Легенды европейских народов - Александр Васильевич Швыров
Нас настойчиво отговаривали от этого путешествия, доказывая, что в это время года на горах страшный холод и, кроме того, вечный туман, из-за которого мы ничего не увидим. Однако нам не оставалось другого выбора, как ехать именно в эту пору, и мы рискнули. Погода утром была скверная, шел дождь, но затем прояснилось, и оба следующих дня были прямо прекрасны. Мы не видели и следов тех туманов, которые, говорят, заволакивают все окрестности серой и сырой пеленой на целые недели; о зиме не было и помина, и только на некоторых горных склонах лежал снег. Конечно, растительность в июне месяце богаче и роскошнее, и мне самому хотелось бы посетить Ронсевальскую долину 15 августа, в день годовщины битвы, но в общем и теперь здесь было очень недурно.
Из Сен-Жана мы выехали в готические ворога, уцелевшие от старинных укреплений. На повороте дороги можно любоваться некоторое время оригинальным видом города с его высокими домами, построенными в стиле басков и жмущимися друг к другу, окруженными валами, ставшими бесполезными после постройки крепости Вобана. Скоро город теряется из виду, и поезд начинает подниматься медленно в гору. После Вергара железная дорога проложена между испанскими и французскими крепостями, а затем вскоре мы пересекаем границу и оказываемся в Испании.
Здесь проходит пограничная черта. Долина, в которую мы прибыли, принадлежит вся целиком французским Пиренеям; по ней протекает река, служащая пограничной чертой.
Вскоре прибываем в Лузаиду. Имя это на языке басков означает “маленький замок”. Домики этого местечка ютятся на краю глубокой бездны, на дне которой протекает река Арнеги. С этого места пейзаж принимает более величественный вид: путь часто окружают высокие отвесные скалы серого цвета, спускающиеся террасами к потоку. Через час окрестность опять принимает другой характер, горы раздвигаются и издали кажутся еще величественнее. Путь поднимается почти параллельными зигзагами, так что в семь часов с четвертью мы проходим не более шести километров. Мы медленно подвигаемся среди развесистых деревьев, сквозь сучья которых мелькают соседние горы.
Наконец, мы достигаем вершины Ибаньеты, где полуразрушенные стены являются единственными свидетелями находившейся здесь когда-то часовни Спасителя и разрушенной во время карлистских войн. Отсюда можно любоваться безграничной панорамой: позади нас узкая долина, по которой мы только что карабкались; перед нами громадная зеленеющая площадь, окруженная со всех сторон горами с лесистыми скатами: это Ронсеваль! У наших ног мы можем различить лишь крепкие ветви бука, которые, несмотря на то что лишены листьев, мешают увидеть нам находящуюся в четверти мили отсюда странноприимную гостиницу.
Наша карета огибает гостиницу, которая еще и теперь служит приютом для двенадцати августинских монахов, затем церковь; проезжаем мимо часовни и останавливаемся перед деревенской гостиницей, внешний вид которой, однако, мало заманчив, и мы отправляемся дальше до Бургета, где надеемся найти лучшее помещение. На следующее утро мы возвращаемся к ней опять и сознаем свою ошибку. В ней имеются чистые комнаты, и хотя дом сам по себе неказист, он тем не менее представляет интерес для историка: одна из его стен построена из больших квадратных камней черного и белого цвета, выложенных наподобие шахматной доски. По всей вероятности, стена эта является единственным памятником прежней гостиницы. Мы позавтракали в ней в обществе погонщиков мулов, выказавших себя замечательно вежливыми по отношению к иностранцам.
Чтобы достичь Бургета, нам пришлось проехать вдоль почти всей Ронсевальской долины, благодаря чему мы составили себе о ней ясное и довольно полное представление.
Если бы я не был предупрежден читанными мною описаниями, то, вероятно, испытал бы сильное удивление. Песня о Роланде будит в нас вместе с именем “Ронсеваль” картины глубоких пропастей, высоких мрачных скал, надвигающихся на ущелье. Каково же будет удивление туриста, когда, приехав в Ронсевальскую долину, вместо грозного вида его глазам представится смеющийся идиллический пейзаж.
“Взгляд обнимает, — говорит Рахна, — обширную долину эллипсической формы, всю покрытую зелеными деревьями и лужайками и опоясанную лесистыми горами”.
Испанский автор, поклонник этого события, следующим образом описывает долину Ронсеваля:
“Долина имеет форму неправильного эллипсиса, в самом широком месте достигает пяти километров, в самом узком — трех. Целая масса густых деревьев позволяет прогуливаться по ней даже в самый жаркий июльский день, когда солнце стоит в зените; его лучи не проникают сквозь листву, и тропинки вследствие этого всегда тенисты и прохладны; сочная зеленая трава покрывает всю долину, как чудный ковер, а птицы немолчно щебечут в густых деревьях; во многих местах извиваются ручьи, блестя на солнце, как серебряные нити. Вся долина окружена высокими горами, покрытыми девственными лесами. С каждого возвышенного пункта открывается восхитительный вид. Все, что может создать воображение, все, что может пожелать человек, все собрано здесь”.
Особенно, — продолжает Пари, — в тот час, когда мы впервые пересекали ее, т. е. в момент захождения солнца, это мрачное по воспоминаниям место полно необыкновенного очарования, мира и поэзии. В разных местах видны стада быков, коз, жеребят, пасущихся на зеленой траве; слышатся мягкие переливы колокольчиков, подвешенных к шеям животных, которые сейчас вслед за нами придут в Бургет и укроются в маленьких кубикообразных домиках, похожих на игральные кости, четырехугольные окна которых напоминают черные точки. Вечером в гостинице мы любуемся хотой, которую танцуют под звуки гитары и кастаньетов; засыпая, нам довольно трудно возобновить трагические воспоминания, связанные с этой местностью.
На другой день мы осматривали подробно то, на что вчера бросили лишь общий взгляд, и первое впечатление от этого лишь еще больше окрепло. Мы совершили очаровательную прогулку вдоль ручьев в тени развесистых деревьев. Памятники, возвышающиеся в северной части долины, — единственные предметы, напоминающие о достопамятной битве.
К числу их относится прежде всего гостиница. Она была основана в 1127 году пампелунским епископом у подножия горы, где в прежние времена паломники терпели разные лишения, подвергаясь опасности быть засыпанными снежными обвалами или съеденными волками. В продолжение многих столетий эта гостиница принимала под свой кров тысячи благочестивых странников, ухаживая за ними в болезнях и даже
