Нестандартный ход 2. Реванш (СИ) - De Ojos Verdes
Если ставить себе целью славу и популярность — для кого-то эта цена вполне приемлема.
Элиза ставила другую цель — забыться. И терпеливо проживала так месяц за месяцем. Поэтому жизнь, как таковую, в первый год своего пребывания в Париже она не помнила…
Только такими кошмарными обрывками в полудреме подобное существование и может являться тебе спустя несколько лет…
К ночи девушке стало хуже. Появился надсадный кашель. Пришлось с прискорбием признать, что заболела, и заказать лекарства через курьера. После приема которых она снова уснула на долгие часы.
Воскресенье прошло в схожем режиме. За исключением того, что Элиза заставила себя поменять мокрое постельное белье на свежее и принять душ, чтобы смыть липкий пот.
Её состояние смело можно было назвать прострацией и даже бредом. Девушка не понимала зачастую, спит или бодрствует, словно балансировала где-то между.
Ощутимо ныл и пульсировал шрам на руке, который она неконтролируемо чесала, пытаясь отогнать назойливые воспоминания, ставшие продолжением вчерашних флешбэков. Но в какой-то момент, вновь провалившись в тягучую полудрему, всё же ослабла настолько, что отпустила сопротивление, и поддалась играм беснующейся памяти. Вспомнила тот самый день, поставивший точку в её метаниях.
Мужчин было очень много. И в окружении Аси, и в повседневной жизни. Какая-то часть из тех, кто пытался добиться внимания Элизы, поначалу была очень настойчива, но энтузиазм вскоре разбивался о её стойкое равнодушие. Состоятельные среди них пытались купить девушку дорогими подарками, один раз дело дошло до абсурда — под окнами квартиры стояла новая машина, перевязанная лентой. С трудом удалось уговорить убрать это нелепое позерство. Но подарки поменьше Ася заставляла её брать: брендовую одежду, парфюмерию, украшения, сертификаты и даже путевки на курорты. Ну, как заставляла… сама принимала их и ставила Элизу перед фактом, мол, всё — уже твое.
А менее состоятельные «радовали романтикой» — цветами, стихами и… идиотскими обещаниями то украсть, то покончить с собой. Это всё напоминало девушке раннюю юность, когда она окончательно смирилась с тем, что достойные парни, которые могли бы ей понравиться, избегали её, считая слишком недосягаемой, а вот идиоты и самоуверенные ничтожества — наоборот, одолевали со всех сторон.
Бывало, Элиза смотрела на очередного ухажера в суете этих фальшиво сверкающих для неё дней и размышляла, почему не может хоть кому-то из них дать шанс. Злость на свою собственную никчемность и несостоятельность как женщины копилась в ней очень долго. Сначала это были ненавязчивые звоночки где-то там на дне сознания. Но со временем они незаметно становились всё громче и громче. И в один прекрасный момент вылились в дикий шквал вопросов, стоящих в ушах на репите.
Будешь хранить себя для него? А разве ты ему нужна? Он бы отпустил тебя, если так? Думаешь, он там соблюдает целибат? Надеешься на что-то после целого года молчания?
Этим вопросам не было конца и края. Они рождались из недр, куда Элиза старалась запихнуть обиды и боль, и прорывались сквозь выстроенные стены, расшатывая их.
И однажды девушка поняла, что клокочущая в ней злость на Рому должна найти выход. Эта ярость отравляла её еще сильнее, чем унылая обстановка вокруг. Мысль о том, что Разумовский давно забыл о ней, пока она совершает никчемные потуги не вспоминать о нем сто раз на дню, убивала. Несправедливостью. Непринятием такого положения вещей. Почему так?! Неужели нельзя избавиться от этих душевных стенаний, разрушающих её до неузнаваемости?! Где та сильная личность, поставившая себе цель и идущая к ней напролом? Откуда взялась неопознанная субстанция вместо неё?!
Метод был определен. Клин клином вышибают.
Элиза понимала, что ей не нужен разовый секс, от него ей станет только хуже, она потеряет уважение к себе, если пойдет на поводу импульсивности и затащит кого-нибудь в постель, чтобы тупо поставить галочку и таким способом отомстить эфемерному образу Ромы в своей голове. Потому что настоящему Роме — плевать! Надо было просто смириться с этой правдой.
