стоит мне попросить свою долю, сейчас же услышишь: «Тебе нельзя: ты – недостойный». Но ведь мне столько же нужно, сколько самой раздостойной вдове, которая в одну неделю умудряется получить деньги от шести благотворительных обществ на похороны одного и того же мужа. Мне нужно не меньше, чем достойному бедняку; мне даже нужно больше. Он ест, и я ем; и он не пьет, а я пью. Мне и поразвлечься требуется, потому что я человек мыслящий. Мне и на людях побывать нужно и музыку послушать, когда на душе тоска. А ведь дерут-то с меня за все чистоганом – так же, как и с достойного. Что же такое, выходит, буржуазная мораль? Да просто предлог, чтобы отказывать мне во всем. Поэтому я к вам обращаюсь как к джентльменам, и прошу так со мной не поступать. Я ведь с вами начистоту. Я достойным не прикидываюсь. Я недостойный и недостойным останусь. Мне нравится быть недостойным – вот вам, если хотите знать. Так неужели вы воспользуетесь слабостью человека, чтобы обсчитать его на цене родной дочери, которую он в поте лица растил, кормил и одевал, пока она не выросла настолько, что ею уже интересуются джентльмены. Разве пять фунтов такая уж большая сумма? Предоставляю это на ваше рассмотрение и оставляю на ваше усмотрение.
