Монах - Мэтью Грегори Льюис
Мы с бароном заверили Маргерит, что очень постараемся добиться прощения для нее, но даже если не уговорим ее отца, она не должна тревожиться за судьбу детей. Я обязался обеспечить Теодора, а барон пообещал присмотреть за младшим. Благодарная мать со слезами восхваляла то, что она назвала нашим великодушием, но что на самом деле было лишь скромным воздаянием за ее поступок. Затем она ушла, чтобы в соседней комнате уложить спать малыша, усталого и сонного.
* * *
Когда баронесса очнулась и узнала, от какой опасности я ее избавил, ее благодарностям не было конца. Муж так горячо присоединился к ее усилиям зазвать меня в их баварский замок, что я не смог устоять и согласился.
Еще неделю мы провели в Страсбурге, и просьбы Маргерит не были забыты. Встреча с ее отцом прошла успешнее, чем мы ожидали. Добрый старик потерял жену. Детей, кроме неудачливой дочери, у него не было, и он не имел никаких известий о ней почти четырнадцать лет. Дальние родственники подстерегали его кончину, чтобы завладеть его деньгами. Когда же Маргерит вдруг появилась снова, старик счел это даром небес. Он принял и ее, и детей в свои объятия и настоял, чтобы они незамедлительно поселились в его доме. Разочарованной родне пришлось отступить. Отец и слышать не захотел о том, чтобы дочь удалилась в обитель. Он сказал, что ее присутствие – необходимое условие его счастья, и она легко согласилась отказаться от прежнего намерения. Но никакими уговорами не удалось убедить Теодора отказаться от предложения, которое я ему сделал поначалу. Он искренне привязался ко мне за эти дни в Страсбурге и, когда я собрался уезжать, стал слезно умолять меня, чтобы я взял его на службу. Он всячески расписывал свои невеликие таланты и пытался заверить меня, что будет чрезвычайно полезным спутником в дороге.
Я не хотел брать на себя такую обузу, как мальчишка, которому едва исполнилось тринадцать, вряд ли на что-то пригодный. Однако я не выдержал горячих просьб подростка, приняв во внимание его душевные качества. С немалым трудом он добился у своих старших позволения последовать за мною; когда они сдались, я пожаловал ему звание пажа. Перед тем как покинуть Страсбург, баронская чета и я буквально заставили Маргерит принять несколько ценных подарков для нее и для ее младшего сына. Прощаясь с нею, я пообещал, что через год Теодор вернется домой.
И наконец мы с Теодором в обществе супругов направились в Баварию.
Я так подробно рассказал тебе об этом приключении, Лоренцо, чтобы ты узнал, каким образом на самом деле «авантюрист Альфонсо д’Альварадо пробрался в замок Линденберг». Сопоставь факты и суди, насколько можно верить утверждениям твоей тетки.
Конец первого тома
Том II
Глава IV
Сгинь! Скройся с глаз моих! Пускай земля
Тебя укроет. Кровь твоя застыла,
Без мозга кости, и, как у слепых,
Твои глаза пустынны. Прочь отсюда!
Изыди! Скройся, мертвый призрак!
Уильям Шекспир, «Макбет», перевод Б. Пастернака
ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ ДОНА РАЙМОНДА
Путешествие мое протекало весьма приятно; барон оказался человеком разумным, хотя и лишенным знания света. Он провел большую часть жизни, не покидая пределов собственных владений, и манеры его, соответственно, оставляли желать лучшего; но он был сердечен, добродушен и дружелюбен и не давал мне поводов для недовольства. Главной его страстью была охота, которую он считал серьезным занятием, и, рассказывая о каком-нибудь примечательном случае, придавал ему такое значение, словно речь шла о битве, где решалась судьба двух королевств. Будучи знаком с искусством охоты, я сумел вскоре после приезда в Линденберг проявить некоторую ловкость, и барон сразу провозгласил меня гением и поклялся мне в вечной дружбе.
Эту дружбу я воспринял отнюдь не равнодушно. Ведь в замке Линденберг я впервые увидел вашу сестру, прекрасную Агнес. Сердце мое было свободно, эта свобода меня удручала, и потому увидеть ее для меня значило полюбить. В Агнес я нашел все, что могло укрепить мое чувство. Ей только что исполнилось шестнадцать, но ее легкая и грациозная фигура уже сформировалась, а характер был веселый, откровенный и добродушный; она прекрасно овладела искусствами музыки и рисования, и ее простые, но изящные наряды и манеры выгодно отличались от искусственности и продуманного кокетства парижанок, с которыми я недавно расстался. С первого же взгляда девушка сильно меня заинтересовала, и я не преминул расспросить о ней баронессу.
– Она моя племянница, – сообщила та. – Я не успела сказать вам, дон Альфонсо, что я – ваша соотечественница, сестра герцога Медина-Сели. Агнес – дочь моего второго брата, дона Гастона; ей с колыбели предназначено вступить в обитель, и вскоре она отправится в Мадрид, чтобы принять постриг.
Тут Лоренцо перебил маркиза, удивленно воскликнув:
– Предназначена для обители! С колыбели? Да я впервые слышу об этом!
– Верю, мой дорогой Лоренцо, – ответил дон Раймонд. – Но прошу вас терпеливо дослушать мою повесть. Вы еще сильнее удивитесь, когда узнаете некоторые подробности о вашей семье, пока вам неизвестные, как я узнал их от самой Агнес. Итак, я продолжаю…
Вам, конечно, не нужно напоминать, что ваши родители были, к несчастью, рабами глупейшего предрассудка: когда он вступал в действие, все прочие их чувства, все привязанности отступали под его натиском. Будучи беременна Агнес, ваша мать опасно заболела, и врачи отказались лечить ее. Тогда донья Инезилья дала обет: если она выздоровеет, то посвятит родившееся дитя, если будет девочка – святой Кларе, если мальчик – святому Бенедикту. Молитвы ее были услышаны, она поправилась, и Агнес, едва вступив в сей мир, была тут же назначена служить святой Кларе.
Дон Гастон всегда потворствовал прихотям супруги; но им приходилось считаться с тем, что герцог, его брат, относился к монашеству отрицательно, и они решили скрыть от него предназначение вашей сестры. Чтобы лучше сохранить тайну, Агнес отправили в Германию под присмотром тетки, доньи Родольфы, которая как раз собиралась последовать
