Век веры - Уильям Джеймс Дюрант
Радостно пойте для меня:
Deus sit propitius
Huic potatori*9
Кармина Бурана охватывает все темы юности: весна, любовь, хвастовство достигнутыми соблазнами, нежные непристойности, нежные слова о безответной любви, песня студента, советующего ввести мораторий на учебу и провести отпуск с любовью (omittamus studia, dulce est desipere)..... В одной из песен девушка прерывает труд ученого словами Quid tu facis, domine? Veni mecum ludere ("Что ты делаешь, господин? Приди и поиграй со мной"); в другой воспевается женская неверность; в третьей - горе преданной и покинутой девушки, чей горизонтальный рост обрушивает на нее родительские удары. Многие воспевают радости пьянства или азартных игр; некоторые нападают на богатство церкви ("Евангелие по серебряной марке"); некоторые пародируют самые благородные гимны, например "Lauda Sion" Томаса; одна из них - уитменовская песня открытой дороги.10 Многие из них - доггерл, некоторые - шедевры лирического мастерства. Вот идиллия влюбленного об идеальной смерти:
Когда она безрассудно
Всецело отдалась Любви и мне,
Красота в небесах
Она рассмеялась от радости.
Слишком большое желание овладело мной;
Мое сердце недостаточно велико.
За эту огромную радость, которая переполняла меня,
В какой раз моя любовь заключила в свои объятия другого мужчину,
И весь мед ее губ
Слив в одном поцелуе.
Снова и снова я мечтаю о свободе, которую дарит
Из ее мягкой груди;
И вот я, еще один бог, пришел на небо.
Среди остальных;
Да, и безмятежность управляла бы богами и людьми.
Если бы я мог снова найти
Рука Моя на груди ее.11
Большая часть любовной поэзии в "Кармине" откровенно чувственна; есть моменты нежности и изящества, но это краткие прелюдии. Можно было догадаться, что рядом с церковными гимнами рано или поздно появятся гимны Венере; женщина, преданная сторонница религии, - главная соперница богов. Церковь терпеливо выслушивала эти песнопения любви и вина. Но в 1281 году собор постановил, что любой клирик (а значит, и любой студент), сочиняющий или исполняющий развратные или нечестивые песни, должен лишиться своего клирического сана и привилегий. Те бродячие студенты, которые после этого остались верны Голиасу, опустились до уровня жонглеров и ушли из литературы в рибальную словесность. К 1250 году день голиардов закончился. Но как они унаследовали языческое течение, шедшее под христианскими веками, так и их настроение и поэзия тайно сохранились, чтобы войти в эпоху Возрождения.
Сама латинская поэзия почти погибла вместе с голиардами. Тринадцатый век обратил лучшие умы к философии, классика отступила на второй план в университетской программе, а почти августовское изящество Хильдеберта и Иоанна Солсберийского не имело наследников. Когда закончился тринадцатый век, и Данте выбрал итальянский язык в качестве носителя языка, вернакулярные языки стали литературой. Даже драма, дитя и слуга Церкви, сбросила латинское одеяние и заговорила на языках народов.
III. ВОЗРОЖДЕНИЕ ДРАМЫ
Классическая драма умерла еще до начала Средневековья, поскольку выродилась в пантомиму и фарс, а на смену ей пришли ипподромные зрелища. Пьесы Сенеки и Хросвиты были литературными упражнениями, которые, видимо, так и не вышли на сцену. Остались две линии активной преемственности: мимические ритуалы сельскохозяйственных праздников и фарсы, разыгрываемые бродячими менестрелями и клоунами в замковом зале или на деревенской площади.12
Но в Средние века, как и в Древней Греции, главный источник драматизма находился в религиозной литургии. Сама месса была драматическим зрелищем; святилище было священной сценой; празднующие носили символические костюмы; священник и аколиты вели диалог; а антифонные ответы священника и хора и хора к хору предполагали именно ту эволюцию драмы из диалога, которая породила священную дионисийскую пьесу. В церемониях некоторых праздников драматический элемент был явно развит. На Рождество, в некоторых религиозных обрядах XI века, люди в костюмах пастухов входили в церковь, их приветствовал "радостными вестями" хорист "ангел", и они поклонялись восковому или гипсовому младенцу в яслях; из восточной двери входили три "короля", которых вела к яслям звезда, натянутая на проволоке13.13 28 декабря в некоторых церквях изображали "заклание невинных": мальчики-хористы проходили по нефу и приделам, падали, словно убитые Иродом, поднимались и шли в святилище в знак вознесения на небо.14 В Страстную пятницу во многих церквях распятие снимали с алтаря и переносили в сосуд, изображающий Гроб Господень, откуда утром на Пасху его торжественно возвращали на алтарь в знак воскресения.15 Еще в 380 году история Страстей Христовых была написана в виде еврипидовской драмы Григорием Назианзеном, патриархом Константинопольским;16 и с тех пор и по сей день Страстная игра не покидает христианские народы. Первая такая пьеса была представлена в Сиене около 1200 года; вероятно, подобные представления существовали задолго до этого.
Как церковь использовала архитектуру, скульптуру, живопись и музыку, чтобы донести до верующих центральные сцены и идеи христианского эпоса, так она обращалась к воображению и усиливала благочестие людей, развивая во все большем великолепии и деталях драматические последствия больших праздников. Тропари, или усиливающие тексты, добавляемые к литургии для музыкального оформления, иногда превращались в маленькие пьесы. Так, "пасхальный троп" в манускрипте X века в Санкт-Галле относит этот диалог к частям хора, разделенным для представления ангелов и трех Марий:
Ангелы: Кого вы ищете во гробе, рабы Христовы?
Марии: Мы ищем Христа, распятого на кресте, о небесное воинство!
Ангелы: Его нет здесь; Он воскрес, как и предсказывал. Идите и возвестите, что Он воскрес.
Объединенный хор: Аллилуйя, Господь воскрес.17
Постепенно, начиная с двенадцатого века, религиозные зрелища становились слишком сложными для представления в дверях. Снаружи церкви устанавливали помост, и лудус, или пьесу, исполняли актеры, выбранные из народа и обученные заучивать длинный сценарий. Самый древний сохранившийся пример такой формы - "Представление Адама" XII века, написанное на французском языке с латинскими "рубриками" красными чернилами в качестве указаний для игроков.
Адам и Ева, одетые в белые туники, играют в Эдеме, представленном кустами и цветами перед церковью. Появляются дьяволы в красных трико, которые с тех пор так и прилипли к ним в театре; они бегут через зрителей, извиваясь телами и делая ужасные гримасы. Они предлагают запретный плод Адаму, который отказывается, затем Еве, которая берет его; и Ева уговаривает Адама. Осужденные за стремление к знаниям, Адам и Ева скованы кандалами и утащены дьяволами в ад - дыру в земле, из которой доносится адский шум ликования. Во втором действии Каин готовится к убийству Авеля. "Авель, - объявляет он, - ты мертвец". Авель: "Почему я мертвец?" Каин: "Ты хочешь услышать, почему я хочу убить тебя? ... Я скажу тебе. Потому что ты слишком заискиваешь перед Богом". Каин бросается на Авеля и избивает его до смерти.
