Макунаима, герой, у которого нет характера - Мариу Раул Морайс ди Андради
Герой прыгнул на нее, чтобы позабавиться. Но Си не хотела забав. Она взяла свое трезубое копье, а Макунаима схватился за нож. Жестокая была схватка! Вопли дерущихся разносились под листвой по всему лесу, а птички съеживались от страха. Ох и досталось же герою! Воительница разбила ему лицо в кровь и вдела копье ему в зад, а у самой ни царапинки. С каждым движением икамиабы герой только сильнее кричал и обливался кровью, так что птицы съеживались в ужасе. Наконец, почуяв, что ему крышка, потому что никак не одолеть ему икамиабу, герой пал на землю и стал отползать, крича братьям:
– Держите меня, а то я ее убью! Держите меня, а то я ее убью!
Братья тотчас подоспели и схватили Си. Маанапе связал ей руки за спиной, а Жиге древком толстого копья ударил по макушке. Тогда обессиленная икамиаба рухнула в заросли папоротника. Макунаима дождался, пока она перестанет шевелиться, и позабавился с Матерью Лесов. Тогда слетелись аратинги, зеленокрылые ара, воробьиные попугайчики, туины, амазоны, нандайи – всевозможные попугаи от каждого попугайского племени, чтобы приветствовать Макунаиму, нового Императора Девственного Леса.
И братья продолжили путь с новой попутчицей. Они пересекли город Цветов, миновали реку Горя, прошли под водопадом Счастья, вышли на дорогу Наслаждений и, наконец, прибыли в рощу Радости, что находится в холмах Венесуэлы. Оттуда Макунаима и правил таинственными лесами, пока Си руководила женщинами, что орудуют трезубыми копьями.
Вольготно жилось герою. День-деньской он беззаботно давил кочевых муравьев-тайок и шумно прихлебывал фруктовую настойку пажуари, а то брал в руки кóчо и пел под журчание его струн, и леса нежно гудели, убаюкивая змей, клещей, москитов, муравьев и злых богов.
Ночью приходила Си, пахнущая древесным соком, окровавленная после битвы, и забиралась в гамак, который сплела из собственных волос. Они забавлялись и потом смеялись вдвоем весело.
Долго они смеялись, прижимаясь друг к другу. Си была такая ароматная, что у Макунаимы голова кружилась от слабости.
– Ну и ну! Какая же ты душистая, радость моя! – шептал он в наслаждении.
И еще сильнее принюхивался. Тогда такое блаженное изнеможение находило на него, что уж от сна глаза сами закрывались. Но Матери Лесов всё было мало, и тогда она запрокидывала гамак, так что оба оказывались сильнее прижаты друг к другу, и требовала еще забав. Полумертвый от сонливости, вконец измученный, Макунаима забавлялся лишь для того, чтобы не ударить в грязь лицом, но только женщина хотела весело посмеяться с ним, как он устало отмахивался:
– Ай, как же лень!..
И, отвернувшись, сладко засыпал. А Си хотела еще покуда забавляться… Звала его, дразнила… Но герой спал без задних ног. Тогда Мать Лесов брала трезубое копье и колола им своего дружка. Макунаима вскакивал, бешено смеялся и вертелся от щекотки:
– Хватит, прекрасная!
– А вот и не хватит!
– Дай поспать, солнышко…
– Давай позабавимся.
– Ай, как же лень!..
И они еще забавлялись.
Но в те дни, когда Император Девственного Леса особенно налегал на пажуари, Си несладко приходилось с таким пьяницей. Только начнут свои забавы, а герой уж и забыл, чем занят.
– Ну же, герой!
– Ну же что?
– Чего ты остановился?
– Остановился что?
– Ну вы поглядите, мы тут забавляемся, а он останавливается в самом разгаре!
– Ай, как же лень…
В такие дни Макунаима был не на коне. Поуютнее устроившись в мягких косах подруги, он сладко засыпал.
Тогда Си прибегала к хитроумному приему, чтобы оживить героя. Она бежала в лес нарвать огненной крапивы, а вернувшись, натирала ею ствол героя и свою ямочку. И Макунаима уже буквально горел желанием, как могучий лев. А Си – как львица. И оба забавлялись и забавлялись, охваченные пылкой страстью.
В бессонные ночи забавы становились еще более изобретательными. Когда горючие звезды проливали на землю невыносимо палящее раскаленное масло, лес был словно в огне. Даже птицам не спалось на маисовых полях. Они вертели головой, перелетали с ветки на ветку и – о чудо из чудес – от их нескончаемого щебета, не дававшего спать, казалось, что наступил черный-пречерный рассвет. Гул стоял немыслимый, все запахи усиливались до невозможности, а от жары и вовсе деться было некуда.
Макунаима с размаху шлепал по гамаку, и Си улетала из него прочь. Тогда она просыпалась, поднималась над гамаком и прыгала на героя. Так они и забавлялись. А затем, полностью разбуженные желанием, придумывали новые способы забав.
Шести месяцев не прошло, как Мать Лесов родила краснокожего младенца. Пришли славные мулатки из Баии, из Ресифи, из Риу-Гранди-ду-Норти и из Параибы и вручили Матери Лесов красивый яркий красный бант, ведь она теперь была главной на всех рождественских празднествах. Потом они отправились, довольные и веселые, обратно, танцуя на ходу, и их сопровождали футболисты, жулики, юные бездельники, и вся эта золотая молодежь пела серенады. Макунаима, как положено по обычаю, месяц отдыхал, а вот поститься отказался наотрез. Малыш родился плоскоголовым, а из-за Макунаимы его голова становилась еще более плоской, потому что отец то и дело трепал малыша по макушке, приговаривая:
– Сынок, подрастай скорей, поедешь в Сан-Паулу и заработаешь кучу денег.
Все икамиабы души не чаяли в краснокожем ребенке и при первом омовении положили в реку все свои драгоценности, чтобы малыш всегда был богат. Они послали в Боливию за ножницами, а когда ножницы прибыли, воткнули у изголовья люльки, ведь иначе придет Тутý-Марамбá и высосет у ребенка через пупок всю кровь, а у Си откусит большой палец на ноге. Пришел Туту-Марамба, увидел ножницы и промахнулся – облизал дырку от ножниц и ушел восвояси. Теперь с малыша никто глаз не спускал. Послали в Сан-Паулу за знаменитыми шерстяными ботиночками, что делает дона Áна Франсиска ди Алмéйда Лéйти Морáйс, и в Пернамбуку за кружевными чулками «Альпийская роза», «Цветок Гуабирóбы» и «По тебе страдаю», сшитыми руками доны Жоакины Лейтóн, известной как Горбатая Ворчунья. Они цедили сок лучших тамариндов из садов сестер Лóру-Виéйра в Óбидус и давали ребенку с этим соком лекарство от глистов. Счастливая, мирная жизнь!.. Но однажды в хижину Императора влетел мрачный филин и залаял по-лисьи, предвещая беду. Макунаима затрясся от ужаса, отогнал москитов и еще крепче приналег на настойку, чтобы и страх тоже отогнать. Пил он, пил, напился и всю ночь проспал. Тогда пришла черная змея мусурáна и принялась сосать единственную живую грудь
