Век Наполеона. История европейской цивилизации от 1789 г. до 1815 г. - Уильям Джеймс Дюрант
Жермена со своей свитой поспешила в Веймар, где нашла атмосферу, очищенную поэзией. В городе преобладали писатели, художники, музыканты и философы; двор возглавляли благоразумные и терпимые герцог Карл Август, его жена герцогиня Луиза и мать вдовствующая герцогиня Анна Амалия. Эти люди были хорошо образованы; они курили с разбором, и почти все они говорили по-французски. Более того, многие из них читали Дельфину, многие слышали о ее войне с Наполеоном; все отметили, что у нее были деньги и она их тратила. Ее чествовали ужинами, театральными вечерами, танцами и балами; они вызывали Шиллера, чтобы он читал сцены из "Вильгельма Телля"; они слушали, как она декламирует длинные отрывки из Расина. Гете, находившийся тогда в Йене, пытался отлынивать от работы, ссылаясь на простуду; герцог убеждал его все же приехать в Веймар; он приехал и неловко беседовал с мадам. Его встревожило ее откровенное предупреждение о том, что она намерена напечатать свой отчет о его высказываниях.34 Она была разочарована, обнаружив, что он больше не Вертер, превратившись из любовника в понтифика. Он пытался запутать ее противоречиями; "мое упрямое противоречие часто приводило ее в отчаяние, но именно тогда она была наиболее любезна и наиболее блестяще демонстрировала свою умственную и словесную ловкость".35 "К счастью для меня, - вспоминала она, - Гете и Виланд говорили по-французски очень хорошо; Шиллеру это давалось с трудом".36 Она писала о Шиллере с любовью, о Гете - с уважением; он и Наполеон были единственными людьми, которых она встречала, заставившими ее осознать свои ограничения. Шиллера утомляла быстрота ее мыслей и речи, но в конце концов он был впечатлен. "Сатана, - писал он другу, - привел меня к женщине-французскому философу, которая из всех живущих существ наиболее оживлена, наиболее готова к спору, наиболее плодовита на слова. Но она также самая культурная, самая духовная [интеллектуально одаренная] из женщин; и если бы она не была действительно интересной, она бы меня не беспокоила".37 Веймар вздохнул с облегчением, когда после трехмесячного пребывания она уехала в Берлин.
Берлинский туман показался ей унылым после блеска Веймара. Лидеры романтического движения в Германии отсутствовали или умерли; философы были погружены в далекие университеты - Гегель в Йене, Шеллинг в Вюрцбурге; Жермене приходилось довольствоваться королем, королевой и Августом Вильгельмом фон Шлегелем, чьи обширные познания в языках и культурах приводили ее в восторг. Она предложила ему поехать с ней в Коппет в качестве воспитателя ее сына Августа; он согласился и влюбился в нее в самый неподходящий момент.
В Берлине она получила известие, что ее отец опасно болен. Она поспешила вернуться в Коппет, но, не доехав до него, узнала, что он умер (9 апреля 1804 года). Это был удар, более опустошающий, чем любой другой в ее дуэли с Наполеоном. Отец был ее моральной и финансовой опорой; с ее точки зрения, он всегда был прав и всегда добр; и не все ее любовники могли занять его место. Она нашла утешение в написании идиллии обожания - "Характер и личная жизнь месье Неккера" - и в начале работы над своим шедевром, "De l'Allemagne". Она унаследовала большую часть состояния своего отца и теперь имела доход в 120 000 франков в год.
В декабре она отправилась искать солнца в Италии. Она взяла с собой трех своих детей - Августа, Альбертину и Альберта - и Шлегеля, который теперь занимался и с ней, поскольку считал ее плохо осведомленной об итальянском искусстве. В Милане к ним присоединился еще лучший Бедекер - Жан-Шарль-Леонар де Сисмонди, который начинал писать свою эрудированную "Историю итальянских республик". Он тоже влюбился в Жермену - или в ее ум, или в ее доходы, - пока, подобно Шлегелю, не обнаружил, что она никогда не воспринимает простолюдина всерьез. Вместе они проехали через Парму, Модену, Болонью и Анкону в Рим. Жозеф Бонапарт, всегда любивший ее, дал ей рекомендательные письма в лучшее тамошнее общество. Аристократия обожала ее, но принцы и принцессы показались ей менее интересными, чем придворные кардиналы, которые, будучи людьми светскими, знали о ее книгах, богатстве и вражде с Наполеоном, и их не беспокоила ее протестантская вера. В Академии Аркадии ее принимали с овациями, с импровизированными стихами и музыкой; она использовала этот опыт, представляя Коринну.
В июне 1805 года она снова в Коппе, и вскоре ее снова окружают любовники, друзья, ученые, дипломаты (принц Эстерхази из Вены, Клод Хоше из Государственного совета Наполеона), даже правитель - курфюрст Баварии. Теперь салон Коппе был более знаменит, чем любой другой в Париже. "Я только что вернулся из Коппе, - писал Шарль-Виктор де Бонштеттен, - и чувствую себя совершенно одурманенным... и измученным интеллектуальным развратом". За один день в Коппете тратится больше остроумия, чем во многих странах за целый год".38 Собравшиеся были достаточно многочисленны и талантливы, чтобы ставить полноценные драмы; сама Жермена играла главные роли в "Андромахе" и "Федре", и некоторые гости считали, что ее выступления превзошли только королевы парижской сцены. По другим случаям устраивались музыкальные или поэтические концерты. Три раза в день накрывался стол, иногда на тридцать гостей; пятнадцать слуг были заняты, а в садах могли бродить влюбленные и завязывать новые знакомства.
Побитые временем любовники Жермены - Монморанси, Констан, Шлегель, Сисмонди - значительно остыли, измученные ее требованием покорной преданности, и она согревалась страстью к Просперу де Баранту. Ему было двадцать три, ей - тридцать девять, но ее темп вскоре утомил его, и он искал убежища в отдалении и нерешительности, которую она сатирически изображала в "Освальде из Коринны". Этот некогда знаменитый роман близился к завершению и требовал французского печатника, которому нужна была печать наполеоновской полиции. Отец Проспера, префект департамента Леман, заверил Фуше, что мадам в течение последнего года была "сдержанной и осмотрительной". Она получила разрешение провести лето 1806 года в Осере, в 120 милях от Парижа; там она сняла виллу, а осенью ей разрешили переехать на зиму в Руан. Несколько ее друзей навестили ее в этих городах, и некоторые из них выразили надежду, что Наполеон наконец-то встретит поражение в тяжелой кампании, которая заставила его и его армию провести зиму на морозном севере.39 Тайная полиция Наполеона вскрыла переписку Жермены и сообщила ему об этих настроениях. 31 декабря он гневно написал Фуше: