Нестандартный ход 2. Реванш (СИ) - De Ojos Verdes
За годы насыщенной практики, полной сокрушительных побед и немногочисленных неизбежных поражений, её нарекли Немезидой — в честь богини возмездия, карающей за нарушение общественных и нравственных порядков. И данное прозвище чертовски ей шло, отражая самую суть естества.
Она приближалась к спорткару, неизменно встречающему её после каждого протяжного заседания. Не дожидаясь, пока перед ней галантно откроют дверь, резко распахнула ту и юркнула в салон.
Рома знал — если его жена спешит укрыться, значит, дела плохи.
Элиза плюхнулась на сидение, отшвырнула портфель назад, скинула туфли и прижала колени к груди, обхватив их руками, и вынуждая ткань юбки медленно ползти вверх.
Еще несколько секунд — и пространство наполнилось бередящим душу глухим воем.
Разумовский придвинулся к ней, поддел за щиколотки и потянул на себя, переложив её ноги на свои бедра, чтобы ей было удобнее, а девушка, устроившись боком, прислонилась щекой к подголовнику. Мужчина не мешал Элизе изливаться в безмолвной горечи. Лишь время от времени целовал согнутые коленки через тонкий капрон. Она не плакала. Выплескивала злость, тяжело дыша.
— Эта тварь пристрастна! — прошипела позже. — Продажная сука пристрастна! Такие не имеют права быть судьями! Вообразила себя всемогущей Фемидой… Мстит рандомной девочке за то, что у самой в семье аналогичная ситуация…
Эмоции девушки давили отчаянием и унынием. Такое бывало редко, но всё же бывало: она корила себя за бессилие перед обстоятельствами, перед несправедливостью этого мира, постепенно выветривая максимализм и идеализм. А на этот раз всё было еще сложнее — в деле фигурировал ребенок, ставший камнем преткновения между родителями. В последнее время Элиза крайне остро воспринимала события, связанные с детьми. По личным причинам.
— Я всё равно буду рассчитывать на апелляцию! — яростно провозгласила она и ударила кулаком по панели.
В такие мрачные вечера Рома отвозил её домой, на несколько часов предоставлял самой себе, чтобы улегся шторм через бурную деятельность — обычно, она активно штудировала все лазейки, делая пометки, и расписывала стратегию защиты. А потом заходил в кабинет, бесцеремонно сгребал в охапку и утаскивал в спальню, где долго-долго любил, заставляя забыться в его руках.
Жизнь с ней можно было назвать стабильными качелями. Это из той серии, где жили они долго и счастливо, но с существенной поправкой — практикуя секс в мозг. Что значит, не обходилось без катастрофических столкновений, царапающего сознание молчания, щекочущей нервы ревности и других напастей. А после каждого катаклизма, наученные горьким опытом, они говорили. И продолжали любить. Сильнее. Еще. И еще.
Что такое любовь по-разумовски? Прежде всего — тыл. Он по-прежнему редко вещает о чувствах и часто демонстрирует их поступками, оберегая и защищая, пока она по-прежнему разрывает шаблоны, остается валькирией и окрашивает его существование в яркие тона.
Что такое любовь по-разумовски? Это когда он перед входом в квартиру потуже затягивает галстук, чтобы на пороге поймать в объятия Элизу и наблюдать, с каким сосредоточенным недовольством она избавляет его от удавки. А затем Рома ловит взмах ресниц, полыхание костра в глазах, впитывает её заботу и, затаив дыхание, предвкушает, как она после всех манипуляций прильнет щекой к его груди, удовлетворенно вздыхая.
Что такое любовь по-разумовски? Это построить дом, каждый сантиметр которого об Элизе. Со вкусом, через изысканную простоту, но при этом добившись пронзительной красоты. Это сделать совместный кабинет с двумя противоположно расставленными столами, чтобы во время рабочего процесса беспрепятственно обмениваться горячими многообещающими взглядами. Это иногда играть для неё «К Элизе», неизменно сажая на рояль, чтобы утопать в восторге, сочащемся из её глаз.
Мужчина считал себя счастливчиком. Кто-то там Наверху сподобился подарить ему такое чудо — женщину, идеально сваянную под его руки. Физически — ростом, формами, изгибами, и в остальном — сердцем, душой. Когда они сплетались, складывалось ощущение, что сложились кусочки пазла.
