Цвет счастья - Клара Мария Багус
Глава 48
Что мы знаем о жизни? А что мы знаем о смерти? Является ли жизнь лишь узким лучом света между тьмой до рождения и мраком после смерти? Или она – нечто большее? Быть может, смерть вовсе не мрачна? Она – не конец? А просто выход из этого мира? Вход в загробный?
Похожа ли жизнь на скопление песчинок, которые при нашем рождении имеют самую высокую плотность и самую высокую концентрацию жизненной силы, чтобы затем одна за другой сыпаться через узкое отверстие, как в песочных часах? Беспрерывно утекающее время? Медленный, тихий распад личности, который, однако, означает не окончательное исчезновение после смерти, а новое объединение в другом пространстве?
Когда Антуан вышел из больницы тем вечером, все было залито пурпурным светом. Он ехал домой под звездным небом. Сегодняшняя пациентка не выходила у него из головы. Как у человека в расцвете сил может быть такое короткое будущее? Как хирург Антуан часто задавался этим вопросом, однако этот вопрос еще никогда не был настолько животрепещущим для него.
– Что случилось, Антуан? Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, чем выглядишь, – беспокоилась Шарлотта, когда он вошел в дом.
– Странный день. Можно тебя кое о чем спросить?
– Конечно.
Антуан налил себе стакан воды, взял стул и сел у рабочей поверхности, за которой Шарлотта как раз готовила ужин.
– Недавно ты сказала, что однажды чуть не умерла. Так вот, сегодня в моих руках оказалась молодая пациентка. Она так близка к смерти, как никто прежде из тех, кто был мне незнаком, но глубоко тронул мое сердце.
– Мне очень жаль, Антуан, – ответила Шарлотта, сжимая его руку.
– Она умрет. Не сегодня, конечно. Но скоро. И мне интересно, действительно ли смерть означает конец ее существования.
– Я верю в то, что существует два вида смерти. Смерть тела – окончательная и бесповоротная. И смерть души – всего лишь переход из одного состояния в другое.
– Мне как естественнику в это трудно поверить.
– Отсутствие доказательств и доказательство отсутствия – не одно и то же.
– И все же. Мертвый – значит мертвый.
– Взгляни на эту маракуйю. Сбор плодов не означает их смерть.
– Если я их съем – будет означать.
– Даже тогда не будет. Их клетки перейдут в твои. А в их семенах есть все необходимое, чтобы породить множество новых лоз пышного страстоцвета. Когда ты от них избавишься, они попадут в плодородную почву. Даже если мы не съедаем плоды, а перерабатываем их в сок, это не означает их конец. Это всего лишь смерть плода в его первоначальном виде, переход из первоначального состояния в другое, а не потеря.
– Естественно. Но почему ты так уверена, что душа существует?
– Разумеется, я не уверена. Однако многое говорит об этом. Мы знаем гораздо меньше, чем нам кажется. Человек – это чудо. Подумай только: мы появляемся из крошечной клетки и растем лишь за счет клеточных делений, а каждая клетка точно знает, какой орган ей нужно построить. Кроме того, между людьми возникает особый вид энергии – с некоторыми нас что-то связывает, с другими – нет. Что-то внутри нас задолго до разума осознает, что в жизни мы столкнемся с определенными людьми, с которыми по какой-то причине должны столкнуться. Все переплетено.
– Хотел бы я разделить твою веру, но боюсь, я слишком убежденный реалист. Так как это было, когда ты чуть не умерла?
– Я чуяла ее запах, смерти. И чувствовала ее вкус. Она уже проникла в меня так глубоко, что я ощущала ее каждой клеточкой. А потом на мгновение почувствовала, как покидаю тело, выскальзываю из оболочки и уплываю. Или нет, лучше так: улетаю. Я смотрела, как вся моя жизнь сокращается до крошечной точки, а перспектива, наоборот, увеличивается до бесконечности. Охватывало чувство легкости. Чувство свободы. Защищенности. Пока меня внезапно с невероятной силой не вернуло обратно в тело.
Антуан смотрел на Шарлотту, подперев голову руками.
– И я возвратилась туда, где совсем не хотела оказаться снова.
– Ты не хотела возвращаться?
– Моя мать умерла, когда я была чуть старше того возраста, в котором ты остался без Марлен: мне было десять. Поскольку отец пил, с того момента обо мне начала заботиться сестра матери. Она была настолько другой, настолько холодной женщиной, что я не могла ассоциировать ее со своей чуткой и сердечной мамой. Хотя я видела отца лишь тогда, когда он пытался пить чуть меньше, он был и остается единственной связью с моим теплым детством. Между нами была близость, которую не нужно было доказывать прикосновениями. В то же время между мной и тетей была дистанция, которую никакие прикосновения не сокращали. Ничто в ее характере и отношении к детям не могло сравниться с тем, к чему я привыкла. Когда всего через несколько лет после матери умер отец, за одну-единственную ночь я окончательно лишилась остатков детства. Пол под ногами был будто из стекла, которое в любой момент могло разбиться. Я сама превратилась в умирающую, не желая оставаться в этом мире и отпускать всех, кого люблю. Больше ничего не ела и не пила, заболела сама и в таком состоянии провожала отца до самых врат вечности, пока врачи не вернули меня к жизни из очень дальних миров. Поначалу это не было похоже на спасение, скорее на то, что одна часть меня вернулась, а вторая умерла. И все же…
– И все же?..
– Я не только оставила часть себя в загробной жизни, но и принесла что-то оттуда. Со мной произошло нечто волшебное. Что-то изменилось. Мне потребовалось некоторое время, чтобы заметить это, осознать умом.
– Что?
– Я внезапно начала ощущать то, чего никогда раньше не ощущала. Предвидеть события. У меня начали возникать предчувствия. Я знала, что произойдут определенные вещи. Незнакомые люди вдруг стали казаться мне знакомыми из другого времени. В каком-то смысле во мне пробудилось сверхъестественное чувство.
Антуан закатил глаза.
– Хватит, Антуан. Ты спросил. Я отвечаю. К тому же я уверена, что у всех нас может быть это чувство, если мы начнем уделять ему достаточно внимания. Когда мы разовьем его. Когда поймем, что видят не только глазами, слышат не только ушами, а чувствуют не только руками.
– Думаешь, сверхъестественное чувство, о котором ты
