Функции "младших героев" в эпическом сюжете (СИ) - Баркова Александра Леонидовна
Любопытно, что в двух последних случаях изо всех русских витязей уцелевает только Ермак. Редкий вариант финала, требующий отдельного разбора, это пространное описание победного пира (Сок.– Чич. № 62), куда не приглашают Илью Муромца (Сок.– Чич. № 38).
В других сборниках былина о Ермаке нам встретилась лишь единожды (Тих.– Мил. № 10): гибели молодого героя в ней не происходит, Илья вместе с Ермаком возвращаются с победой. Уникальным вариантом реализации сюжетного хода “младший богатырь бьется с вражеским войском в отсутствие Ильи Муромца” можно считать алтайскую былину (Кир. I, С. 56), где таким богатырем оказывается Савишна, жена Ильи. Она остается в живых, что, как мы видим, характерно для “младшего героя” в русском эпосе.
Основной вывод, который следует из приведенного материала, заключается в том, что Ермак – отнюдь не слабый, самонадеянный юноша, каким обрисовывал его образ В.Я. Пропп [Пропп. 1955. С. 333]. Это богатырь, вполне способный совершить тот подвиг, который в других былинах совершает Илья Муромец – в одиночку разбить татарское войско. Еще раз обратим внимание на выраженную в некоторых записях былины тему ревности Ильи к славе Ермака, хотя намерение Ильи устранить соперника ни в одной записи эксплицитно не выражено.
Последний момент будет очень важен для нас. Как мы увидим из дальнейшего материала, враждебность главного героя к “младшему” гораздо чаще подразумевается, чем выражается открыто.
Несмотря на уже отмеченное нами сходство былины о Ермаке и самсоновского варианта, мы не будем здесь анализировать последний, так как Илья Муромец не является “младшим героем”, он лишь выступает в функции “младшего героя”. Разбор подобных сюжетов нас ожидает в пятой главе, пока же мы лишь приводим одно важное для нас высказывание А.Н. Веселовского.
Суммируя результаты анализа и былин, и сказаний, ученый пишет: “1. Ермак выезжает из Киева, когда там нетбогатырей; находит их покоящимися в шатрах... сам пускается на татарское войско, богатыри являются ему на помощь; между ними главный – Илья Муромец, который в одной песне... назван его дядей. 2. Илья Муромец (выпущенный из тюрьмы) выезжает из Киева, где богатырей не случилось, просит богатырей о помощи, сам выходит против татар; богатыри выручают его; главный между ними – его дядя или крестный батюшка Самсон Самойлович... 3. Мы можем установить еще третью параллель: между этими былинными сюжетами и песней о Михайле Даниловиче [Веселовский. С. 46-47] “, А.Н. Веселовский указывает, что общие места всех этих былин “сводятся к типу юного богатыря, выезжающего самовольно на бранный подвиг и получающего помощь от старшего, ему родственного” ([Веселовский. С. 47]. Везде курсив А.Н. Веселовского).
Пока мы оставим последнее утверждение без комментария, отметим лишь, что среди приведенных А.Н. Веселовским былин нет ни одной, где бы Ермак погибал, хотя эти былины присутствуют в сборниках Рыбникова и Гильфердинга, на которые опирался ученый.
Следуя указаниям А.Н. Веселовского, мы обращаемся к былине о Михайле Даниловиче. Прежде чем анализировать ее, отметим, что все былины, так или иначе связанные с темой отражения татарских полчищ (или безымянной армии врагов, грозящей Киеву), – все эти былины обязательно содержат три мотива, выделенные в начале данной работы. Причина этого предпочтения средств описания боя с вражьей ратью, вероятно, кроется в том, что триада мотивов оказалась своего рода клише, по которому в классическом эпосе строятся все повествования подобного рода (забегая вперед, укажем, что в поле нашего зрения окажутся почти все эпические памятники Европы, составившие золотой фонд средневековой литературы).
Сюжет былины о Михайле Даниловиче отличается незначительным варьированием и выглядит примерно так. Старый богатырь Данила Игнатьевич уходит в монахи, оставляя вместо себя сына двенадцати лет от роду. Когда подступает орда, юный Михайло просит у отца благословения идти в бой, тот сначала отговаривает его, а затем благословляет. Во время боя молодой богатырь падает с коня (либо конь не одолевает последний из трех подкопов), конь вестником скачет в монастырь, а Михайло Данилович телом татарина или тележной осью побивает врагов. Тем временем на поле битвы приходит Данило Игнатьевич – но его помощь сыну уже не нужна (Кир., III, с. 38, с. 41).
