Гянджеви Низами - Пять поэм
Салам из Багдада знакомится с Меджнуном
В Багдаде живет знатный юноша по имени Салам, испытавший много невзгод из-за любви. Рассказы о любви Кейса распространяются повсюду, всюду поют его грустные любовные стихи. Салам слышит эти стихи и решает пойти повидать Меджнуна. Несчастный, увидев Салама, позволяет ему подойти. На вопрос о том, зачем он пришел, Салам отвечает, что хочет запомнить все стихи Меджнуна. Салам пытается утешить Меджнуна — он сам тоже испытал много горя от любви.
Тот упрекает его и просит не считать его обычным влюбленным: Меджнун — «шаханшах любви», любовь — его сущность… Салам и Меджнун живут вместе в пустыне. Каждую строку, сложенную Меджнуном, Салам запоминает. Когда продовольствие, взятое с собой Саламом, пришло к концу, ему пришлось покинуть Меджнуна. Салам вернулся в Багдад и привез туда стихи Меджнуна.
О величии духа и непорочности Меджнуна
Низами просит не считать Меджнуна обычным безумцем — ведь не каждый безумец слагает стихи, подобные жемчугу. Его возлюбленная — лишь повод пойти по пути к духовному совершенству; он никогда не искал сближения с нету, чтобы сохранить совершенство духовной любви. (Эту главу иногда считают интерполяцией, не принадлежащей перу Низами.)
Рассказ о любви Зейда и Зейнаб
Во времена Меджнуна был другой влюбленный безумец, чистый душой, слагавший стихи, по имени Зейд. Он любил свою двоюродную сестру. Зейд был беден, родители Зейнаб — богаты. Зейд посватался к Зейнаб и получил отказ. В горе он слагает стихи. Зейнаб держат взаперти, потом отдают замуж за богатого. Зейд, подобно Меджнуну, приходит в безумное отчаяние, его заковывают в цепи, друзья его покидают. Лейли узнает об этом, призывает Зейда к себе, угощает. Зейд передает послание Лейли Меджнуну, записывает стихи Меджнуна и отвозит их Лейли. Зейд, читая стихи Меджнуна, спрашивает его, в чем же его безумие. Ни один разумный таких стихов не слагал. Зейд уговаривает Меджнуна хотя бы принимать обычную пищу — сам он тоже в горе, но может есть. Меджнун просит его не говорить лишних слов. Его безумие — не одержимость злыми духами, а милость Аллаха. Это чувствуют даже дикие звери, окружающие Меджнуна. Он — не пленник в «колодце тела», его душа вечна. Он не жалуется на свою судьбу, ведь нет лучше жребия… Зейд молчит, пораженный глубиной речей Меджнуна. С тех пор он был лишь посредником между Лейли и Меджнуном и не пытался больше говорить с ним. (Эту главу также считают иногда интерполяцией, однако она, как и предыдущая, имеется во всех рукописях пяти поэм Низами.)
Смерть Ибн Салама
Лейли продолжает терзаться тоской, хотя и скрывает это от мужа. Тот все же видит ее страдания. Постоянная тревога о любимой жене подтачивает его здоровье. У него началась лихорадка. Он слег и более не встал… Следуют назидательные строки о бренности жизни. Лейли делает вид, что оплакивает мужа, на самом деле она плачет о Меджнуне. По обычаю арабов, жена после смерти мужа должна два года не выходить из дома, ни с кем не видеться. Под этим предлогом Лейли уединяется и дает волю своей скорби.
Зейд извещает Меджнуна о смерти мужа Лейли
Зейд скорбит в разлуке с Зейнаб. Родные решают ему помочь и устраивают влюбленным тайное свиданье. Зейд и Зейнаб остаются целомудренными, они лишь молятся вместе… Самое главное в жизни, говорит Низами, оставить после себя доброе имя… Зейд узнает о смерти Ибн Салама и спешит с этой вестью к Меджнуну. Тот то пляшет от радости, то скорбит, вспоминая о неизбежности смерти. Неделю Меджнун ведет мудрые беседы с Зейдом, затем Зейд возвращается домой.
Лейли молится всевышнему
Тяжкая темная ночь. Лейли одна, она рыдает. Она молит бога приблизить утро.
Свидание Лейли и Меджнуна
Наступает утро. Лейли, обманув сторожащих ее, не боясь отца и матери, выходит на улицу. Она ищет пути к возлюбленному. Появляется Зейд. Лейли просит его отвести ее к Меджнуну. Зейд идет к нему с радостной вестью. Меджнун счастлив. Он совершает омовение, молится, надевает принесенные Зейдом одежды и отправляется в путь, распевая стихи. Звери идут за ним… Лейли разбивает в степи шатер. Меджнун приближается. Лейли, не боясь зверей, выбегает к нему навстречу из шатра и без чувств падает к его ногам. Меджнун тоже падает перед ней без памяти на землю. Звери окружают их и охраняют. Приходит Зейд и приводит влюбленных в чувство розовой водой. Лейли ведет Меджнуна в шатер. Зейд со зверями сторожат их. Любовь Лейли и Меджнуна, говорит Низами, была истинной, не загрязненной похотью и посторонней целью — даже звери покорились влюбленным… Лейли и Меджнун в супружеских объятиях. Они не разлучаются сутки, все время теряя сознание. Лейли спрашивает Меджнуна, почему он молчит, почему не говорит стихи, как обычно. Меджнун, рыдая, говорит о том, что он обрел Лейли, но потерял себя, он — лишь тень Лейли. Теперь нет уже «я» и «ты» подобно тому, как в вере Меджнуна бог — един. Далее идет ряд метафор, говорящих о высшем духовном единстве Лейли и Меджнуна. Лейли начинает снова ласкать возлюбленного. Он впадает в экстаз, разрывает на себе одежды, испускает вопль и убегает в пустыню, распевая стихи. Зейд следует за ним и запоминает их. Глава завершается стихами о чистой истинной любви, стремящейся к разлуке. Когда любовь достигает такого совершенства, заключает главу Низами, она приносит доброе имя. (Последние три главы также считают интерполяцией.)
