Беспокойные боги - Кристофер Руоккио
Но я знаю, почему они называют это Испытанием Сердца, или, по крайней мере, часть этой причины.
С какими трудностями столкнулась Кассандра, поднимаясь на гору в то сырое и душное утро, я не могу сказать, но мое собственное сердце пошло с ней, последовало за ней вверх по Скале Аспара к Аташ Бехрам Джадди, храму Вечного огня, расположенному на самой высокой террасе, которую человек вырезал на горе, ближе к кальдере.
Мое сердце первым подскочило к горлу в стремлении поспешить за дочерью.
"Ты же знаешь, она может не вернуться", - сказал мастер Гидарнес дю Новарра, навестив меня на вилле накануне вечером. Кассандра ушла нести вахту в агиарий Дома Вулкана. Неофитам предписывалось не спать в ночь перед Испытанием, бодрствовать в молитве и посте в темноте, пока не появится солнце, которое отмечало часы, называемые Хаван.
"Я знаю", - сказал я в ответ. Бутылка в моей руке была почти пуста. Рука перестала дрожать.
"Большинство неофитов не предпринимают попыток, пока им не исполнится сто стандартных лет".
"Она сказала, что ты сказал ей, что она готова", - сказал я. Я всегда считал, что столетняя подготовка - необходимое условие, но жизнь в Школе Огня развеяла это и многие другие заблуждения. Неофит мог подняться на гору уже на второй день обучения в Школе Огня - хотя, по слухам, так поступили только трое, и двое из них погибли. Просто большинство из них сначала учились смирению и терпению, которых требовало Испытание.
Гидарнес улыбнулся, его сатирский лик напомнил лицо принца Каима-Олорина, моего друга и покровителя. "Она готова", - ответил он. "У нее нет другого выбора. Вы уезжаете через несколько дней".
"Si", - сказал я и, вспомнив себя, перешел на более официальный стиль. "Ari".
"Я понимаю, что солланы наконец-то забирают тебя", - сказал он. "Что ты не по своей воле уходишь". В ответ я лишь наполнил свой бокал. "Думаю, ты любим богом", - заявил Гидарнес. "Тех, кого бог любит больше всего, он проверяет сильнее всего, как золото в огне, чтобы узнать, истинны ли они".
"Не говори со мной о своем боге, Мастер Меча", - сказал я, пожалуй, слишком резко. "Утром он может забрать у меня мою дочь".
"Бог ничего не забирает". Гидарнес на это покачал головой - возможно, он восполнил бы этот момент глотком вина, если бы я ему предложил, - и сказал: "Кассандра спустится с горы завтра вечером. Вот увидишь".
"А если нет?" спросил я.
"Тогда ты провел с ней почти сорок хороших лет", - сказал хозяин. "Это больше, чем у меня было с моим Мардуном".
Я уставился на него. "У тебя был сын?"
"Только один", - сказал мастер. "Моя жена дала ему дурное имя. Мардуния - это мягкий на древнем языке. Нежный. Он пошел на Испытание, как и я, и намного раньше, чем был готов..." Мастер Меча замолчал, разглаживая складки на своей белоснежной мандии. "Он хотел стать самым молодым, кто достигнет Девятого Круга".
"Мне жаль", - сказал я.
"Не стоит, - сказал он, вставая, - в эту ночь из всех ночей". Мастер положил руку мне на плечо. Я едва почувствовал это из-за вина. "Приходит время, когда мы должны отпустить их, Аль Брутан. Время, чтобы позволить им взлететь... или упасть".
Я поднял голову и посмотрел в заостренное лицо мастера Гидарнеса. На нем лежала тень - бледное отражение мальчика, который поднялся на гору и не вернулся. "Что это за Испытание?" спросил я, зная, что не получу ответа. "Скажи мне".
Гидарнес лишь похлопал меня по плечу. "У нее есть крылья, у твоей девочки", - был единственный ответ, который он дал. "Верь в нее".
* * *
Я не спал, а сидел в своем кабинете, пока солнце не прорвало завесу ночи, все это время наблюдая за огнями городов, мерцающими на трех лунах Джадда, за танцем водорослей на ночных волнах. Я почти не видел их. Вместо них я видел белые мегалиты, образующие стены храма огня, вечное пламя - сам Аташ, танцующий в своей жаровне, мою девочку, стоящую на краю огненного круга, белые повязки, обмотанные вокруг ее рук, ладоней, основания пальцев.
Когда взошло солнце и молитвенный призыв возвестил о начале Хавана, я вышел на балкон перед кабинетом в своей башне. Я смотрел ей вслед, глаза блестели, одна рука прикрывала их от солнца.
Одинокая фигура в белом, с черными волосами, заплетенными в двойные косы, поднималась по Scala к Большому Агиарию, стоявшему высоко над Домом Вулкана на склонах Гефеста, который мобады Ахура Мазды называли Кауф Адар.
"Приходит время..." пробормотал я, не уверенный, что это именно оно. "Валка, прости меня".
Если бы Валка была рядом, она бы меня шлепнула.
Она не ребенок, Адриан, - прошептала мне на ухо ее тень. Ты не сможешь защищать ее вечно.
"Я не смог защитить тебя".
"Сэр?" Вмешался лощеный голос. "С вами все в порядке?"
Я оглянулся и увидел, что Нима стоит в дверях моего кабинета, как всегда, чопорный.
Отвернувшись от него, я посмотрел на Школу Огня, на ее белые башни и купола, мерцающие в лучах утреннего солнца. "Она уже наверняка добралась до Храма", - сказал я слуге. Я потерял ее из виду недалеко от того места, где Башни Мертвых безмолвно возвышались над верхними террасами, барабаны без верха оставались открытыми небу. Джаддианцы не хоронили своих мертвецов и не сжигали их, а оставляли птицам по примеру своих персидских предшественников.
Говорили, что тех, кто не прошел Испытание, не клали в этих башнях. Они отправлялись в Аташ, к самому огню. Отдать труп в пламя было страшным святотатством... но умереть в огне?
Не было смерти чище.
"Я уверен, что с ней все будет в порядке, господин", - сказал Нима. "Девочка просто несносна, но.......для такого рода вещей она должна быть такой". Когда я ничего не ответил, слуга Немрутти рискнул спросить: "Вы не завтракали, хозяин. Может, принести вам что-нибудь?"
"Как я могу есть?"
Легко понять, как наши древнейшие предки считали, что это солнца движутся вокруг планет, а не наоборот. Подобно капле расплавленного свинца, красное солнце Джада бежало, катясь сначала вверх, затем вниз по небесной чаше. У ветра был привкус соли и дыма - как всегда на этом черно-зеленом острове. Пламя, краснее самого солнца, струилось по каналу от Кауф
