Наше восточное наследие - Уильям Джеймс Дюрант
Джехангир был не столько посредственностью, сколько способным дегенератом. Рожденный от отца-турка и индусской принцессы, он пользовался всеми возможностями законного наследника, предавался алкоголю и разврату и давал волю той садистской радости от жестокости, которая была рецессивной в Бабуре, Хумаюне и Акбаре, но всегда таилась в татарской крови. Он получал удовольствие, видя, как людей заживо разрывают на куски слоны. В своих "Мемуарах" он рассказывает, как из-за того, что их неосторожный выход на сцену напугал его добычу на охоте, он приказал убить конюха, а слугам конюха перерезать сухожилия за коленями, то есть сделать их калеками на всю жизнь; сделав это, он говорит: "Я продолжил охоту".110 Когда его сын Хусру устроил заговор против него, он приказал семьсот сторонников мятежника повесить в ряд вдоль улиц Лахора; он с удовольствием отмечает, сколько времени потребовалось этим людям, чтобы умереть.111 Его сексуальную жизнь обслуживал гарем из шести тысяч женщин,112 а впоследствии он был привязан к своей любимой жене, Нур Джехан, .*-которую он получил, убив ее мужа. Он отправлял правосудие беспристрастно и сурово, но расточительность его расходов легла тяжелым бременем на государство, ставшее самым процветающим на планете благодаря мудрому руководству Акбара и многолетнему миру.
К концу своего правления Джехангир все больше и больше уходил в свои кубки и пренебрегал государственными делами. Неизбежно возникали заговоры с целью заменить его; уже в 1622 году его сын Джехан попытался захватить трон. Когда Джехангир умер, Джехан поспешил из Декана, где он скрывался, провозгласил себя императором и убил всех своих братьев, чтобы обеспечить себе спокойствие. Отец передал ему свои привычки к экстравагантности, невоздержанности и жестокости. Расходы на двор Джехана и высокие зарплаты его многочисленных чиновников поглощали все больше и больше доходов, получаемых от процветающей промышленности и торговли народа. Религиозная терпимость Акбара и безразличие Джехангира сменились возвращением к мусульманской вере, преследованием христиан, безжалостным и массовым разрушением индуистских святынь.
Шах Джехан в какой-то мере искупил свою вину щедростью по отношению к друзьям и бедным, художественным вкусом и страстью к украшению Индии самой прекрасной архитектурой, которую она когда-либо видела, а также преданностью своей жене Мумтаз Махал - "украшению дворца". Он женился на ней на двадцать первом году жизни, когда у него уже было двое детей от предыдущей супруги. Мумтаз подарила своему неутомимому мужу четырнадцать детей за восемнадцать лет и умерла в возрасте тридцати девяти лет, родив последнего. Шах Джехан построил безупречный Тадж-Махал как памятник ее памяти и ее плодовитости, а сам впал в скандальную распущенность.113 Самая прекрасная из всех гробниц мира была лишь одним из сотни шедевров, возведенных Джеханом, в основном в Агре и в новом Дели, который вырос при нем. Дороговизна этих дворцов, роскошь двора, экстравагантные украшения Павлиньего трона,† предполагали разорительный для Индии уровень налогообложения. Тем не менее, хотя в правление Шах-Джехана случился один из самых страшных голодов в истории Индии, тридцать лет его правления стали зенитом процветания и престижа Индии. Властный шах был способным правителем, и, хотя он растратил много жизней на чужие войны, на его собственной земле наступило целое поколение мира. Как писал великий британский администратор Бомбея Маунтстюарт Элфинстоун,
Те, кто смотрит на Индию в ее нынешнем состоянии, могут быть склонны подозревать местных писателей в преувеличении ее былого процветания; но опустевшие города, разрушенные дворцы и засорившиеся акведуки, которые мы все еще видим, большие водохранилища и насыпи посреди джунглей, обветшавшие проезды, колодцы и караван-сараи королевских дорог, согласуются со свидетельствами современных путешественников и убеждают нас, что у этих историков были веские основания для их похвалы.115
Джехан начал свое правление с убийства своих братьев; но он не позаботился об убийстве своих сыновей, одному из которых было суждено свергнуть его. В 1657 году самый способный из них, Аурангзеб, поднял восстание в Декане. Шах, подобно Давиду, дал указания своим генералам разбить армию мятежников, но по возможности сохранить жизнь своему сыну. Аурангзеб одолел все посланные против него силы, захватил отца и заточил его в форте Агры. В течение девяти горьких лет свергнутый король оставался там, никогда не навещаемый сыном, посещаемый только своей верной дочерью Джаханарой, и проводил дни, глядя из Жасминовой башни своей тюрьмы на Джумну, где в ее украшенной драгоценностями гробнице лежала его некогда возлюбленная Мумтаз.
Сын, который так безжалостно сверг его с престола, был одним из величайших святых в истории ислама и, возможно, самым уникальным из могольских императоров. Воспитавшие его муллы настолько пропитали его религией, что одно время молодой принц подумывал отречься от империи и мира и стать религиозным затворником. Всю свою жизнь, несмотря на деспотизм, тонкую дипломатию и представление о морали как о применимой только к его собственной секте, он оставался благочестивым мусульманином, читал молитвы наизусть, выучил весь Коран и боролся с неверностью. Он проводил часы в набожности, а дни - в постах. По большей части он исповедовал свою религию так же искренне, как и исповедовал ее. Правда, в политике он был холоден и расчетлив, умел ловко лгать ради своей страны и своего бога. Но он был наименее жестоким из Моголов, а - самым мягким; в его правление утихла резня, и он почти не применял наказаний в борьбе с преступностью. Он был неизменно скромен в поведении, терпелив в провокациях и смирен в несчастьях. Он скрупулезно воздерживался от любой пищи, питья или роскоши, запрещенной его верой; хотя он был искусен в музыке, он отказался от нее как от чувственного удовольствия; и, очевидно, он выполнил свое решение ничего не тратить на себя, кроме того, что он смог заработать трудом своих рук.116 Он был Святым Августином на троне.
Шах Джехан отдавал половину своих доходов на развитие архитектуры и других искусств; Аурангзеб не заботился об искусстве, с грубым фанатизмом разрушал "языческие" памятники и в течение полувекового правления боролся за искоренение в Индии почти всех религий, кроме своей собственной. Он отдавал приказы губернаторам провинций и другим своим подчиненным сровнять с землей все храмы индусов и христиан, разбить всех идолов и закрыть все индуистские школы. За один год (1679-80) только в Амбере было разрушено шестьдесят шесть храмов, в Читоре - шестьдесят три, в Удайпуре - сто двадцать три;117 А на месте особо священного для индусов храма в Бенаресе он построил, в знак намеренного оскорбления, магометанскую мечеть.118 Он запретил все