Впервые жизнь протекает легко, естественно, играючи. Он занимается тем, что нравилось ему всегда — проектирует здания, развивая частную компанию, специализирующуюся на элитном жилье. Бывает, помогает отцу, отошедшему от казенной должности и ушедшему в семейный бизнес. И в целом… просто наслаждается повседневностью.
Чтобы прийти к такой эйфории, им с Элизой понадобилось много усилий. Вдоль и поперек были обговорены обиды, в том числе и детские травмы. И, несмотря на то что для Ромы детство это период черного провала, он старался делиться с ней, превозмогая когда-то достигнутый порог боли, после которого запретил себе думать о трагичных событиях, а впоследствии и вспоминать о них.
Она рассказала ему о годах, проведенных в Париже, и после упоминаний о фотосъемках в стиле ню, Разумовский долго не находил себе места от совершенно неуместной неконтролируемой ревности. Он, вообще, по факту, с огромной неохотой признавал, что внутри него таился дикарь, придерживающийся первобытных канонов. Один из которых — быть единственным мужчиной у любимой женщины. Что абсолютно не имеет логики в свете его прошлого образа жизни. Тем не менее мысль, что Элиза всецело принадлежит ему и не испачкана чужим присутствием, неизменно приводила Рому в восхищение. Что, в свою очередь, весьма забавляло саму девушку, для которой это было в порядке вещей.
Наинеприятнейшей темой, впрочем, давно закрытой, была история с Леной. Валькирия уверяла Разумовского, что в стремлении привлечь его внимание эта девушка даже сделала из себя приближенный вариант Элизы. А он разводил руками и отрицал это, потому что никогда не видел в ней сходств с женой. Данная связь случилась на фоне одиночества и осталась поучительным эпизодом. К счастью, с Леной в дальнейшем они не пересекались. А вот с другими персонажами из рабочей среды — бывало.
Оба попрощались с мысленными затворами и позволили друг другу дышать полной грудью.
Пока у Элизы не появилась зацикленность на том, что она никак не может забеременеть. И её скрытое отчаяние для Ромы стало настоящей ледяной иглой в сердце…
* * *
Еще три года спустя…
«Существует правило: если хотите иметь прелестных женщин, не истребляйте пороков, иначе вы будете похожи на тех дураков, которые, страстно любя бабочек, истребляют гусениц». Виктор Гюго «Человек, который смеется»
Второсортный паб насквозь провонял кальянным дымом до тошнотворного сочетания сладких запахов. Музыка была еще более отвратительной, выпивка — на тройку, а контингент — ниже плинтуса. Но зато здесь вероятность встретить знакомых и тем более коллег равнялась нулю. Именно поэтому выбор Элизы пал на него.
Девушка отшивала уже бессчётного претендента на роль инструмента для прелюбодеяния. Если бы сам Разумовский ей изменил, было бы проще. Но эта сволочь из другой категории сволочей. Поэтому у неё созрел гениальный план — самой изменить мужу, чтобы он в ней разочаровался и бросил. Потому что никак иначе они не разойдутся. Как бы она ни грозилась уйти, Рома всегда возвращал обратно и утирал сопли, выслушивая поток инсайтов в порыве самобичевания.
Рассудив, что, если поднять градус алкоголя, то дело пойдет куда слаженнее, Элиза опрокинула в себя две стопки текилы, подождала секунд двадцать, чтобы спиртное дошло до нужных очагов, и развернулась к очередному недоухажеру.
Странно, но он действительно показался ей вполне симпатичным. Жаль только, что умом не блистал. Никто из них не блистал, в принципе. Не было никого, хотя бы близко находящегося к тому уровню эволюции, на котором твердо стоял Роман Аристархович. Нет среди данных экземпляров ни одной эрудированной особи, способной занять её как минимум примитивной пикировкой при знакомстве.
Куда катится мир…
Решив, что пора приступать к действиям, девушка приговорила еще одну порцию и вгрызлась в лайм. Шумно выдохнула и развернулась, чтобы поцеловать кого-то-там-годного-к-грехопадению… И внезапно мир опрокинулся. В прямом смысле.