О том, как наступила осень и умирала Лейли
Так повелось, что если болен сад,—Кровавых листьев слезы моросят,
Как будто веток зрелое здоровьеПодорвано и истекает кровью.
Прохладна фляга скованной воды.Желты лицом, осунулись сады.
А может быть, на них совсем лица нет.Лист золотой, но скоро пеплом станет.
Цветы пожитки чахлые свернули,В кочевье караваном потянули.
А там, под ветром, на дороге тойПыль завилась, как локон золотой.
Простим сады за то, что в опасеньеОсенней стужи, гибели осенней,
Бросают за борт кладь былой весны.Изнеженные, как они больны!
Пьянеют лозы в сладостном веселье.Садовник их срезает, чтоб висели,
Как головы казненных удальцовНа частоколе башенных зубцов.
И яблоко, вниз головой вися,Кричит гранату: «Что не сорвался?»
Гранат, как печень треснувшая, страшен.Он источает сок кровавых брашен.
Так осенью израненный цветникНа бранном поле замертво поник.
Лейли с престола юности цветущейСошла в темницу немощи гнетущей.
Кто сглазил молодой ее расцвет?Кто погасил ее лампады свет?
Повязку золотую головнуюЗачем Лейли сменила на иную?
И тело, в лен сквозной облечено,Зачем само сквозит, как полотно?
Жар лихорадки тело разрушает,Сыпь лихорадки тело украшает.
Лейли открыла матери, как друг,Смертельный свой и тайный свой недуг.
«О мать! Что делать? Смертный час объявлен.Детеныш лани молоком отравлен.
В кочевье тянет караван души.Не упрекай за слабость, не греши.
Моя любовь? — нет, кровь на черной ране.Моя судьба? — не жизнь, а умиранье.
Немая тайна так была нема,И вот печаль достигла уст сама.
И так как с уст уже душа слетает,Пускай тихонько медленно растает
Завеса тайны. Если ты стара,Прости мне, мать! А мне и в путь пора.
Еще раз обними меня за плечи.Прости, прощай! А мне пора далече.
Вручаю небу душу оттого,Что друга не встречала своего.
Сурьмой мне станет пыль его дороги,Моим индиго — плач его тревоги,
Моим бальзамом — слез его бальзам.О, только бы он волю дал слезам!
И я вздохну тогда еще раз тайноНад ним в благоуханье розы чайной
И камфоры. А ты мне саван дай,Как для шахида, кровью пропитай
Льняной покров. Пускай не траур мрачныйТот будет день, а праздник новобрачной.
Пускай невестой, не прервавшей сна,Навек земле я буду предана.
Когда дойдут к скитальцу злые вести,Что суждено скитанье и невесте,
Я знаю — он придет сюда рыдать,Носилки с милым прахом увидать.
Он припадет в тоске к их изголовью,Над горстью праха, что звалась любовью.
Сам бедный прах, он страшно завопитИз состраданья к той, что сладко спит.
Он друг, он удивительно мне дорог.Люби его без всяких отговорок!
Как можно лучше, мать, его прими,Косым, враждебным взглядом не томи,
Найди в бездомном нищем человекеТо сердце, что теряешь ты навеки,
И эту повесть расскажи ему:«Твоя Лейли ушла скитаться в тьму.
Там, под землей, под этим низким кровом,Полны тобой опять ее мечты.
На переправе на мосту суровомОна высматривает: где же ты?
И оборачивается в рыданье,И ждет тебя, и ждет тебя она.
Освободи ее от ожиданьяВ объятьях с ней, в сокровищнице сна».
Сказавши все и кончив эту повесть,Лейли рыдала, в дальний путь готовясь,
И с именем любимым на устахСкончалась быстро, господу представ.
Мать на нее как всмотрится, как взглянет,—Ей кажется, что Страшный суд нагрянет.
Срывала с головы седой чадруИ растрепала кудри на ветру.
Вопила, чтобы смерть переупрямить,Все причитанья, что пришли на память,
По-старчески, склонившись к молодой,Ее кропила мертвою водой.
Лежало тело дочери в бальзамеЖивой любви, омытое слезами.
И стон такой последний раздался,Как будто то стонали небеса.
Старуха же в отчаянье великомНад камнем мертвой крови, сердоликом,
Все сделала, что приказала дочь.И, проводив ее навеки в ночь,
Не жаловалась больше на кончину,Не ужасалась, что ушла из глаз
Жемчужина в родимую пучину.О жемчуге забота улеглась.
Зейд приносит Меджнуну весть о смерти Лейли
