Нестандартный ход 2. Реванш (СИ) - De Ojos Verdes
Вылетев на улицу, она целенаправленно высмотрела самый темный закуток, в котором легче спрятаться от посторонних, и достала из сумочки сигареты. Зажигалка никак не хотела поддаваться. И, уже заметно нервничая, Элиза раз за разом пыталась привести механизм в действие, порождая пустые щелчки.
Когда черноту осветило чужое огниво, тут же любезно предложенное ей, она вздрогнула в испуге и выронила содержимое рук. Но вздохнула с облегчением, когда в нежданном «спасителе» узнала Рому.
— Не планировала умирать от инфаркта в неполные двадцать восемь. — Тогда лучше не курить, чтобы его избежать. — Кто бы говорил, — красноречиво фыркнула, позволяя ему поджечь её сигарету, и наконец-то затянулась, прикрыв веки.
Судя по звукам, он тоже закурил.
Они не проронили ни слова, увлеченные процессом.
Девушка в очередной раз поразилась тому, как рядом с ним спокойно. Безопасно, надежно, защищенно. Это чувство, окутавшее плотным коконом, резко диссонирует с тем, что она испытывала еще пятью минутами ранее. И поэтому всё внутри дрожит от контраста. Но постепенно стихает в неожиданной компании.
— Ты не куришь, — вдруг произносит Разумовский твердо, вынуждая Элизу раскрыть глаза и посмотреть на него, чтобы в скудном подсвечивании тлеющего табака смутно рассмотреть, как длинные ровные пальцы вертят поднятую продолговатую коробочку. — Ты, скорее, играешься. — Ничего подобного, — девушка забирает сигареты и прячет их в сумку, забыв о неисправной зажигалке. — Это та же пачка, что и три месяца назад. Там на крышке скошенный угол. И в ней не хватает всего лишь четырех сигарет.
Элиза нисколько не удивлена его внимательностью к деталям. Давно привыкла. Поэтому нет смысла спорить.
— Я не играюсь, я — медитирую. Меня Ася научила. Представлять, как с едким облаком выходит негатив и злость. И прибегать к такой практике только при крайней необходимости. — Хорошая попытка самообмана. — Ты советуешь что-то более действенное? — Да. Не загонять себя в такие ситуации, требующие сторонних симуляторов.
Она рассмеялась прагматичности высказывания и сделала глубокую затяжку.
— Меня не покидает ощущение, что ты притворяешься кем-то другим, — звучит внезапное признание. — Примеряешь чужую роль. — Ты так думаешь? Может, наоборот, теперь я — настоящая? Пришедшая к своему истинному «я»?.. И тебе просто это не нравится?.. — Это бравада, Элиза. — Психологи говорят, принимать себя — тоже подвиг. Я теперь придерживаюсь этой версии. Поэтому, твои слова меня не трогают, Разумовский. Чужое мнение — пустой звук. — Хотелось бы в это верить. — Знаешь, — меняет она тему, позволяя горчащему дыму заполнять легкие, — в Восемнадцатом веке в Англии можно было продать свою жену на ярмарке. Представляешь, сколько бы ты заработал на мне? — Или сам доплатил бы, чтобы больше не видеть.
Девушка расхохоталась, под конец слегка закашлявшись.
— Оказывается, в тебе живет еще и скрытая сволочь. И я никак не могу определиться, — она нашла в темноте его грудную клетку и постучала по ней указательным пальцем свободной ладони, — кто живет под этой броней: агрессивный педант или ранимый мальчик? Какой ты на самом деле, Разумовский? Почему маскируешь свою боль, не подпускаешь никого? Живешь так… так ровно! Вся жизнь построена на интонациях, но на чем построена твоя жизнь, если ты не обладаешь никакими интонациями?..
Элиза резко одернула свою руку и потушила сигарету, не зная, куда деть окурок.
За каким-то чертом в паре метров от них вдруг зажглась уличная лампа, привинченная к углу здания. Это вынудило её зажмуриться, чтобы затем постепенно привыкнуть к свету. Само собой, никакой откровенности от своего собеседника она не ждала, но стоять во тьме было приятнее. Создавалось ложное впечатление, что у них доверительная атмосфера. Уединение среди сотен гостей. Но теперь оно было нарушено, и их свободно могли заметить снующие туда-сюда люди. Другой вопрос, что подвыпившим и увлеченным общением господам было не до них…
Девушке даже показалось, что она заметила вдалеке силуэт Алекса в компании стройной блондинки.
