Как становятся предателями (СИ) - Кацман Изяслав
Стрелки делают по три выстрела стоя, потом, присев на одно колено, и в завершение – лёжа. Собравшаяся поглазеть почтенная публика нервно дёргается от грохота, кое-кто даже испуганно приседает. А по мне так издаваемые винтовками звуки по сравнению с тем тарарамом, что производят кремневые дульнозарядки, совершенно несерьёзны. Я даже немного пожалел, что в стрельбах решил задействовать импортное нарезное оружие, а не продукцию папуасско-тенхорабитского военпрома: и шума было бы больше, и дыры в мишенях солиднее выглядели бы.
Меж тем солдаты один за одним отчитываются о выполнении задания, предъявляя разряженное оружие офицеру, распоряжающемуся стрельбами. Тот обходит мишени и громко объявляет результаты: семь попаданий в контур, шесть, восемь, восемь, шесть, девять, пять, шесть, семь, шесть. После его отчёта, что, дескать, вверенные его попечению бойцы отстрелялись, я предлагаю зрителям поглядеть на расстрелянные доски вблизи.
Вопреки моим опасениям бонкийцы вполне себе впечатлились увиденным: дырки от пуль 7,62 мм, конечно, не такие большие, как от мушкетных шариков, но местным-то не с чем сравнивать.
Второй частью программы была стрельба из миномётов. Расчёты деловито, без лишней суеты, установили свои орудия, нацелив их в сторону подготовленного квадрата метров пятьдесят на пятьдесят в полукилометре от стен Такаму, где воткнули с пяток чучел из травы и веток на толстых палках. Место было указано хозяином селения, как никем неиспользуемое. На всякий случай воины Панхи в сопровождении наших солдат прошерстили близлежащие к назначенному для обстрела участку: нашлась только пара чьих-то свиней, которых безжалостными пинками отогнали подальше.
Капрал, командующий миномётным взводом, отдал последние распоряжения, солдаты закинули мины в стволы, отскочили подальше… Грохот выстрела, ещё выстрел, мелодия из двух пронзительных свистов, сливающихся в единое целое, и два разрыва – один с недолётом, в десятке шагов от участка с пугалами, второй на краю. Унтер даёт поправку, его подчинённые корректируют стрельбу. Теперь у того расчёта, который почти попал, перелёт, зато недобившие в первый раз послали мину почти в центр. Следующие шесть взрывов, ложась в разных частях очерченного квадрата или вблизи его границ, не оставляют от соломенных мишеней живого места.
В наступившей звонкой тишине капрал подбегает к командиру батальона и бодро рапортует о выполнении задачи. Тот оборачивается ко мне и оттарабанивает: «Тонбе Сонаваралингатаки, миномётные стрельбы завершены. Цели поражены». Я предлагаю стоящему рядом старосте посмотреть на разрушения вблизи. Панхи со своей свитой топает за мной. Располагались мы в добром «перестреле» от миномётчиков и чуть сбоку, потому топать на испаханный воронками кусок пустыря несколько сот метров.
Искромсанные кусты и чучела, посечённые в крошево из листвы и веток вперемешку с землёй, публику впечатлили. Но самое живое обсуждение вызвал висящий на голом суку треснутый черепаший панцирь с кровавыми ошмётками внутри – всё, что осталось от его обладателя. И если спутники старосты по большей части разглядывали учинённый разгром с поистине детским любопытством, сам хозяин Такаму, и без того пребывавший не в самом хорошем расположении духа, помрачнел ещё сильнее, хотя казалось, куда больше. Может, своих подчинённых старый пройдоха, бывший головной болью ещё для покойника Ратикуи, и мог обмануть напускной весёлостью, но только не меня.
