Соблазнение - Лорейн Хит
Хотя они сказали ему, что он их сын, и он поверил им на слово, только в этот момент он по-настоящему почувствовал, что он их сын.
Что она сказала ему в тот унылый дождливый день, когда отсутствие Алтеи принесло ему такую печаль и одиночество? Никогда не извиняйся перед своей матерью за то, что ты такой, какой ты есть.
Кем он был? Наконец-то он понял. Он был человеком, который найдет способ почтить их любовь и свое право по рождению, но он сделает это, следуя велению своего сердца, а не общества.
Он заметил, что танцоры останавливаются, люди перешептываются. Он заметил Чедборна, направлявшегося к лестнице. Он узнавал человека, жаждущего мести, когда видел его, человека, которому не нравилось, когда его обыгрывали в карты. Зверь не смотрел список гостей, не знал, кто был приглашен, пока они не прибыли. Он бы сразу вычеркнул имя этого парня из списка.
— Пожалуйста, извините меня, — сказал он своим родителям.
Его широкие шаги вскоре привели его к Чедборну.
— Повернешься к ней спиной, и я переломлю твой слабый маленький позвоночник пополам.
Он не потрудился смягчить свой голос, чтобы сдержать вспышку гнева.
— Ты не можешь позволить ей полностью спуститься по этой лестнице. Ты не можешь приветствовать ее.
— Я могу и сделаю это. Чего я не могу сделать, так это позволить тебе остаться здесь хотя бы на минуту дольше. Так что либо убирайся отсюда, либо я с большим удовольствием выкину тебя отсюда.
Граф насмешливо посмотрел на него.
— Ты вырос не в Обществе. Ты не понимаешь его правил.
— Слава Богу.
— Когда другие лорды и леди, герцоги, герцогини, графы, виконты, отвернутся от нее…
Он не дал ему времени закончить то, что, вероятно, переросло бы в неприятный разговор.
— Я не потерплю, чтобы кто-то был недобр к ней.
Люди подходили ближе, и он задавался вопросом, делали ли они это с той же целью, что и Чедборн. Если это так, то ему предстояло многих выгнать, но у него было три брата и два шурина, спускающихся по этой лестнице, которые помогли бы ему это сделать. Осознавая шепот, у него было отчетливое впечатление, что его слова повторяют вновь и вновь, так что они достигли самых дальних углов комнаты.
— Уходи. Сейчас же.” — сказал он Чедборну.
— И если ты скажешь ей хоть одно слово, которое заставит ее усомниться в том, что ей здесь рады, ты почувствуешь тяжесть моего кулака на своей челюсти так быстро, что поверишь, что у меня есть способность летать.
Свирепый взгляд этого человека не испугал бы и ребенка. Он повернулся.
— Джоселин, мы уходим.
— Но это же бал. Я хочу танцевать. Ты не можешь прислать за мной карету?
Он казался растерянным, но в конце концов начал подниматься по лестнице. Зверь наблюдал за ним, пока он не прошел мимо Теи, спускавшейся вниз. Насколько он мог судить, граф не сказал ей ни единого слова. Умный человек.
Он посмотрел на леди Джоселин. Она подняла руки.
— Я не собираюсь ничего ей делать.
Затем она начала пятиться вглубь бального зала, как будто боялась, что если она обернется, он обидится.
Готовясь бежать трусцой вверх по лестнице, он обернулся к ним и замер. Она уже была там, перед ним, так близко, что он чувствовал запах гардений. Судя по тому, как далеко позади остались его братья и сестры, она, должно быть, бросилась вниз.
Он не знал, что ей сказать.
"Ты пришла" казалось довольно банальным по сравнению со всеми глубокими эмоциями, переполнявшими его. Ты прекрасна. Я так рад, что ты здесь. Я ужасно по тебе скучал. Это было немного ближе к выражению его чувств, но все равно не дотягивало.
— Здесь. Сейчас.
Ее слова прозвучали тихо, но отчетливо.
Он изучал каждую черточку и изгиб ее лица, ища намек на то, что она подразумевала то, на что он очень надеялся, что она говорила ему то, что он велел ей сделать в ту ночь, когда они лежали в постели и обнажили свои души друг другу, признались в любви друг к другу. В ее глазах были надежда и сомнение. Если он неправильно истолковал то, что она пыталась донести, он выглядел бы дураком перед всеми лордами и леди, набившимися в бальный зал. Его ошибка будет раскрыта, подробно описана и использована для заполнения колонок в газетах сплетен.
Затем он понял, что было бы ошибкой, если бы он упустил этот момент, не рискнув тем, что у него было на это право.
Никогда не было ошибкой целовать ее, обнажать ее грудь в грохочущем экипаже. Не было ошибкой затащить ее в свою постель, заняться с ней любовью.
Очень медленно он опустился на одно колено.
— Я говорил тебе, что, когда я был в Шотландии, было использовано много слов, которых я не знал. Но я услышал одну фразу, и когда я узнал, что она означает, я подумал о тебе. Мо кридхе. Мое сердце. Ты — мое сердце, Тея. Ты всегда будешь им. Пожалуйста, ради Бога, окажи мне честь, став моей женой.
Она едва могла видеть его сквозь пелену слез.
Он был прав. Он не знал мелких, тонких аспектов жизни среди аристократии. Он не знал, что нельзя использовать громкий голос, когда угрожаешь лорду, что слова должны быть произнесены тихо, только для них двоих. Что они не должны подниматься по лестнице, чтобы кружить вокруг женщины и растоплять ее сердце.
И он, конечно, не угрожал сделать что-то варварское, например, переломить позвоночник пополам. Не то чтобы она ни на секунду не подумала, что он не сможет этого сделать или что у Чедборна не слабый позвоночник. Но джентльмены выбирали дуэль.
И он не угрожал выкинуть человека из зала. Джентльмен подал бы знак лакеям, чтобы они это за него сделали.
И ему следовало позвать сюда своих братьев и сестер, поддержать его, а не просить их ждать в фойе женщину, у которой, возможно, не хватило бы смелости прийти.
Так что ему действительно нужна была жена, которая провела бы его через трясину этикета и гарантировала, что он никогда больше не пожертвует своим счастьем ради счастья другого.
— Бенедикт Тревлав Кэмпбелл, граф Тьюксбери, тебе так много предстоит узнать об аристократии, но, похоже, ты знаешь все, что нужно знать о любви. Ты тоже мое сердце. Для меня будет величайшей честью стать твоей женой.
Он встал, заключил ее в объятия и завладел ее ртом с пылкой страстью, которая обычно предназначалась для
