Облака перемен - Андрей Германович Волос
С момента этих его откровений прошло больше месяца. И мне едва хватило, чтобы как следует всё обдумать и по всем статьям полностью приготовиться.
Этот последний разговор вообще интересно проходил.
Сначала, когда он сказал про эти десять процентов, я так изумился, что просто потерял дар речи. Если бы он тогда, услышав мою немоту, рассмеялся — типа, ну что, Никанор, здорово я тебя напугал! Или хотя бы просто положил трубку, что ли. Тогда бы я не знал, что делать.
То есть если бы он пошутил, я бы понял, что это он просто так по-дурацки пошутил, как обычно, тогда и делать ничего бы не надо было.
А если бы положил трубку, тогда да, тогда я и правда бы не знал.
Но он не положил трубку, а стал всерьёз, без шуток объяснять, почему именно десять на девяносто: потому что это, на его взгляд, самая справедливая делёжка.
Он боялся, но всё же говорил, говорил торопливо и обо всём сразу, прямо-таки приводил в свидетели народы и континенты, что ничего справедливее не бывает. И сам, кажется, начинал умиляться, что он по натуре такой справедливый. Вон аж какую готов проявить справедливость, прямо слёзы на глаза наворачиваются.
И тут я понял, что это всё без юмора и смеха: не будет восклицаний типа «здорово я тебя развёл» и всякое такое. Понял, что Вадик говорит что думает, думает именно так, как говорит, и сделает именно так, как сказано.
А я могу, конечно, ему возражать. Могу заорать, что не вижу тут ничего справедливого, что он просто сволочь, а справедливо пополам или, в крайнем случае, как я тогда сказал, мне сорок, ему шестьдесят, когда никак не мог его, урода, направить на верный путь.
Но дело было в том, что, когда я его на этот путь направил, Вадик сделал именно то, что ему было велено, то, над чем я бился, всё ему, дураку, разъясняя: подал заявление на регистрацию и получил выписку из ЕГРИП. То есть, короче говоря, честь по чести оформил ИП и мог отныне легально заниматься предпринимательской деятельностью. В частности, принимать от контрагентов деньги на банковскую карту по указанным при регистрации реквизитам.
А самая главная штука состояла в том, что я к этой карте никакого отношения не имел. Вадик был её законным владельцем, следовательно мог распоряжаться средствами на карте по своему усмотрению. Мог дать кому-нибудь десять процентов, а мог вообще ничего не давать, если бы именно это посчитал справедливым. Если бы именно от этого у него слёзы на глаза наворачивались.
И что бы я теперь ни сказал и как громко бы это ни сделал, как бы ни орал и на какие бы оскорбления ни пускался, это не могло изменить существующего положения.
Так что когда он забеспокоился, что я так долго молчу, и, прервав на середине очередную свою идиотскую фразу, спросил: «Алё, ты меня слышишь?» — я ответил, что да, слышу хорошо, — и не сорвался на крик и вопль.
И потом, пока договаривали, никакой иронии себе не позволил. А просто хорошо так, по-доброму, по-товарищески сказал, что да, он прав, наверное. Он ведь вон на сколько старше и опытней, ему виднее, кому сколько положено. Так что ничего страшного, я согласен на десять, это нормально, спасибо тебе, Вадик.
Через день Вадик передал мне мою долю. Захотел встретиться в торговом центре, вот не знаю, американских сериалов насмотрелся, вероятно, чтобы людно было: типа там, где людно, я не завалю его из пистолета с глушителем. Но у меня тогда не было пистолета с глушителем, не мог я его завалить.
Пухлый такой конвертик оказался, приятно в руки взять. Приятно подумать: надо же, это всего десять, а такой толстый, а сколько было бы сорок!..
Но я и тут сдержался, дружески хлопнул его по плечу и сказал, что ничего, мы ещё что-нибудь замутим, только уж тогда я его попрошу не менять коней на переправе, а то всё-таки неудобняк получается. А Вадик солидно так, обнадёживающе так ответил: ладно, ладно, посмотрим, посмотрим.
Деньги мне были очень нужны, хотя бы такие, как Вадик решил — десять процентов.
Во-первых, я тем же вечером вернул Прасолову долг. Он стал пересчитывать, обнаружил двадцатипроцентную прибавку, хмыкнул, головой покачал, но возражать не стал.
Во-вторых, Вадиково справедливое решение открыло для меня перспективы новых трат — и, как заранее казалось, немалых. Я не знал ещё что почём, не успел поинтересоваться, но уже начал беспокоиться, что не хватит, опять придётся заморачиваться с долгами. Я вечно прежде времени беспокоюсь, такой характер дёрганый, я очень нервозный, наверное, не хватает выдержки. Но, когда начал искать концы и скоро кое-какие нашёл, оказалось не дороже денег: в самый раз, даже ещё на карман легла остаточная копейка.
Ну и вот.
Я пробрался тыльной стороной школы, там в дырку, прошёл переулком за поликлиникой, через пять минут на Василенко, оттуда рукой подать.
Самое смешное, что когда я несколько дней назад начал донимать его этой просьбой — дай хрустов и всё тут, мне ехать не на что, — он сначала наотрез отказался. А мне ведь его хрусты не были нужны, я даже испугался, что зря его напугал, как-то не подумал в этот раз о его жадности, может быть, лучше было другой предлог выдумать. К счастью, нашёлся, выкрутился: я, говорю, другую, но похожую мутку затеял, тоже через тырнет всё можно сляпать, там база даже больше и приманка отличная, а дел немного, при встрече расскажу. Ты хрустов пока дай, а это мы вместе сделаем. Я же вижу, что ты отличный партнёр, надёжный.
И он купился.
Накануне я позвонил ему с домашнего — и на домашний же, трубку взял отец, долго недоумевал, почему я не позвоню Вадику на мобильный, — все давно отвыкли, что кому-то придёт в голову трезвонить по домашнему. Наконец позвал отпрыска, я объяснил, что потерял мобилу, а новую хочу в Москве купить, там и дешевле, и выбор больше. И ещё я сказал, что завтра ровно в десять к нему зайду, пусть спустится ровно в десять, сможет он так? И повторил: завтра не смогу его набрать с мобилы, такая, понимаешь, незадача, просто спустись ровно в десять. Ровно, понимаешь? Он нехотя согласился, я обрадовался, вот спасибо, говорю, выручишь, пожалуйста, не опаздывай, а то же мне на поезд.
Если честно, никакой мобилы я
