Свора певчих - Даша Игоревна Пар
С Реми Стася открыла для себя новый мир. И ей он нравился возможностью быть собой и не думать над каждым сказанным словом.
– Мои единственные пальто и приличное платье, и да, перчатки с шарфиком могли быть и получше. Косметика? Смеёшься? Мой отец сразу заподозрил бы неладное! Ничего не поделаешь, но так даже лучше – я буду естественна до безобразия! – Реми всплеснула руками, театрально закатывая глаза.
Она не сдержала ухмылки, когда, сойдя с трамвая и оказавшись в светском районе города, была схвачена под руку и утащена в ближайший переулок, где подружка наскоро нанесла простой макияж, воспользовавшись своей палеткой.
– Немного румян, чуть-чуть помады и вот, ты уже не бледная, не выспавшаяся моль! Не поверю, что девчонка, способная в День переворотов обернуться парнем, от нервов не спала всю ночь!
Реми с ностальгией вздохнула. Носить брюки официально не возбранялось, но порицалось. Только боевые сэвы да рабочие фабрик имели право наряжаться, как им вздумается. Приличная девушка должна быть в платье или юбке. И хорошо, что уже нет контроля длины!
– Чтобы я без тебя делала, – Реми порывисто обняла Стасю, вдыхая цветочный аромат духов и чувствуя тоску от мысли, что они скоро расстанутся.
После переезда она утратит имя Ари, превратится в кого-то другого и даже весточки не сможет послать. Но если она пройдёт отбор, то сможет стать кем захочет. Её родные уедут и что бы они там не скрывали – к ней не приведёт ни единой ниточки. Она станет сама по себе. Иная жизнь. Иная судьба. Какая это всё-таки волшебная мечта…
Глава 2. Коготки пташки
Стася что-то щебетала под ухо, выводя подругу к центральной площади, увенчанной скульптурой трёх крылатых сэв, которые длинными пиками пригвоздили к постаменту особо уродливого морликая. Они застыли с открытыми ртами, что указывало на пение, из-за которого от адского создания останется мокрое пятно.
Реми сама никогда не видела морликаев и уж тем более огненных разрывов, из которых те выползают. Отец видел. И говорил, что страшнее этого нет ничего в жизни. Разрыв будто высасывает из тебя все соки. Он подавляет отупляющим чувством страха. Он может висеть в воздухе или держаться над землёй. Он может быть с человеческий рост или размером с трёхэтажное здание. Он может впустить в мир одного морликая, а может целую дюжину и никогда не знаешь, какую именно форму примут эти твари. Одно точно – если резко понижается температура, а волосы встают дыбом – беги, беги со всех ног, и всё равно не успеешь.
Увидев стоящую у дверей театра толпу младших сэв, пришедших на кастинг, девушка расстроилась.
– Как воробьи на крупу, – пробормотала она, пока Стася с восторгом рассматривала наряды дворянок и их сопровождающих.
– Ари, не грусти, ты не хуже их, – подруга сжала локоток Реми и широко улыбнулась. – Побед не будет без попыток. К тому же, присмотрись, видишь? Там есть и люди. Ты не одна.
– Неужели сама Вертлицкая решила попробовать? – удивилась Реми, замечая ладную фигурку вильнёвской певицы, сумевшей добиться выступлений не только на частных вечеринках богатых людей, но и выхода на сцену в театре Ломпас.
Удивительный голос, низкий, грудной и очень мощный. Благодаря Стасе Реми доводилось слышать Асю Вертлицкую и это было прекрасное пение, не хуже сэвского.
Приободрившись, они проследовали ко входу и как раз вовремя – двери отворились, а на пороге возникла немолодая, сухощавая женщина, которая, оглядев собравшуюся толпу невозмутимым взглядом, громким поставленным голосом пригласила абитуриенток пройти на регистрацию.
– Да пребудет с нами сила ангелов! – прошептала Стася, заходя внутрь.
Девушка шла за компанию и в надежде послушать пение сэв. С такими же надеждами следом устремились и другие люди, что не понравилось секретарю комиссии, с прищуром оглядывавшую заходившую толпу.
Когда все столпились в фойе, она предупредила, что от каждой участницы дозволен лишь один сопровождающий и посторонним следует удалиться, коли они не хотят быть с позором выставлены вон. Это несколько охладило воодушевление собравшихся и изрядно сократило количество людей.
Оставшиеся последовали за женщиной, ступая по истёртому красному ковру к небольшому залу со сценой, напротив которой расположилась комиссия, состоящая из сэв. Особое впечатление произвёл мужчина в центре – его глаза сияли ярче прочих, что указывало на принадлежность к старшим сэвам. По рядам абитуриенток пронёсся взволнованный шёпот и Реми сжала снятые перчатки. Это её шанс показать себя.
Секретарь пригласила девушек на регистрацию в другом конце зала. Она села за стол и перебрала лежащие на нём бумаги. Выудив чернильную ручку, она велела абитуриенткам выстроится в очередь и по одной подходить к ней. От каждой девушки требовалась краткая биография, возраст и сценический опыт. В итоге им присваивался порядковый номер, после они занимали место в зале, ожидая, когда их вызовут.
Когда очередь дошла до Реми, секретарь удивлённо приподняла брови, оглядывая девушку с головы до ног, настолько её удивило полное отсутствие музыкального образования.
– Даже уроков пения никогда не брали? – цепкий взгляд женщины заострился на потёртостях одежды Реми и её общей непритязательности на фоне разодетых младших сэв. – Кто вы такая, чтобы быть здесь?
Вопрос, заданный с целью указать, что Реми не является сэвой, был призван уколоть девушку, но та равнодушно пожала плечами.
– В листовке таких требований не было, значит могу участвовать. Я умею петь и готова продемонстрировать это прямо сейчас!
Женщина фыркнула, что-то черкнула на бумаге и протянула Реми номер «21». Обычно она желала удачи абитуриенткам, но девушка не удостоилась и слова, что несколько укрепило её в своих намерениях.
Так было всегда. Стоит кому-то поставить под сомнение её возможности, как она ершилась, как колючий ёж и выпускала иголки.
Расположившись в среднем ряду, поодаль от младших сэв, Реми покрутила головой, оглядывая остальных поступающих. От неё не ускользнул презрительный взгляд блондинки с яркими, янтарными глазами, которая что-то уничижительное сказала своим подругам, кивая в её сторону. Не удержавшись, Реми показала язык, шокировав девушек, и улыбнулась.
Настроение улучшалось с каждой минутой и ей не терпелось услышать пение остальных, как и показать свои способности.
Ещё будучи малышкой, она захотела петь, услышав по радио голос одной дивы прошлых лет. Запись была так себе, постоянно доносились помехи, но пение так врезалось в мысли девочки, что она непроизвольно запела сама, что не понравилось отцу. Дмитрий не хотел, чтобы она пела на людях.
