Облака перемен - Андрей Германович Волос
Ладно, приехали домой… Вечером на радостях Вася выпил лишнего, разговорился. Пора, дескать, нам с тобой по-настоящему жить начинать. А то что ж это, всю жизнь как собака у будки, всю жизнь два пишем три в уме. Баста! Мы с тобой на Мальдивы поедем! В кругосветный круиз отправимся! Машину новую возьмём! Будешь новую машину водить?.. Ну а мне куда деваться… новую так новую, что новую не водить, хоть я и к старой привыкла… машина есть машина, буду, говорю.
Она невесело усмехнулась.
— Часов в десять что-то важное вспомнил, встрепенулся… у него ж Александр, почитай, полгода светом в окошке был, как какой вопрос — сразу к нему советоваться. Необязательно насчёт денег, они с ним и душевно сошлись, всякий бы сказал… Всегда он мог Василию Степановичу что-то дельное посоветовать, какие-нибудь сомнения развеять, подсказать… Вот и решил позвонить. Что не позвонить, если душа в душу… вот и позвонил, — а тот пропал со всех радаров.
Она взглянула на меня и пояснила, хотя я и без того понял:
— Василий Степанович так выразился: пропал, говорит, со всех радаров. Вроде шутка такая… да скоро стало не до шуток. У Василия Степановича три его номера было. У всех, кто деньгами занимается, много телефонов. Дел у них невпроворот, без конца трезвонят друг другу, Вася мне давно объяснял. Ещё жаловался: невозможно, говорит, спокойно толковать с этими финансистами, то у него один мобильник запиликает, то другой. Хорошо ещё долгих разговоров не бывает: молвит два слова буквально, берём там или не берём, продаём или не продаём, по-деловому… видно, что дела их на части рвут, ни минуты не стоят, прямо бешеные кони, — бросил слово кому-то и снова к тебе: слушаю, мол, внимательно, о чём бишь мы тут. Ну и что? Он-то слушает, а у меня мысль ускакала, так Вася говорил… прямо, дескать, зла не хватает с этими финансистами разговаривать!..
А тут пропал отовсюду. По всем трём номерам одно и то же: клиент временно недоступен.
Вася уже с вечера весь осунулся, взбледнул, хоть и выпивши был… Я ещё подумала: что-то нос у него как-то заострился, что ли… да не придала значения. Утром — та же музыка. Наша песня хороша, начинай сначала… Едва десяти дождались, стал он по рабочему трезвонить. Прежде Вася никогда им не пользовался, только после самых первых разговоров поручал кому-то проверить, есть ли такой номер, правда ли в банке, числится ли там такой… всё так и оказалось, без обману, но это давно было, в самом начале, денег ещё не давал. А потом что проверять, если кругом вась-вась и полное доверие. Да и по рабочему его не поймать, вечно он на каких-то совещаниях или в управление уехал… лучше на мобильный. Взялся звонить — что-то не отвечают. Он опять по сотовому…
Весь день вокруг этого и суетились. Да что толку? Недоступен — и хоть ты что делай.
А если у самого Васи телефон вдруг оживал, так он прямо подпрыгивал. Вот оно! Наконец-то!.. Может, в аварию попал или в метро застрял, потому и был в недоступности — а теперь прорезался!.. Он ведь человек-то верный, твёрдый, честный, неподкупный, не может подвести!.. Ведь сколько раз мог обмануть, а нет, лишний раз честность свою доказывал… снова и снова доказывал!..
Подпрыгнет, на экран глянет… опять не то.
День прошёл… ночь он ни копеечки не спал. Я задремлю, он всё ходит, глаз не сомкнул. Ну а утром-то и случись… Тут у нас, слава богу, своя «скорая» есть. Привезли мигом, да толку… он через день прямо там, в реанимации. Врач сказал, глупо было и надеяться. Мол, при таком раскладе никакой надежды. — Василиса Васильевна вытерла платочком глаза. — Да как же не надеяться-то, господи!.. Хоть понадеяться напоследок!..
— Да…
— Ну и всё… всё, Серёжа, понимаете?.. Ну а раз так, — сказала она нормальным голосом, — так тут опять дела. Да какие. Прямо делища. Плачь не плачь, а хоронить надо?
Она пытливо на меня смотрела. Я вынужденно кивнул.
— Вася заранее позаботился, когда ещё купил на Перепечинском. Мы ведь с ним так и не зарегистрировались. А там у них в случае чего строгости: кого к кому можно, кого нельзя, незарегистрированную в случае чего не положат, хоть ты их озолоти. Так он два участка оформил, два бок о бок: один на себя, другой на меня, у меня отдельное свидетельство. Всё ясно, да?
Снова посмотрела, и снова мне пришлось пожать плечами:
— Да уж куда яснее…
— Вот и я говорю. А Лилианка на этом месте словно с ума сошла. Нет, кричит. Что за глупости, Вася! Что ещё за Перепеченское?! Никакого Перепеченского! На Новодевичьем будем! Папа знаменитый режиссёр! Сколько для страны сделал!.. Господи, говорю, Лилианочка, окстись. Я бы и рада, да как же мы это сможем?! Если бы Василий Степанович сам этим занялся, у него бы, может, и получилось. Всё-таки у Васи кое-какие серьёзные связи были. Хотя тоже бабушка надвое сказала, дело-то и при больших связях неподъёмное. Но этого я не стала ей говорить, ведь смотрю — просто не в себе… Мы-то, говорю, мы-то с тобой, две идиотки, как можем такое осилить? А она и отвечает: а нам и не надо, за нас Александр всё сделает. Александр для неё никаких денег не пожалеет. Александр такой, он всё может, он добьётся, чтобы отца на Новодевичьем положили! Каково?
Я пожал плечами.
— Он нарочно её с ума сводил, — убеждённо сказала Василиса Васильевна. — И свёл. Специально, чтобы она отца умасливала. Ну или чтоб лишнего сомнения в него не вселила. Про заграницу ей мозги морочил: в Африку с Америкой поедут они свадьбу играть. Насилу она его отговорила от Африки с Америкой: кое-как на Путевой дворец согласился, всё фыркал, мол, зря она от земли оторваться боится и напрасно за подружек держится, которым ради такого дела за границу махнуть деньжат не хватит, она теперь совсем другого полёта птица, ей прежние интересы ни к чему.
— Это какой Путевой дворец? — поинтересовался я.
— Ну какой… откуда Наполеон на горящую Москву смотрел. Все мозги мне этим Наполеоном проела!.. Вот представляете? Александр четыре дня как с радаров пропал, Вася в результате на столе лежит, а она вон чего: Александру для
