Монгольские мифы - Сэндэнжавын Дулам
Задын чулуу — «Разбивающий камень»
Разбивающий камень — задын чулуу — у древних монголов отождествляется и с молнией, и с грозой. Во всей Монголии распространено поверье о камне, который имеет способность низвергать дождь с неба. Дербеты называют его дзада, урянхайцы и алтайцы — джада. Некоторые говорят, что его находят на горах, другие — в голове змеи, в головах зверей, например изюбря, или птиц — утки и пр. Находят камни дзада и в животе быка. Цветом они бывают черные и полосатые, а величиной иногда с кулак[17].
Таким образом, у разбивающего камня (задын чулуу) первоначально олицетворялось его объективное качество — твердость, которая позволяла убивать животных и обрабатывать предметы. Впоследствии ему уже приписывалась способность оказывать влияние на любые явления неба и земли. К примеру, автор «Сокровенного сказания монголов» (1240 г.) повествует о попытке вражеского шамана погубить войско Чингисхана, обрушив на него с помощью задын чулуу (разбивающего камня) хляби небесные:
«А назавтра сошлись две рати в сражении в урочище Хойтэн. И бились они, попеременно тесня друг друга; Буйруг-хан и Хутуга владели волшебством разбивающего камня обрушивать ненастье на ворогов своих. И принялись они шаманить, вызывая ливень или ураган на головы ратников Чингисхана. Но разверзлись хляби небесные над ними самими. И скользили их ноги и вязли в непролазной грязи. „То гнев небесный пал на нас!“ — возопили они, и разбежалось воинство Жамухи в разные стороны»[18].
Древние монголы превратили в образ-фетиш не только разбивающий камень, но и ветви деревьев и ивовые прутья-бургас, также обладавшие, по их разумению, тайной внутренней силой. Из них древние кочевники начали изготовлять пруты для взбивания шерсти, заградительные преграды-рогатки, стрелы, копья и прочие орудия и домашние принадлежности, крайне необходимые им в повседневной жизни.
Христианский миссионер Плано Карпини, побывавший в Монгольской империи в середине XIII века и засвидетельствовавший традицию, освещавшую фетишизированные кусты, деревья, их ветви, писал: «Мы видели также, что Угэдэй-хан, отец нынешнего императора, посадил куст за упокой своей души[19], вследствие этого он предписал, чтобы никто там ничего не срезал, если же кто срезал какой-нибудь прут, то, как мы сами видели, подвергался бичеванию, снятию одежды и злым побоям. И, хотя мы сильно нуждались подогнать коня[20], мы не смели срезать ни одного прута»[21].
Камлание монгольского шамана
В древнемонгольских преданиях, посвященных поклонению огню, кусты, деревья, их ветви упоминаются с большим почтением:
Один человек — еще не всемогущ.
Одна щепка не превратится в огонь.
Два человека, объединив силы,
Превратятся во всемогущего человека.
Применив в деле сразу две щепки,
Разожжешь огонь[22].
Впоследствии использование ветвей деревьев и ивовых прутьев древнемонгольскими мастерами для изготовления стрел и копий послужило поводом для появления многочисленных мифов о «быстрокрылых белых стрелах» и их хозяевах — метких стрелках.
Неслучайно и то, что главными героями монгольских мифов о звездах и планетах являются те же меткие лучники. А сами стрелы в монгольских мифах и легендах прославлялись как самое дорогое и священное оружие воинов-монголов, которого враги пытались лишить их в первую очередь.
Свое почтенное отношение к стрелам засвидетельствовал и неизвестный автор историко-литературного памятника XIII века «Сокровенное сказание монголов». В рассказанной им легенде об Алан гоо прородительница «золотого рода» Чингисхана, давая наставление своим сыновьям крепить дружество, использует как раз стрелы:
Луки и стрелы на оленных камнях (1–23) и петроглифах (24–35, 37) Монголии
Мать Чингисхана Огэлун пересказывает своим сыновьям легенду об Алан гоо. Панорама. Музей города Хух-хот (КНР)
«Алан гоо однажды по весне сварила вяленое мясо, накормила им сыновей своих — Бэлгунудэя, Бугунудэя, Бугу хатаги, Бугуту салжи и Бодончар мунхага, посадила их в ряд пред собой и, дав каждому из них по стреле, сказала: „Преломите!“ Что те легко и сделали. Когда же Алан гоо, связав пять стрел вместе, дала каждому из них со словами: „Преломи!“ — никто из них не смог сломать связку…
И заповедала им мать Алан гоо: „Из чрева родились не одного ли вы, пятеро сынов моих?! И коли разлучитесь вы друг с другом, любой из вас легко врагом повержен будет; точь-в-точь как та стрела, которую вы с легкостью такою преломили. Но коль родство и дружество меж вами укрепятся, вы уподобитесь той связке стрел, которые не так уже легко сломать; и вас, сыны мои, не просто будет одолеть злым силам“»[23].
На этих примерах мы наглядно видим, как из восходящих к образу-фетишу обыкновенных ветвей деревьев и ивовых прутьев, которые были орудиями труда древних монголов, их художественное мышление создало многогранные образы стрел.
В свою очередь, отметим, что истоки мифологии первобытного общества восходят именно к этому фетишистскому олицетворению, т. е. к образу-фетишу. Из фетишизации различных объектов и явлений природы постепенно выделились и архаические мифы, в том числе хтоническне мифы, поскольку они всегда связаны с явлениями надземными, а также с подземными. В этот период возникли не только образ-фетиш разбивающего камня и образ-фетиш ветвей деревьев и ивовых прутьев, но и образы-фетиши травы, цветов, воды, ветра. К сожалению, до наших дней дошла слишком малая часть из них, которая передавалась из века в век, вбирая в себя довольно большое количество напластований.
Из этого можно сделать вывод о том, что в результате выделения из вышеназванной совокупности «образ — действие — объект (явление) — мысль» двух ее элементов — образа и действия — и их осмысления начали образовываться первые и древнейшие формы образов — образы-фетиши.
Упомянутые выше мифы о «разбивающем камне», «волшебных ветвях деревьев» и «быстрокрылых белых стрелах» свидетельствуют о том, что эти древнейшие формы восходят к эпохе нижнего палеолита. И если с теоретической точки зрения считается, что зарождение мифологии начинается с фетишизма[24], то и зарождение монгольской мифологии должно быть связано с указанными выше ее первыми образами — образами-фетишами.
* * *
Не только предметы неодушевленной природы, но и представители живой природы воспринимались древними людьми как таинственные обладатели сверхъестественных сил. Отсюда и возникают культы зверей. Именно о них и рассказывает палеолитическое искусство: наскальные изображения зверей и птиц — петроглифы Монголии.
Ученые считают, что таким образом «древние
