Цвет счастья - Клара Мария Багус
– Вполне может быть, да. Возможно, люди, которые хотя бы на короткое мгновение переступают грань между земным и потусторонним, между телесным и бестелесным миром, наделяются чем-то чудесным. Чем-то, что остается с ними в течение некоторого времени после встречи со смертью, но из года в год ослабевает, пока не исчезает вовсе, когда люди становятся ближе к земной жизни, чем к неземной.
– Похоже на магию. А мне трудно поверить в какую-либо форму магии.
– Понимаю. Но со мной это было так. Поэтому я верю в большие и маленькие чудеса. И в то, что близость к смерти – не единственный способ соприкоснуться с ними. Я уверена: если человек готов, они открываются ему и при жизни.
– Ты веришь в прошлые жизни, Шарлотта?
– Я верю в старые души. По крайней мере, благодаря смерти я научилась жить. А не просто существовать. Усвоила, что начинать нужно оттуда, где ты стоишь, с того, что у тебя есть, и так, как ты можешь. И еще кое-что. Возможно, даже мое самое основное открытие.
– Что?
– Что мы слишком много жалуемся, слишком легко поддаемся унынию. Мы страдаем, потому что в нашей жизни есть что-то, что нам не нравится. Страдаем, потому что в ней не хватает чего-то, чего нам хотелось бы. Мы хотим то, чего не получаем. Получаем то, чего не хотим. Мы страдаем от перемен. От того, что стареем. Мы страдаем от самих страданий. Обстоятельства, которые длятся слишком долго, в итоге тоже приводят к страданиям. Даже тогда, когда они нам, в общем-то, нравятся. Приятные вещи через некоторое время становятся неприятными. Счастье, например, невыносимо, когда длится долго. Иногда мы даже становимся несчастными, когда в жизни все вроде бы хорошо, но слишком долго не происходит ничего нового. Мы страдаем от того, что многое в мире выходит из-под нашего контроля. Мы отлично умеем страдать.
– И что нам, по-твоему, с этим делать?
– Нужно соблюдать несколько основных правил. Во-первых, быть благодарными за все, что у нас есть. Смотреть на то, что мы имеем, а не на то, чего нам не хватает. Во-вторых, следить за своими мыслями. Образ мысли формирует наши слова и действия. В-третьих, обращать внимание на возможности. Хорошие возможности представляются редко. Спрашивать себя при каждой, появится ли она снова и когда, если не воспользоваться ею сейчас. Возможно, она уникальна. В-четвертых, делать жизнь других лучше. Тогда лучше станет и наша. В-пятых, не бояться смерти. Не позволять ей красть нашу жизнь раньше времени.
– Ты не перестаешь меня впечатлять.
– Нет, Антуан, то, что я тебе говорю, ты знаешь и сам. Только когда мы очень молоды, мы сталкиваемся с учителями. С людьми, которые уже прочувствовали жизнь до кончиков пальцев рук и ног. С людьми, которые знают, что значит жить и что может привести к смерти в середине жизни. Однако, когда мы достигаем определенного возраста, как ты сейчас, наших учителей становится меньше, наши герои больше ничему нас не учат. Мы должны сами держаться за жизнь и не терять веры – в твоем случае надежды – в волшебство нашего существования.
Глава 49
Флорентина сидела на краю колодца перед домом и бросала в него гальку. Она смотрела вслед каждому камешку. Как он взрывал гладкую поверхность воды, погружался на глубину и исчезал в темноте, оставляя рассеивавшееся зеркальное отражение, которое расходилось кругами. Круги расширялись до тех пор, пока их не останавливали стенки колодца.
Луиза наконец почувствовала себя достаточно сильной, чтобы поговорить с дочерью. Некоторое время она наблюдала за Флорентиной из окна гостевого дома, в котором жила после разговора с Жюлем. Луиза будто искала новый защитный кокон, потому что старый сломался. Наконец, собрав все свое мужество, она подошла к Флорентине и села рядом с ней на край колодца. Луиза провела по волосам дочери гладкой рукой, взяла пальцами одну прядь и наблюдала, как гладкие и неровные участки по-разному отражают солнечный свет. Она долго смотрела на Флорентину, ничего не говоря, пока та вдруг не почувствовала, что тишина из естественной превратилась в гнетущую. О чем они молчали?
В обычно успокаивающей улыбке Луизы было нечто измученное. Уверенность в глазах в том, что она может взять от жизни все, что ей нужно, угасла. Что случилось с родителями Флорентины, с матерью?
Спустя, по ощущениям, вечность Луиза освободила их обеих от напряжения, ставшего невыносимым:
– Дорогая, твой отец не просто уехал. Он ушел.
– Что? – спросила Флорентина громче, чем рассчитывала.
– Он ушел в другую жизнь. В настоящую. Искать свое место в мире.
– Что он сделал? – В глазах Флорентины показался ужас.
– Ушел искать свое место.
– Оно не здесь?
– Не здесь, и никогда здесь не было.
– Он не вернется?
Луиза покачала головой.
– Он приедет к нам в гости. И мы тоже навестим его, когда он прибудет туда, где почувствует себя дома. Но мы больше никогда не будем жить вместе как семья.
– Как? Почему? Это неправда! Это не может быть правдой!
Луиза обняла дочь. И рассказала ей. Рассказала о выкидышах. О мертворождениях. Об умирающем ребенке. Она рассказала об отчаянии, которое было настолько велико, что чуть не поглотило ее и Жюля. Рассказала о безнадежности, горе. И о чуде, случившемся двадцать лет назад, когда одним зимним днем, на рассвете, Жюль положил ей на руки здорового ребенка: Флорентину.
Обе на некоторое время замолчали. Искали слова, однако не находили фраз, которые могли бы описать то, что они думали и чувствовали.
Флорентина с трудом сдерживала слезы. Теперь она наконец поняла, откуда это чувство отчужденности, особенно по отношению к Луизе. Она не была ее родным ребенком.
В голове девушки возникло множество вопросов, на которые ее приемная мать не могла ответить. Одна мысль преследовала другую, и, поскольку Флорентина еще не совсем понимала, что все это значит, она не могла ухватиться ни за одну из них. В какой-то момент Флорентина спросила тихим, почти беззвучным обессиленным голосом:
– Почему сейчас? К чему его признание? Зачем вообще?
– Он больше не мог этого выносить. Больше не мог жить с ложью.
– А все эти годы мог?
– Думаю, никогда не мог.
– Почему сейчас?
– Может, сейчас – подходящий момент.
– Для признания нет подходящего момента.
– Подходящего нет. Ты права. Но есть множество неподходящих. Если признаться слишком рано – это может шокировать. Если слишком поздно – может оказаться поздно что-либо менять. Но ни в одном из двух случаев нельзя ничего исправить. Возможно, он решил,