Эта былина чрезвычайно широко была распространена в Архангельской губернии; в сборнике Григорьева она представлена семью записями. Отметим, что архангельские сказители практически не знали былины об Илье и Калине (две полные и две ущербные записи в том же сборнике), но чрезвычайно много пели о Василии-Пьянице (двенадцать записей, из них три ущербных – там же), то есть в их сознании татар одолевали Михайло Данилович и Василий-Пьяница, но не Илья Муромец. Этим объясняется некоторые переносы из былины об Илье и Калине в былину о Михайле (подкопы, плен, разрыв пут). Почти все архангельские былины о Михайле Даниловиче (Григ. № 231; Григ. № 289; Григ. № 293; Григ. № 343; Григ. № 344; Григ. № 385) содержат сцены с татарским послом, характерные как для былин об Илье и Калине, так и о Василии-Пьянице. Особенностью архангельской традиции можно считать причину освобождения Михайлы из плена: будучи связан и приговорен к казни, он молится – и чудесным образом разрывает путы (во всех записях, кроме Григ. № 344 и Григ. № 258 – весьма краткой и лишенной привязки к Киеву); в былине об Илье Муромце богатырь освобождается, разъярившись. Другая оригинальная деталь – конь, прибегающий на помощь к хозяину (Григ. № 231; Григ. № 258; Григ. № 289; Григ. № 293; Григ. № 343), благодаря чему бой Михайлы Даниловича с татарами предстает как в архаической форме (пеший герой сражается палицей), так и в классической (конный герой сражается мечом).
Отдельно рассмотрим взаимоотношения отца и сына в архангельских вариантах этой былины. Отправляясь на бой, двенадцати- (семнадцати-) летний богатырь сначала заезжает в монастырь попросить отцовского благословения (Григ. № 231; Григ. № 258; Григ. № 289; Григ. № 343; курьезом этот эпизод выглядит в Григ. № 293, где герой встречается с “отцом-матерью”), отец иногда советует ему добыть своего (отцовского) коня (Григ. №231; Григ. №289), а также предупреждает о подкопах (Григ. № 231; Григ. № 343). Узнав о пленении сына (неизвестно как), Данило Игнатьевич либо отправляется искать его тело (Григ. №231; Григ. № 258; Григ. № 289; Григ. № 343), либо хочет отомстить за него (Григ. № 385) – и в большинстве случаев не узнает выезжающего ему навстречу Михайлу, хочет его убить, но сын открывается отцу и всё завершается мирно (только в одном случае отец узнает сына сразу – Григ. № 289). В былине (Григ. № 293) Михайло сам приезжает к “отцу-матери” в монастырь после победы, Данило Игнатьевич принимает его за татарина, сын разубеждает его. Следует предположить, что причиной этого неузнавания было забытое сказителями переодевание Михайлы в одежду поверженного противника, какое нам известно по былине об Алеше и Тугарине.
Перед нами легко узнаваемая триада мотивов. Первый выражен в довольно редкой форме – уход отца в монастырь. Относительно второго отметим архаичное оружие Михайлы Даниловича, роднящее его и с Ильей, и с Сухманом (о нем см. ниже). Впрочем, таким же оружием побивают тьмы врагов и герои других эпических произведений, анализ которых еще впереди, – это типологически общее место мотива “бой с войском”. Теперь обратимся к анализу третьего мотива. Несмотря на то, что по тексту былины Данило Игнатьевич постоянно пытается уберечь сына от гибели, он своими действиями провоцирует ее, и Михайло Данилович вовсе не обязан отцу спасением своей жизни. Отсутствие отцовской помощи особенно ощутимо в тех вариантах былин, где Данило Игнатьевич ищет тело сына, а тот живым выезжает ему навстречу. Нам впервые встречается такая редкая форма третьего мотива как “Сын в роли младшего героя при отце” – и отец едва ни губит его. Забегая вперед, подчеркнем, что в подавляющем большинстве случаев в рамках мотива “Едва-не-смерть младшего героя при попустительстве старшего” отцы и сыновья ведут себя прямо противоположным образом: сын ни коим образом не виновен в смерти или едва-не-смерти своего отца (часто это обусловлено тем, что сын рождается после его гибели, рождается для мести), отец же вольно или невольно провоцирует гибель сына, как правило, тем, что позволяет ему отправиться на битву с сильнейшим противником. Пример подобного видим в албанской песне “Смерть Имера”, где главный герой албанского эпоса Муйи оставляет своего сына Имера одного защищать крепость – и мальчик гибнет в неравном бою, Муйи же потом мстит за его смерть (Старинные албанские сказания. М., 1971. С. 97-101).Это скрытое враждебное отношение отца к сыну – частное проявления наследия архаической эпики, где враги всегда в отдаленном (или не очень) родстве с героем, а родичи чаще враждуют, чем выступают солидарно.