И тоже научиться «плевать». Ведь излечиваются же как-то другие люди, полюбившие не тех и не так.
На протяжении месяца девушка стала пристальнее присматриваться к мужчинам в своем окружении. Ей нужна была достойная особь, к которой она смогла бы питать интерес. Чтобы «замена» была стоящей. Соответствовала потере. А, может, и превзошла бы. Ну не единственный же в своем роде этот чертов Разумовский?!
И чтобы не обманываться, Элиза категорически не рассматривала кандидатуры брюнетов. Не хватало только обнаружить, что выбрала копию бывшего, чтобы его же и забыть.
И спустя какое-то время ей удалось отыскать идеальный вариант.
Это был один из спонсоров. Очень солидный молодой мужчина с вполне себе нормальным международным именем Даниель. У него были потрясающего серого оттенка умные глаза и вьющаяся блондинистая шевелюра. А улыбка — мечта. Он сам несколько раз заговаривал с Элизой на мероприятиях и заслужил расположение девушки своей нетривиальностью. Галантный, интересный и порядочный. Она позволила ему ухаживать за собой. Побывала впервые в жизни на нескольких свиданиях. И уверилась, что готова пойти дальше, когда мужчина как-то поцеловал её, проводив до дома.
В тот самый судьбоносный день состоялось открытие очень важного для Аси показа, по случаю которого подруга решила организовать винтажную вечеринку в Марé, историческом районе Парижа. Он отличался своим контрастом — старые дома ремесленников находились рядом с роскошными дворцами богачей.
Была арендована просторная квартира, дизайн которой тематически подходил под задумку Аси, и приглашены все её друзья и приятели, внесшие лепту в успех показа. Разумеется, Даниель тоже там был. И в какой-то момент, поймав в полутьме его пристальный поплывший взгляд, Элиза взяла мужчину за ладонь и нашла самую дальнюю крохотную комнатушку, в которой они и скрылись от всех.
Сознание было трезвым. Чувства — притупленными, словно выключенными. Она понимала, что ей необходимо сделать этот шаг, чтобы хоть как-то ослабить агонию по Роме. И пока руки чужого мужчины блуждали по её телу, уговаривала себя быть отзывчивее в ответ на его нежность. Он впервые попробовал поцеловать её по-настоящему. Не просто чмокнуть в губы на прощание, а как подобает французу, чьи предки стояли у истоков этого самого французского поцелуя.
Девушка не сразу ощутила неладное. Бросив все силы на то, чтобы отогнать внутренний протест, она потянулась к пуговицам мужской рубашки после того, как помогла справиться с молнией на своем платье.
А потом Элизу вырвало.
Когда его язык особенно настойчиво закрутился у неё во рту.
Некрасиво и непристойно вырвало в эту уродливую реальность, где она пытается изменить. Нет, не мужу, статус которого уже считался «экс». А себе. Снова сделать нечто такое, чтобы доказать призрачному образу свою силу. Потешить гордость. Эго. Зачем?
Но подсознание несравненно мощнее. И невербальное проявление тела это продемонстрировало в очередной раз.
Умирая от стыда, девушка попросила прощения у Даниеля и бросилась прочь, ничего не слушая. Кое-как протиснувшись в ванную, умылась, прочистила рот и вышла, пряча глаза, чтобы не попадаться несостоявшемуся любовнику. Ноги сами привели её на лестничную площадку. Оттуда — на крышу через халатно оставленный открытым люк.
Крыша пятиэтажки была ровной и чистой, обставленной различными антеннами, приемниками — всё как положено. С одного края открывался вид на Сену, но ночью смотреть на темную водную пучину Элиза не захотела. Это добавляло мрачности в её состояние. Поэтому девушка прошлась по периметру и остановилась напротив. Там через брусчатую улочку находилось почти такое же симпатичное здание, балкончики которого были усеяны пестрыми цветами. Куда приятнее созерцать такой вид.
И девушка стояла на краю, застыв в одной позе и сокрушаясь над всем, что происходит в её жизни за последний год с лишним. Она не чувствовала холода, не воспринимала колючих забав ветра с кожей и волосами. Просто смотрела на бежевый фасад и размышляла о том, что ей делать дальше, чтобы окончательно себя не потерять во имя человека, которому она не нужна. Если еще есть выход из этой воронки…