— В любом случае, — продолжила свою мысль Элиза, сжав бычок в кулаке и взглянув в глаза невозмутимому Роме, которого будто не волновало, что по его душу предприняли попытку диверсии, — ты слишком благороден для этого бизнеса, Разумовский. Я, может, не до конца понимаю, что творится под крышей вашей мутной корпорации, но одно точно: в объявленной холодной войне между «дочками» у Алекса больше шансов победить, потому что он не ограничен ни совестью, ни средствами. Хотя ты достойнее, способнее и гораздо умнее него. Кривая правда.
— А ты всё еще веришь в культ справедливости?
— Я тебе больше скажу — я её ярая почитательница, — протянула весело, заговорщически подмигнув ему.
Он улыбнулся. Так искренне и задорно, что у неё запекло в груди. Как часто Элизе хотелось вернуться в прошлое хотя бы ради одной такой его улыбки… Как отчаянно хотелось, чтобы они были посвящены исключительно ей…
Но это невозможно.
— Ты забыла мое имя? — огорошил странным вопросом. — Почему так много отсылок к фамилии?
Девушка задумалась на секунду и признала, что Рома прав. За последние несколько минут она обращалась к нему исключительно так.
— Всё просто, Роман Аристархович, мне нравится Ваша фамилия.
— Тогда ты могла бы сменить свою, когда мы поженились.
Под ребрами кольнуло. Уныло. Тоскливо.
И зарождающееся шутливое настроение вмиг стерло нестерпимой горечью.
— Боюсь, я не потянула бы её величия.
Проницательный мужской взор прожег блеснувшей в нем искрой, но она тут же исчезла в глубине этой завлекающей тьмы. Он склонился ближе к ней, не отпуская, не позволяя нарушить зрительный контакт. Словно пространство между ними перетянуто веревочкой, к которой привязана Элиза, и Рома дергает за один конец, приближая её к себе.
— Поехали. — К тебе? — усмехнулась, не скрывая разочарования. — Или ко мне? А, может, лучше сразу в отель? Это будет идеальный сценарий. — Мы оба понимаем, чем закончится сегодняшний вечер, — неожиданно цинично отсекает он, не разделяя сочащейся из неё иронии. — Когда в глазах женщины горит согласие, мужчина обязан оправдать её ожидания. — А в моих глазах ты видишь только это? Согласие на секс? — начала злиться девушка. — Я разучился читать тебя, Элиза. Вижу только то, что ты позволяешь. — Странно, когда человек не распознает свой собственный почерк, которым исписан взгляд напротив.
Разумовский свел брови на переносице и резко подался назад. Еле заметно качнул головой и сокрушенно выдохнул.
— Извини. Я не должен был…
— Да, не должен был, — перебила девушка, шагнув в сторону выхода из закутка. — Удивительное дело, Роман Аристархович. Ты забыл о том, что несвободен. Уже в который раз инициатива исходит не от меня. Знаешь, что поражает? Когда я была твоей и смело считалась хорошей домашней девочкой, вывести тебя на эмоции и выбить из равновесия оказалось нереальной задачей. Но стоило войти в амплуа распутной девки, готовой на всё и везде, и ты вдруг поддался, тебя прорвало на истинные желания. И кто из нас примеряет чужую роль?..
Удар пришелся в яблочко. Мужчина моментально окаменел и уставился на неё, гневно сверкая глазами. Но Элиза не впечатлилась. Ей самой было больно это говорить.
Развернувшись, она ретировалась, ища в толпе Алекса.
Он не подвел, действительно отвез её домой, как и обещал.
Девушка вошла в здание и окатила ледяным взглядом чересчур приветливого продажного консьержа, который протянул ей почту. Она молча приняла её, тут же последовав к лифту.
Включив свет в коридоре и заперев дверь, Элиза пролистала конверты, выудив один непривычно красочный. Открыла его и на какое-то время застыла в недоумении.
Это была пригласительная открытка. С занимательным текстом, написанным от руки:
«Официальное приглашение для официальной жены на празднование дня рождения Романа Разумовского двадцать пятого сентября в девятнадцать часов...».
