Антонио Дионис - Геракл
Подросток беззаботно напевал, сбивая палкой по дороге венчики цветов.
Лань прыгнула, высоко взметнув стройные ноги.
Фермуфид, когда прямо перед ним на тропе выросло прекрасное животное, растерялся. Некоторое время человек и лань глядели друг на друга.
«Не обидишь? Не убьешь?» — спрашивали темно-лиловые блестящие глаза, опушенные загнутыми вверх ресницами. Рыжая шерстка, темная по спине и светлеющая до цвета топленого молока к брюху, ровно блестела. Крутые бока самки чуть заметно поднимались.
Красавица! — проговорил подросток, протягивая к животному руку.
От звука голоса и человеческого жеста лань встрепенулась, широко раздувая ноздри. И бросилась вскачь, уходя по крутым склонам.
Куда же ты? — окликнул Фермуфид, видя, как все выше и выше поднимается лань. Ловкое тело грациозно изгибалось. Когда под ногами оказывалась глубокая расселина или трещина, лань, подобрав передние ноги, прыгала. Тельце животного с гордо откинутой головой, украшенной двумя стройными рожками, на мгновение оказывалось в воздухе, словно летела над пропастью бескрылая птица. Когда лань превратилась в маленькую далекую точку, а силуэт сделался размытым и неотчетливым, подросток огорченно вздохнул. И, позабыв про хворост, заспешил к брату с невиданной вестью.
Где тебя носит? — гневно накинулся Хеммис. Рядом с ним возвышалася ладная вязанка хвороста.
Я видел лань с золотыми рогами! — выдохнул запыхавшийся от быстрого бега Фермуфид.
А бога Зевса в золотой колеснице ты не видел? — съехидничал брат. — Лодырь! Лучше помоги увязать хворост.
Фермуфид обиженно засопел, придавливая коленом вязанку. Вдвоем они стянули хворост-сухостой веревкой, и Хеммис взвалил вязанку на плечи, предупредив:
Я несу половину пути, а половину — ты!
Фермуфид не стал спорить, хотя горы к самой долине делали резкий крен, и тропа становилась труднее.
Он раздумывал о прекрасном животном, которое ему посчастливилось увидеть.
Ну, так что там о лани? — спросил, освободившись от ноши, Хеммис.
Несмотря на все недостатки нытика-брата, Фермуфид всегда говорил правду. Вначале подросток, волоча на себе тяжелую вязанку, хотел промолчать, но долго сердиться было не в его характере.
Понимаешь, я иду! И тут она! А рога-то, рога сверкают! И смотрит на меня, как человек! — возбужденно рассказывал Фермуфид, жестикулируя свободной рукой. Но выразить охвативший мальчика восторг от встречи с таким чудом одной руки было маловато. Плохо затянутый узел развязывался, и хворост, треща и подскакивая, посыпался вниз, устилая горный склон.
Тартар тебя побери! — разозлился Хеммис. — Вот видишь, что ты наделал со своей проклятой коровой!
Фермуфид виновато пополз вниз, подбирая хворостины: он и в самом деле же видел лань с золотыми рогами!
С тех пор лесорубы и дровосеки не раз встречали удивительное животное, поселившееся на склонах Аркадийских гор. Не раз и не два смельчаки отправлялись в далекий путь, похваляясь, что каждый из них поймает и приведет чудо-лань, связав золотые рога крепкой веревкой. Но лишь счастливцам удавалось подойти так близко, что можно было мечтать о победе. Лань с удивительной изворотливостью обманывала охотников, обходила ловушки и капканы, надсмехаясь над неудачниками и сверкая рогами с далекой вершины.
Слух о чудесной лани все ширящимися волнами раскатился далеко по селениям и городам. Достиг слух с разносчиками, торговцами и уличными певцами и ушей царя Эврисфея.
Тут же глазки, заплывшие жиром, стали еще меньше: царь уже видел способ посрамить выскочку Геракла.
Герой, услыхав, что его призывают во дворец, отложил камень, которым точил свой кинжал.
Опять неймется великому царю! — хмыкнул Геракл, подмигнув приятелю Иолаю. — Что-то, друг мой Иолай, засиделись мы среди аркадских садов и ласк добродушных дев!
Геракл оказался прав в своем предчувствии. Повелел хитрый Эврисфей Гераклу поймать и живой привести в Микены неуловимую лань, след которой не удавалось взять ни одному охотнику.
На следующий же день, взяв с собой Иолая, Геракл выправился в путь, достигнув гор на закате.
Дикими скакунами мчали их кони, мысль об азарте их подгоняла. Не иначе, как боги сопутствовали охотникам.
Спешились, когда солнце поникло за густые кроны деревьев. Именно в этом мрачном лесу в последний раз люди видели чудо-лань. Лес, сумрачный и тревожный, глухо шумел, предупреждая путника о грядущих опасностях. Колючие кусты цеплялись за одежды, словно скрюченные руки демонов стремились преградить охотникам путь.
