Руссо и Революция. История цивилизации во Франции, Англии и Германии от 1756 г. до 1756 г. и в остальной Европе от 1715 г. до 1789 г. - Уильям Джеймс Дюрант
Ее надежды казались обоснованными. Французская "армия Дофине" вступила в Германию; часть ее, под командованием любимого генерала Помпадур, принца де Субиза, шла на соединение с императорской армией под Эрфуртом; другая часть, под командованием Марешаля д'Эстре, выдвинулась навстречу ганноверским войскам под командованием сына Георга II, герцога Камберлендского. У деревни Гастенбек французы нанесли этой армии столь серьезное поражение (26 июля), что герцог подписал в Клостер-Зевене (8 сентября) "конвенцию", в которой обещал удержать свои ганноверские войска от дальнейших действий против Франции.
Весть об этой унизительной капитуляции могла дойти до Фридриха примерно в то же время, что и известие о высадке шведской армии в Померании, а также о том, что русская армия численностью 100 000 человек под командованием маршала Степана Апраксина вторглась в Восточную Пруссию и разгромила 30 000 пруссаков при Гросс-Егерсдорфе (30 июля). Эти неудачи, дополненные его собственным поражением в Богемии, практически уничтожили надежды Фридриха на победу над столь многочисленными и столь укрепленными материальными и людскими резервами врагами. Отказавшись как от морали, так и от теологии христианства, он вернулся к этике стоиков и задумался о самоубийстве. До конца войны он носил при себе флягу с ядом; он решил, что враги не смогут взять его иначе как в виде трупа. 24 августа он отправил Вильгельмине полуистерическую паремию смерти:
А теперь, поборники священной лжи, продолжайте водить трусов за нос; ...для меня чары жизни кончились, очарование исчезло. Я вижу, что все люди - лишь забава Судьбы, и что если и существует некое мрачное и неумолимое Существо, позволяющее презренному стаду существ продолжать размножаться здесь, то оно ценит их как ничто; оно смотрит на коронованного Фалариса и закованного Сократа, на наши добродетели и наши проступки, на ужасы войны и жестокие чумы, опустошающие землю, как на вещи, безразличные для него. Поэтому мое единственное убежище и единственное пристанище, дорогая сестра, - в объятиях смерти.29
В ответ (15 сентября) она поклялась присоединиться к нему в самоубийстве:
Мой дорогой брат, твое письмо и то, которое ты написал Вольтеру, ... чуть не убили меня. Какие роковые решения, великий Боже! Ах, мой дорогой брат, ты говоришь, что любишь меня, и все же вонзаешь кинжал в мое сердце. Ваше письмо... заставило меня пролить реки слез. Теперь мне стыдно за такую слабость. ... Твой жребий будет моим. Я не переживу ни ваших несчастий, ни несчастий Дома, к которому принадлежу. Можете считать, что таково мое твердое решение.
Но после такого заявления позвольте мне попросить вас оглянуться назад и посмотреть, в каком плачевном состоянии находился ваш враг, когда вы лежали перед Прагой. Это внезапный вихрь Фортуны для обеих сторон. ...Цезарь был когда-то рабом пиратов, а стал властелином земли. Такой великий гений, как ваш, находит средства даже тогда, когда кажется, что все потеряно. Я страдаю в тысячу раз больше, чем могу рассказать вам; тем не менее надежда не покидает меня..... Я должна закончить, но я никогда не перестану быть, с самым глубоким уважением, Вашей Вильгельминой.30
Она обратилась к Вольтеру с просьбой поддержать ее, и в начале октября в своем первом с 1753 года письме к Фредерику он поддержал ее доводы:
Катос и Отос, чью смерть Ваше Величество считает благородной, не имели ничего другого, кроме как сражаться или умереть. ... Вы должны помнить о том, сколько существует судов, которые видят в вашем вторжении в Саксонию нарушение международного права. ... Наша мораль и ваше положение далеки от того, чтобы требовать такого поступка [как самоубийство]. ... Ваша жизнь нужна; вы знаете, как она дорога многочисленной семье. ... Дела Европы никогда не будут долго стоять на одном месте, и долг такого человека, как вы, держать себя в готовности к событиям..... Если бы ваша храбрость привела вас к этой героической крайности, это не было бы одобрено. Ваши партизаны осудили бы его, ваши враги торжествовали бы.31
На что Фредерик ответил в прозе и стихах:
Для меня, страдающего от голода,
Я должен, противостоя ораве,
Почувствовать, жить и умереть в рою.
"Что касается меня, которому грозит кораблекрушение, то я должен, противостоя буре, думать, жить и умереть как царь".32
В перерывах между стихами (всегда на французском) он искал французскую армию; теперь он жаждал сражения, которое решило бы для него вопрос жизни или смерти. В Лейпциге 15 октября он послал за Иоганном Кристофом Готтшедом (который писал стихи на немецком языке) и попытался убедить его, что немецкая поэзия невозможна. Так много взрывов - Кнап, Клоп, Кротц, Крок; так много гуттуралов, так много согласных - даже в имени профессора пять согласных подряд; как можно создать мелодию на таком языке? Готтшед запротестовал; Фридриху пришлось готовиться к очередному походу; но через десять дней, вернувшись в Лейпциг, он снова принял старого поэта, нашел время выслушать оду Готтшеда на немецком языке и подарил ему золотую табакерку в знак доброй воли.
Во время этой литературной паузы пришло еще больше плохих новостей: хорваты под командованием графа Хадика наступали на Берлин, и, по слухам, шведские и французские батальоны сходились к прусской столице. Фредерик оставил там гарнизон, но слишком маленький, чтобы отразить такую лавину. Если Берлин падет, его главный источник снабжения оружием, порохом и одеждой окажется в руках врага. Он поспешил со своей армией, чтобы спасти город и свою семью. На марше он получил известие, что ни французские, ни шведские войска не движутся к Берлину; что Хадик, остановившись в пригороде, вымогал у Берлина выкуп в 27 000 фунтов стерлингов и безропотно увел своих хорватов (16 октября). Были и другие утешительные сведения: русские под командованием Апраксина, измученные болезнями и голодом, отступили из Восточной Пруссии в Польшу. Менее приятные сообщения извещали Фридриха о том, что главная французская армия под командованием Субиза вошла в Саксонию, разграбила западные города и соединилась с императорской армией под командованием герцога Саксен-Гильдбургхаузенского. Утомленный король повернул назад и повел свои войска к окрестностям Россбаха, расположенного в тридцати милях к западу от Лейпцига.
Там его усталая армия, сократившаяся до 21 000 человек, наконец-то столкнулась лицом к лицу с 41 000 войсками Франции и Рейха. Несмотря на это, Субиз советовал не рисковать сражением; лучше, говорил он, продолжать уклоняться от Фредерика и изматывать его бесплодными маршами, пока подавляющее превосходство союзников в живой силе и материалах не заставит его сдаться. Субиз знал о развале дисциплины в своих рядах и отсутствии энтузиазма у преимущественно протестантских
