Век Наполеона. История европейской цивилизации от 1789 г. до 1815 г. - Уильям Джеймс Дюрант
Майстр родился (1753) в Шамбери, где двадцатью годами ранее мадам де Варенс учила Руссо искусству любви. Будучи столицей герцогства Савойского, город подчинялся королям Сардинии; однако савойцы использовали французский язык в качестве родного, и Жозеф научился писать на нем почти с такой же энергией и силой, как Вольтер. Его отец был президентом Савойского сената, а сам он стал его членом в 1787 году; у них были более чем философские причины защищать статус-кво. Будучи политическим сыном своего отца, Жозеф эмоционально был сродни своей матери, которая передала ему страстную преданность католической церкви. "Ничто, - писал он позднее, - не может заменить воспитания, данного матерью".25 Он учился у монахинь и священников, а затем в иезуитском колледже в Турине; к ним его привязанность тоже никогда не ослабевала; и после краткого увлечения масонством он полностью принял иезуитскую точку зрения, согласно которой государство должно быть подчинено церкви, а церковь - папе.
В сентябре 1792 года французская революционная армия вошла в Савойю, а в ноябре герцогство было присоединено к Франции. Потрясение от этой внезапной переоценки всех ценностей, классов, держав и вероисповеданий вызвало у Майстра ненависть, которая омрачила его настроение, написанные им книги и накалила его стиль. Вместе с женой он бежал в Лозанну, где жил в качестве официального корреспондента Карла Эммануила IV, короля Сардинии. Он находил некоторое утешение в том, что часто посещал салон госпожи де Сталь в соседнем Коппете; но интеллектуалы, которых он там встречал, как и Бенжамен Констан, казались ему зараженными скандальным скептицизмом Франции XVIII века. Даже эмигранты, ютившиеся в Лозанне, были приверженцами Вольтера; Майстр удивлялся их неосведомленности о том, что антикатолицизм философов подорвал всю структуру французской жизни, ослабив религиозные опоры морального кодекса, семьи и государства. Слишком старый, чтобы взять в руки оружие против революции, он решил бороться с неверующими и революционерами своим пером. Он смешивал ядовитую кровь с чернилами и оставил свой след в столетии. Только Эдмунд Берк в ту эпоху превзошел его в изложении консервативных взглядов на жизнь.
В 1796 году в Невшательском издательстве он выпустил книгу "Рассуждения о Франции" (Considérations sur la France). Он признал, что правительство Людовика XVI было неустойчивым и некомпетентным и что французская церковь нуждается в моральном обновлении;26 Но менять форму, политику и методы государства так быстро и радикально означало выдать невежество подростка в отношении фундаментальных основ управления. Он считал, что ни одно государство не может долго просуществовать, если оно не имеет корней в традициях и времени или опоры в религии и морали. Французская революция разрушила эти опоры, обезглавив короля и лишив власти церковь. "Никогда еще у столь великого преступления не было столько сообщников..... Каждая капля крови Людовика XVI будет стоить Франции потоков; возможно, четыре миллиона французов заплатят своими жизнями за великое национальное преступление антирелигиозного и антисоциального восстания, увенчанного цареубийством".27 Вскоре, предсказывал он (в 1796 году), "четыре или пять человек дадут Франции короля".28
В 1797 году король Карл Эммануил призвал Майстра служить ему в Турине; но вскоре Наполеон взял Турин, и философ бежал в Венецию. В 1802 году он был назначен сардинским полномочным представителем при дворе царя Александра I. Рассчитывая, что его миссия будет недолгой, он оставил свою семью, но служба своему царю задержала его в Санкт-Петербурге до 1817 года. Он нетерпеливо переносил изгнание и топил свои заботы в рукописях.
В своей основной работе "Essai sur le principe générateur des constitutions politiques" (1810) он вывел такие конституции из конфликта в человеке между добрыми и злыми (социальными и несоциальными) импульсами и необходимости организованной и прочной власти для поддержания общественного порядка и выживания группы путем поддержки кооперативных, а не индивидуалистических тенденций. Каждый человек от природы жаждет власти и обладания, и, пока его не укротят, он может стать деспотом, преступником или насильником. Некоторые святые контролируют земные аппетиты, а несколько философов , возможно, достигли этого с помощью разума; но в большинстве из нас добродетель сама по себе не может овладеть нашими основными инстинктами; и позволить каждому предполагаемому взрослому судить обо всем своим собственным разумом (слабым из-за неопытности и рабским по отношению к желаниям) - значит принести порядок в жертву свободе. Такая недисциплинированная свобода становится свободой, а социальный беспорядок ставит под угрозу способность группы объединиться против нападения извне или распада изнутри.
Следовательно, по мнению Мэтра, буйное Просвещение было колоссальной ошибкой. Он сравнивал его с юношей, который к восемнадцати годам придумывает или принимает схемы радикальной перестройки образования, семьи, религии, общества и государства. Вольтер был ярким примером такого юного всезнайства; он "целый век говорил обо всем, ни разу не опустившись ниже поверхности"; он был "так постоянно занят наставлениями миру", что у него "очень редко оставалось время на размышления".29 Если бы он смиренно изучал историю как преходящий индивид, ищущий наставления в опыте расы, он мог бы узнать, что безличное время - лучший учитель, чем личная мысль; что самая надежная проверка идеи - это ее прагматический эффект в жизни и истории человечества; что институты, укорененные в многовековых традициях, не должны отвергаться без тщательного взвешивания потерь и выгод; и что кампания по уничтожению младенцев - уничтожение морального авторитета церкви, которая дисциплинировала подростков и формировала социальный порядок в Западной Европе, - приведет к краху морали, семьи, общества и государства. Убийственная Революция стала логическим результатом слепого "Просвещения". "Философия - разрушительная сила"; она возлагает все надежды на разум, который индивидуален, на интеллект, который индивидуалистичен; а освобождение личности от политических и религиозных традиций и авторитетов ставит под угрозу государство и саму цивилизацию. "Поэтому нынешнее поколение является свидетелем одного из самых драматических конфликтов, которые когда-либо видело человечество: войны на смерть между христианством и культом философии".30
Поскольку человек живет слишком недолго, чтобы успеть проверить мудрость традиций, его следует научить принимать их как руководство к действию до тех пор, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы начать понимать их; разумеется, он никогда не сможет понять их полностью.