Гянджеви Низами - Пять поэм
Племя Меджнуна узнает о его смерти
Так на могиле милой он лежал,И весь огонь с лица его сбежал.
Так целый месяц тлел он на могилеИль целый год (иные говорили).
Не отходили звери ни на шагОт мертвого. И спал он словно шах
В носилках крытых. И охраной мощнойВокруг стояли звери еженощно,
И кладбище травою заросло,Сынам пустыни логово дало.
И, сторонясь встречаться с хищной сворой,Про кладбище забыли люди скоро.
А тот, кто видел издали поройРоящийся, подобно пчелам, рой,
Предполагал, что то паломник знатныйВ тени перед дорогою обратной,
Надежно охраняемый, уснул.Но если бы он пристальней взглянул,
Он увидал бы лишь нагое тело,Что до предела ссохлось и истлело,
В чьем облике от всех живых частейБыла цела одна лишь связь костей.
Столь дорогой гиенам и шакалам,Зиял костяк нетронутым оскалом.
Пока оттуда звери не ушли,Запретным слыло кладбище Лейли.
Год миновал, и вновь ушли в пустынюВсе хищники, что стерегли святыню.
Сначала смельчаки, потом и все,Путь проложив к таинственной красе,
Заметили и умилились слезноНагим костям, и мертвый был опознан.
Проснулась память, заново жива,Пошла по всей Аравии молва.
Разрыли землю, и бок о бок с милойОстанки Кейса племя схоронило.
Уснули двое рядом навсегда,Уснули вплоть до Страшного суда.
Здесь — клятвой обрученные навеки,Там — в колыбели спят, смеживши веки.
Прошел недолгий срок, когда возникНа той могиле маленький цветник,
Пристанище всех юношей влюбленных,Паломников селений отдаленных.
И каждый, кто пришел тропой такой,Здесь находил отраду и покой.
Могильных плит касался он руками,Чтоб исцелил его холодный камень.
Зейд видит во сне Лейли и Меджнуна — они в раю
Зейд часто приходит на могилу Лейли и Меджнуна. Он слагает повесть об их любви и всем рассказывает ее. От него эта повесть и пошла по миру… Зейд все думает о влюбленных — где они? Спят под землей, или они — украшение рая? Как-то раз он видит во сне райский сад. В этом саду на берегу ручья стоит трон. На троне восседают два ангела. Они пьют вино, ласкают друг друга. У трона стоит старец, осыпающий временами ангелов драгоценными камнями. Зейд спрашивает у старца имена этих ангелов. Старец отвечает, что ото души верных влюбленных, на земле их звали Лейли и Меджнун. При жизни они не добились счастья, здесь же они вкушают вечное блаженство. Зейд просыпается и раскрывает людям тайну, поведанную ему старцем. Глава завершается рассуждениями о бренности этого мира и о том, что вечное счастье достижимо лишь в мире потустороннем, путь же к нему — самоотверженная любовь (предположительно — интерполяция).
Заключение
Низами снова обращается к шаху Ахситану. Он надеется, что шах милостиво взглянет на поднесенную ему поэму, и просит разрешения заключить ее несколькими советами. Хотя Ахситан и справедлив, но будет неплохо, если он еще умножит свое правосудие. Пусть он не доверяет врагам, пусть советуется с друзьями, пусть не торопится катить того, кто в его власти. «Впрочем, — заключает Низами. — ты не нуждаешься в таких советах. Я же буду молиться о твоем благополучии», Глава завершается пожеланиями успеха и долголетия.
Семь красавиц
Перевод В. Державина
Восхваление
Ты, чьей благодатной мощью создан мир живой,—Все в тебе! Во всех явленьях виден образ твой.
Ты — начало сотворенья и конец вещей,В бесконечном — завершенье и конец вещей.
Это ты привел в движенье вечный круг светил,Мир и жизнь в нерасторжимый круг объединил.
В беспредельном светит щедрость вечная твоя,О создавший, населивший лоно бытия,
Зодчий мира, устроитель всех частей его,Ты — во всем, ты — созидатель сущего всего!
Жизнь и смерть — и все начала мира и концы —Всё в тебе, — так в откровеньях молвят мудрецы.
Но не в зримой оболочке ты — всегда, везде —В бесконечности явлений, в вечной их чреде.
Тайной сутью жизни живы в мире существа,Но тобой — твоею сутью, жизнь сама жива,
О великий, сотворивший мир из ничего,Ты питаешь все живое и хранишь его.
Имя — всех имен начало — тайное творца —Начинания начало и конец конца.
Самый первый ты средь первых на счету веков.И последний из последних при конце концов.
Необъятный круг свершая, льется бытие,Возвращаясь снова в лоно вечное твое.
На незыблемых, ведущих к истине вратахНикогда не оседает разрушенья прах.
Ты вовеки не рождался, породив других…Ты велик. Другие — ветер на путях твоих.
Ты единой мыслью дальний озаряешь путь.Ты предвидения светом наполняешь грудь.
Но врата твои закрыты множеством замковПред мольбою лицемерной низких и лжецов.
Утру ты даешь сиянье, цвет и блеск — весне.Ты повелеваешь солнцу, звездам и луне.
Черный ты шатер и белый над землей простер,—Белый — солнцу дал, а черный — месяцу шатер.
Как рабы твои, посменно пред твоим дворцомНочь и день чредой проходят пред твоим лицом
И добро и зло твоею волею творят,Ничего своею волей в мире не вершат.
Разум яркий, как светильник, ты в мозгу вместил —Он светлее всех горящих на небе светил.
Но светящий ярко разум — так устроил ты —Смотрит в глубь себя и светит вне своей черты,
Если разум будет твердым на твоем пути,Не забудется в сомненьях на любом пути.
Жизни суть — душа, и в тело наше вмещена,Но никто из нас не знает, где живет она.
В мире всё — от мрака ночи до дневных лучей,—Все нуждается в могучей помощи твоей.
Ты рождаешь из гранита и бесплодных глинЖар огня рубиноцветный, огневой рубин.
Весь вращающийся в мире звездный небосводСуетится и кружится у твоих ворот.
Разве доброе и злое людям — от светил?Сами звезды под влияньем злых и добрых сил.
Среди многих звездочетов разве ты встречалОдного, что путь по звездам к кладу отыскал?
Тайны звездного движенья и пути планетИзучал я — и в науке мне открылся свет.
Но напрасно в древних книгах тайну я искал…Ты открылся мне! И новый путь мне заблистал.
Ты, под чьей благой защитой дух живой окреп,Сам для нас в печи бессмертья выпекаешь хлеб.
У ворот своих, о боже, ты меня возвысь,У ворот людской гордыни в прахе не унизь.
Сам, о боже, дай мне хлеб мой — не из рук чужих,Ты — кормящий птиц небесных и зверей степных.
С юных лет не отвращал я от тебя мой взгляд,Не ходил к вратам другим я от заветных врат.
И дверей своих пред нищим я не закрывал,Ибо хлеб мой и достаток сам ты мне давал.
Я состарился на службе у тебя в саду,Помоги мне — чтобы вновь я не попал в беду!
Ты, могучий, чьей защиты просит Низами,У него своей опоры ты не отними.
Ты возвысь его превыше всех земных владык,Пусть он будет благородством истинным велик
До поры, когда предстанет он перед тобойВместе с сонмом пробужденных судною трубой.
Восхваление Пророка Мухаммеда