На устроенном ближе к закату продолжении вчерашнего банкета Панхи предпочитал молчать, думая о чём-то своём. А остальные местные оживлённо выпытывали у моих офицеров подробности по части огнестрельного оружия. Те отвечали: где преувеличивая, где говоря истинную правду. Я слушаю трепотню вполслуха, не вмешиваясь. Особой опасности, что лейтенанты и капитаны случайно выдадут какую-нибудь военную тайну, не предвидится. А если даже и выдадут, то вряд ли кто здесь поймёт, что это что-то важное. Зато фраза «у нас таких цабов больше десяти» в ответ на вопрос о том, сколько же всего вооружённых «огненными жезлами» воинов у типулу-таками, точно должна поспособствовать верноподданническим настроениям среди жителей Бонко. Разницу же между винтовками и кремневыми ружьями разъяснить никто не удосужился, равно как и то, что стреляющего быстро и далеко нарезного оружия хватает только на гвардейские батальоны, а в армейских частях им вооружены по взводу на цаб. Ну а о вечном дефиците боеприпасов, этой постоянной моей головной боли, даже комбаты имели весьма приблизительное представление. Например, если сегодняшние стрельбы из ручного оружия я санкционировал с лёгкостью, то распоряжение о десяти выстрелах из миномётов отдал, с трудом оторвав от горла персональную жабу. И только осознание того, что этот десяток потраченных на демонстрационно-учебную задачу мин может сэкономить куда большее количество снарядов и спасти кучу человеческих жизней, которых придётся загубить при силовом присоединении Бонко.
А ведь пройдохе Панхи сейчас должно быть примерно столько же лет, сколько было деду Теманую в момент нашей со старым сонаем встречи – словно в голове щёлкнуло. Считай, большая часть жизни прошла. И чего удалось ему добиться? Подмять под себя несколько деревень, с обитателей которых можно вытрясти дюжину свиней и пару сотен корзин корнеплодов? Собрать вокруг себя полсотни готовых выполнить любой приказ головорезов? Мой родственник-то был вполне доволен пройденным на этой стороне путём: и боевой дубинкой помахать довелось вдоволь, и в любви удач не меряно, и потомство оставил многочисленное, уже правнуки бегают. А что выше регойского десятника в свите типулу-таки не поднялся, так из наших многочисленных бесед следовало, что Темануй не сильно-то и стремился куда-то выбиться – как получалось, так получалось.
Такамский староста же всё рвался в великие вожди – по слухам, даже примерялся к месту бонкийского таки. Ну, или, минимум, в «серые кардиналы» при правителе страны метил. И каково ему на закате жизни увидеть, что на фоне творящихся на другом конце Пеу дел вся эта борьба с конкурентами за влияние на Бонко не более, чем возня каких-нибудь муравьёв на краю человеческого огорода. Тут поневоле впадёшь в депрессию: мало того, что до Кромки всего ничего осталось, кризис предпенсионный и так далее, так ещё вдруг приходят какие-то хрены и чуть ли не открытым текстом говорят, чтобы не путались под ногами со своей мышиной вознёй.Да, остаётся только посочувствовать бедняге Панхи. Надо будет озадачиться хотя бы достойными по местным мерками подарками для него – дабы потешить самолюбие отправляемого на пенсию «сильного мужа».. Кое-что мы ещё вчера преподнесли, но следует подготовить, по возвращении в Тенук, побольше оружия – и бронзового статусного, и практичного стального. Ну и посуды с украшениями от щедрот своих отсыпать. Теперь, когда мои загребущие руки и досюда дотянулись, можно уже не париться со столь долго сохраняемым балансом сил среди местной элиты, препятствующим объединению востока острова.
Ну а пока что остаётся только пообещать, причём немедленно. Привстав со своего места возле пиршественных циновок, громко: «Благословение духов-покровителей и богов навеки пребудет со столь щедрым хозяином и столь гостеприимным домом. Я всего лишь Уста, Глаза, Уши и Десница Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы, но наша повелительница узнает о том радушном приёме, который мы здесь получили. И щедрые дары для тебя, о великодушный и доблестный Панхи, от Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками непременно последуют».
Окружение босса Такаму, сидевшее ближе к своему патрону, одобрительно загудело, гости присоединились к хозяевам: издревле признаком правильного правителя являлась щедрость. Староста привстав в качестве ответной любезности, толкнул небольшую речь в сугубо верноподданническом духе, витиеватыми оборотами «торжественного языка». После такого не оставалось ничего, кроме как выпить притащенного нами заморского вина, кое признано было куда приятнее, чем папуасская брага.