Геракл хотел тут же отправиться на розыски, пробуя на разрыв веревки. Ни одна не казалась достаточно прочной: лишь вчетверть силы тянул Геракл, веревка лопалась гнилой соломой.
Да пусть! — не выдержал Геракл. — Поймаю — на спине унесу!
Иолай воспротивился:
Как ты ночью в лесу думаешь отыскать чудесную лань?
А луна на что? — сердито отвечал Геракл: ему не терпелось.
Иолай только презрительно хмыкнул.
Стали лагерем, выбрав пристанищем залитую лунным светом полянку. Отпущенные лошади мирно пережевывали траву, вкусно шлепая мягкими губами.
Иолай на угольях жарил кусочки мяса, нанизав баранину на гибкий прут. Жир, падая на горячие уголья, шипел, распространяя аппетитные запахи и будоража желудок.
Геракл, примирившись с ожиданием до утра, присел у костра, задумчиво обхватив руками голые колени. Назойливо у самого лица звенели комары, которых не пугал даже дым костра. Геракл суковатой палкой поворошил поленья. Багровые сполохи стали ярче.
Вдруг одна из лошадей, стрижа ушами, коротко заржала.
Волки? — приподнял брови Иолай.
Геракл, дурачась, взвыл, подражая предводителю волчьей стаи.
И тотчас темный лес принес ответ. Выла, верно, волчица, тоскуя о друге. Иолай поежился, подбрасывая в костер сушняк. Пламя взметнулось, ровным кругом разгоняя тьму.
Геракл поднял с травы накидку.
Пойду посмотрю! — кивнул другу герой, набрасывая ее на плечо.
Выйдя из леса, Геракл повторил призыв самца и почти тотчас услышал, как зовет волчица. Геракл оглядел окрестные холмы. В сиянии лунного света серебрились уступы. На черном фоне четко выделялась, словно вылепленная из бронзы, фигура зверя с запрокинутой мордой. Хриплый тоскующий вой вырывался из глотки волчицы. Геракл тихо отступил, опуская палицу.
Ему тоже было ведомо это дикое желание выть, испытывая гнев и тоску. Единственное, что сопутствовало герою со дня его рождения — это бремя избранности, когда друзья сторонятся тебя, испытывая неловкость за свою слабость рядом с героем. Подруги ветрены и неверны, любя не столько самого Геракла, сколько милостивый взор небес, что не оставляли Геракла со дня его рождения. И Геракл, гордость и слава греческого народа, шел по жизни в одиночестве, словно путник, чей дом разрушен ураганом, а впереди череда бесконечных дней и ночей в поисках несуществующего приюта.
Ну, — встретил вопросом Иолай.
Не нашел, — отвел Геракл глаза, усаживаясь к костру и принимаясь за жареное мясо.
Но утром Геракл уже стыдился за минутную слабость. Охотничий азарт подхватил Геракла с кучи веток, служивших ему ложем.
Вставай, за соня! — дернул герой приятеля за ногу.
«Нет места жалости в сердце, — размышлял Геракл, — я должен забыть свою человеческую суть и стать гончим псом. Лишь смелым и безжалостным принадлежит мир — тут нет места мечтателям и фантазерам. Вчера я пожалел волчицу — смилостивилась ли бы она, попадись я ей на пути, слабый и беспомощный?»
А ноги сами несли героя в чащу. Крепкие ноги попирали колючие кусты, руки разрывали непроходимые заросли там, где не справлялись нож или меч.
Охотники углубились в лес. Ни зверя, ни птицы в мрачной чащобе. Лишь седыми космами колышутся мхи на обомшелых вековых деревьях. Мысли о веселых долинах с журчащими водяными потоками, оставленными за спиной, еще более угнетали душу. Там — дыхание жизни трепетало в каждой былинке, в солнечном блике, почудившемся сквозь сень листвы. В чаще же лишь корявые пни, выпирающие из песка узловатыми корнями, да редкий зеленый оттенок травы говорили, что на свете существует еще что-то, кроме все плотнее смыкающихся серых крон и стеной встававших перед охотниками стволов.
Проходил день за днем. Из охотников Геракл и Иолай превратились в простых лесорубов. Весь день они врубались в чащу, подсекая вековые стволы, обрубая ветви, оттаскивая поваленные деревья с тропы. Но проходила ночь — и бессмысленны оказывались старания: на месте срубленных вставали стволы еще толще, деревья еще выше.
Иолай в отчаянии вскричал.
Труды наши напрасны! Поиски бесплодны! Много недель мы провели в пустых усилиях! Мы даже ни разу не напали на след чудо-лани, хоть рысью взбирались на холмы и спускались в ущелья! Поддались глупым людским выдумкам о необыкновенном звере, но мало ли неправды в фантазиях людей?!
