Когда небо было синим - Оскар Шкатов
– Вы, наверное, знаете, что машины с ГАЗа просто так не уезжают?
– Конечно, наслышан. А какие взносы? Я вот этот недорогой грузовик приобрёл не для себя, а для строительной фирмы, причём из ближнего зарубежья.
– Тогда по прейскуранту и из уважения к вам возьмём по минимуму, десять тысяч рублей.
Меня это приятно устроило, но ради интереса я осведомился:
– А если меня ещё кто-нибудь остановит с подобным предложением?
– Я, Саша Чёрный, контролирую Московское шоссе и гарантирую, что до Москвы у вас никаких проблем не будет. В противном случае можете вернуться и плюнуть мне в лицо.
– Хорошо, с удовольствием вернусь и плюну, – парень был мне симпатичен, а сам разговор вызывал живой интерес.
– Ну, а если кто-то откажется платить?
– Доходит и до перестрелок. В основном это чёрные. Кавказцы предпочитают наши «Волги», а взнос за них доходит до ста пятидесяти тысяч.
Мы ещё некоторое время порассуждали о перипетиях российского бизнеса и по-приятельски расстались.
Где-то около получаса машинка наша спокойно катилась в московском направлении, но потом вдруг мы ощутили чьё-то пристальное внимание. Из окна обогнавшей нас «Волги» высунулась рука с рацией, похожей на пистолет, предлагая остановиться.
– Что делать? – спросил Андрюха.
– Тормози. Всё нормально.
Один из «кожаных» приблизился, но я сразу предупредил события:
– Ребята, я расплатился с Сашей Чёрным.
– Сколько?
– По минимуму, десятка.
Братки связались по рации, вежливо извинились и пожелали нам счастливого пути.
– Кто же в этой стране правит-то, – размышлял я, сравнивая государственный бесхоз и похренизм с дисциплиной и интеллигентностью самостийных структур.
Белоруссию нам пришлось пересечь без остановок, так как бензина не было ни на одной из заправок, и оставалось надеяться только на инерцию. Заглохнуть на границе с Литвой было уже не страшно. С пограничного поста я связался со своими, и навстречу выехал наш механик с полной канистрой.
– Прощай, немытая Россия, – соглашался я с Лермонтовым, ностальгируя по прежним, пускай не идеальным, но привычным и любимым временам. А мой следующий приезд на родину состоялся только через двадцать лет.
ГЛАВА XXXII
Чтобы закрыть автомобильную тему, я вспомню своего одноклассника Алика. В те далёкие школьные годы автомобиль в принципе считался предметом роскоши, а Алик вообще не понимал, для чего он нужен. По его мнению, всё человечество должно сидеть на велосипедах. Нет, где-то он прав, и сейчас многие к этому стремятся. Но он возводил велосипед в ранг идола и фанатично ему поклонялся. А ещё был он профессиональным матерщинником и, когда начинал взахлёб фантазировать о том, как будут воевать в следующем веке и лазерными лучами срезать спицы на велосипедах противника, сопровождая всё это отборным матом, мы откровенно ржали от его сексуально-велосипедного юмора.
Вторая его особенность – это примерно такое же отношение к кошкам. Жил он в небольшом доме с палисадником, и там кошки бродили стадами. Котоводством он занимался самозабвенно, применяя на практике знания, вынесенные с уроков по общей биологии. Комбинируя генотипы, фенотипы, аллели и зиготы, он, как Мичурин от животноводства, скрещивал своих подопечных, вычисляя при этом масть будущих котят.
Как-то захотел он вывести чёрного кота с белыми лапками и ушками. Для этого, согласно формулам, его разноцветной кошке нужен был абсолютно чёрный кот. В стаде такого не оказалось, но мы, одноклассники, помогли Алику, нашли такого, притащили на квартиру и вчетвером залегли в разных концах комнаты. Животные опасливо озирались. Мы стали ползком сближаться, отрезая им пути к отступлению. Но совокупляться без любви они никак не хотели, и на этот раз эксперимент пришлось отложить. Но потом Алик в более интимной обстановке всё-таки довёл дело до конца. И ведь получилось! В помёте оказался и расчётный экземпляр.
Позже я задумался, кем может стать впоследствии человек с такими увлечениями, и не удивился, когда через много лет узнал, что Алик в городской администрации руководит отделом экологии, причём именно в сфере контроля автомобильных загрязнений. Во как! Думаю, он и сейчас перемещается на велосипеде в сопровождении кошачьего эскорта.
ГЛАВА XXXIII
Итак, Союз нерушимый республик свободных успешно рухнул. Однако маленькие, но гордые «республики свободные» ещё не знали, что с этой свободой делать. Пришла пора решать, кому куда, с кем и за кого.
