Свора певчих - Даша Игоревна Пар
Для острастки девушка ударила коленом в пах, и с его губ сорвался протяжный стон. Сразу как отпустили, он согнулся, прижимая руки к брюкам, однако Неля не закончила, она наклонилась к нему и прошептала едва слышно: «Тебя никогда не полюбит такая, как она. Полукровки обречены на одиночество. Пора бы уже смириться».
– Замечательные отношения, – громко воскликнула Реми, а когда её попытались придержать, резко оттолкнула мужика, не ожидавшего такой силы в тщедушном тельце. – Просто образцовая ненависть между братом и сестрой. Ты ему завидуешь? Его любили больше, чем тебя, потому выросла такой злюкой?
Девушка подошла к разогнувшемуся, но по-прежнему сдерживающему себя, Филину, чьи глаза так и пылали искренней ненавистью к сестре, отвечавшей точно такими же чувствами. С секунду поймав взгляд зло улыбавшейся Нелли, Реми схватила сзади за шею парня и наклонила к себе, касаясь губами его губ.
Поцелуй должен был только подзадорить сестрицу, однако Реми сама не поняла, почему так и не смогла отпустить рук, и почему от сладости закрылись глаза, опуская их в какой-то лихорадочный дурман…
* * *
Всю дорогу до места Неля молчала, лишь изредка выдавая всякие гадости, намекая на кровосмешение, на низости и порочности братца. Её действительно задел поступок Реми, хотя сначала она всячески выказывала намёки на близость между ними.
– Мой брат кому хочешь пыль в глаза напускает, так что смотри в оба, графинька, втюришься, а там хоп! И останешься в дураках. Такова его порода – взять, что хочется, а потом выбросить, как надобность отпадёт, – ворчала девчонка, и по глазам сидевших в машине мужчин, это её привычная ипостась – ныть до победного. Авось нытьём кто-нибудь, да и самоубьётся, чтобы прекратить пытку.
– За что ты так его ненавидишь? – подивилась Реми, когда они пересекли черту состоятельных кварталов и выехали на окраину, где бараки соседствовали с пустырями и жалкими постройками.
– За то, что родился! – с выражением на лице: «А что, разве это не очевидно?», ответила Неля, самовольно вытаскивая из кармана пиджака водителя самокрутки и прикуривая, раскрыв окно.
Она постоянно оборачивалась с переднего сиденья, на ухабах лихо подскакивая к потолку, настолько ей не сиделось на месте. По жадному взгляду ясно – её очень интересовала Ремия, то, как она одета, как выглядит, о чём думает. Не каждый день встречаешь настоящую графиню!
Этот жгучий интерес выдавал её с головой. Никакая революционная агитация не затмит банального женского любопытства. А ведь Неля была ненамного старше Реми. И прехорошенькая, когда молчала. А рот откроет – и то похабщина лезет, то незамутнённая размышлениями речь. Чаще – чужие мысли и идеи.
– Он – пятно на репутации маман. Надобно было удавить мальца в люльке, но нет же! Папаня прибрал, чтоб досадной оказии не случилось. А потом подкинул пацана под дверь – развлекайтесь с полукровкой сами, мне боле дела нет! Вот же прощелыга! А ведь ещё какой пост видный занимает! – разговорилась та, пока водитель не ткнул её в бок, – дескать много лишнего болтаешь и та, вот удивительно, послушалась и присмирела.
Ревун, что сидел с правой стороны, выудил из пальто плотный платок чёрного цвета и протянул Реми со словами: «Глаза прикрой».
– Серьёзно?! – удивлённо протянула та, но повязку надела, уж больно злобно на неё глянули все четверо.
* * *
Весь путь занял не больше часа и завершился в полутёмном неотапливаемом подъезде, заваленном всяким хламом с паутиной по углам и толстым слоем пыли на подоконниках. Ревуны оставили девушку наедине с Нелей, предупредив, что если Реми выкинет какую-нибудь глупость – до костей порвут.
Потирая плечи и жалея, что ей не дали взять с собой пальто, она скептически оглядывалась по сторонам, дивясь убогости этого места. Прислушавшись, можно было разобрать, как в комнатах на этажах говорят люди, строят свои планы, что-то декларируют, обсуждают, да и просто живут. Но так тихо, незаметно, в доме, аварийном только на бумаге.
– Даже странно, что после всего тебя не охраняли, как зеницу ока, – с сомнением высказалась Неля, сощурив глаза. – Я надеялась подстрелить хотя бы парочку сэв. А так получается ты им совсем не нужна. Оставили на моего братца, предпочитающего стоять в сторонке и наблюдать за событиями.
Реми пожала плечами.
– Может ты и права. Однако, чего ждём?
Грубо схватив сэву за плечо, Неля толкнула её в сторону дальней квартиры. Постучав в дверь и услышав приглашение, она втолкнула внутрь Реми, зажмурившуюся от яркого света.
Прямо напротив в глубоком кресле сидел мужчина в возрасте хорошо за пятьдесят. Иерихон Бельский – известная фигура в политическом мире Ролльской империи, хотя доподлинно его история неизвестна, как это принято у ревунов. Родом откуда-то с северного побережья, пробился наверх благодаря организации стачек рабочих фабрик с целью улучшения условий труда. Зарекомендовал себя как человека жёсткого, не идущего на компромисс, и в решении вопросов не гнушавшегося эпатажных выходок, провокаций, и скорее любителя эскалации конфликтов, чем поисков компромисса.
Реми рисовала себе образ крупной фигуры с пронзительными почти чёрными глазами, пышными устами и крупным носом. Взгляд обязательно с лукавым прищуром, и голос – громогласный, как будто усиленный рупором. Мощь всего движения, заключённая в одном человеке.
Реальность подвела. Иерихон не оправдывал своего громогласного имени, имел залысины, костюмчик потрёпанный и как с чужого плеча. Жилистое лицо с ввалившимися щеками, крупные мешки под серой мутью глаз, тонкие губы, – всё в нём какое-то неказистое, простецкое, как будто перед ней не лидер крупнейшего оппозиционного движения, а человек, живущий в бедности и без радости. Будто дунешь – и ветром унесёт. И голос под стать внешности – картавый, тихий, блёклый. Не ревун, а невидимка в тонких очках.
Она даже подумала, что её обманывают и перед ней не настоящий Иерихон, а подделка.
– Спасибо дочка, а теперича оставь нас, – сбивая слова в кучу, сказал он, отрываясь от листа с крупным лозунгом: «Долой акциз, налог на бедность!»
– Папа, может стоит… – сбросив с себя спесь, как-то сжавшись, осторожно заговорила девушка, пока её отец задумчиво изучал сэву перед собой.
Он курил сигарету с фильтром, угощаясь крепким чаем с лимоном и выглядел до того измученно, будто подвержен тяжелейшей болезни и вот-вот сляжет навсегда в постель.
– Графиня – благородная дама, она не станет громить старые кости в угоду своим эмоциям. Умеет держать себя в руках, – видимо с намёком на какие-то события, заговорил он, и щёки дочки покраснели.
Кивнув резко, Неля перед уходом не удержалась и, вплотную приблизившись к Реми, прошипела: «Хоть пальцем тронешь – удавлю!»