Руководители советского формата в новых условиях адаптироваться не смогли и разъехались обратно по стройкам Средмаша. Главный инженер Палыч за всё время пребывания в Литве из местного лексикона выучил только два слова, одно литовское, а второе матерное с литовским окончанием. Отставной зэк Зыкин за ещё больший срок не освоил вообще ни одного. Понятно, что с таким словарным запасом в литовской документации разобраться было бы сложно.
Уехал мой друг, Витя Иванков, с которым мы скушали пуд соли и ещё больше плова с самогоном. Зачем-то он решил вернуться в свою солнечную Узбекию, из которой потом всё равно пришлось эмигрировать, только теперь уже в Волгоград.
Уехал в Подмосковье и другой друг, Женька Ломов, с которым мы лет десять практиковали вокально-инструментальное творчество по местным городкам и весям. И, что характерно, чем эти веси были меньше, тем душевнее там принимали нас, полупрофессиональных музыкантов и тем обильнее накрывались послеконцертные столы.
Но большинство посланцев Великой державы всё-таки осталось. Мы принципиально решили не покидать город, где уже пустили корни, где родились наши дети. Правда, мне пришлось сменить ориентацию.
Да нет, производственную.
На границах вырастал Железный занавес. Командировки закончились. Главным заказчиком строительных услуг осталась атомная станция. Но зато все работы, связанные с плановыми ремонтами и новым строительством, стабильно и своевременно финансировались. Местным строительным организациям этого пока вполне хватало.
А вот рамки геодезической деятельности резко сузились, и мой генеральный директор Валерич стал поручать мне то охрану труда, то контроль за производством, и постепенно тащил на должность технического директора. Я упирался как мог. За десять лет я настолько привык к интересной и разнообразной вольной жизни, что никуда не хотел. Но, глядя обстоятельствам в лицо, я, конечно, понимал необходимость возвращения на строительную стезю.
Моему шефу, стратегу по натуре, был нужен доверенный руководитель производства, что дало бы ему возможность заняться делом перспективным, а именно, формированием консорциума. В условиях конкуренции надо было создать местный противовес крупным иноземным фирмам. Объединение десяти наших постсоветских предприятий должно было монополизировать местный строительный рынок.
Валерич дипломатично играл на моих чувствах моральной ответственности и сознательности:
– Ты можешь так заговорить зубы, что в результате не поймешь, «да» ты сказал, или «нет». Это очень ценное качество при общении со станционными бюрократами.
В администрации атомной станции, действительно, к каждому клерку требовался индивидуальный подход. Чем дольше номенклатурщик сидит в одном кресле, тем капризнее он становится, а щёки и пузо раздуваются пропорционально самомнению.
Палыч правильно уехал. Он не смог бы работать в таких условиях. Да и Валерич опасался за свою нервную систему, предусматривая возможность сорваться и набить какую-нибудь бюрократическую харю. Я же был пока ещё добрым и дипломатичным.
– Ты давай, руководи предприятием, а мне время от времени сообщай, что там творится, – напутственно успокаивал меня шеф.
– Ну что ж, стерпится – слюбится, – безальтернативно успокаивал себя я.
ГЛАВА XXXIV
Советское материальное наследие, доставшееся нашей фирме, состояло из преимущественно специфического оборудования, строительных механизмов и небольшого автотранспортного парка. Греческое «ГИДРОмонтаж» поменялось на латинское «АКВА», но суть деятельности осталась прежней – всё, что связано с водой. Порядка пятидесяти работников были профессиональными «водяными», а потому мы были постоянно востребованы.
В красивом костюме и при галстуке я вынужден был вращаться среди станционной элиты, получать заказы на подрядные работы, играть в конкурсы и заключать договоры. Галстук непривычно душил бывшую вольную шею, но одному моему коллеге, к примеру, было ещё хуже – из-за его небольшого роста эта деталь имиджа ему вообще по коленкам стучала.
Прорабы мои, впрочем, как и я в юности, очень любили ковшами экскаваторов нарушать покой подземного мира. Один из силовых кабелей, порванный в зоне атомной станции, остановил работу всей нашей фирмы. Государственная инспекция по атомной энергетике грозила предприятию лишением квалификационного аттестата.
Пожалев прораба, я сам коленопреклонённо бил челом об ковёр Госинспекции и пересдавал экзамены на профпригодность в высокой комиссии.
Другой порванный кабель обеспечивал правительственную связь, а потому на генплане не фигурировал. Ну, что ж, раз нет на схеме, значит копай смело. Так что мои ребята порвали его достаточно быстро. Нас потом искали дольше. Двое суток при
