Антонио Дионис - Геракл
Нет, это снежная лавина сползла со склона!
Здесь, в горах, Гераклу приходилось помалкивать, чтобы так по-ребячески не попасться впросак.
Так прошел день. И ночь. И еще день, серый и неразличимый. Лишь на третье утро небо очистилось, просияв свежей синевой.
Приятели поблагодарили старика за приют и зашагали по указанной стариком тропе. По ту сторону гор уступы, словно размытые водными потоками, смягчились, полого сбегая в зеленеющую внизу долину. Снега сменились пышным цветеньем полей и лугов.
Геракл и Иолай, сбежав по узенькой веселой тропинке, очутились среди дурманящего разнотравья, словно никогда и не бывает снежных завалов и лютых морозов.
— Странное место, — сказал Иолай, оглядываясь.
Геракл не мог не согласиться. Они оказались словно на дне глубокой чащи, стенками которой служили окружающие долину горы, острыми пиками пронзающие небо. Там, на высоте, неприступно лежали снежные шапки, выли одинокие ветра и гремели лавины. Здесь царило вечное лето, сплетаясь с нежной свежестью первых весенних побегов и жарким дыханием осени, пронизанной спелостью винограда.
Плоским блюдом посередине долины, окруженное тростником дремало озеро. А на берегу озера, беззаботно подобрав под себя ноги, спала лань. Ее золотые рожки сверкали золотом. Животное, измучанное долгим преследованием назойливых людей, выбилось из сил, и достигнув, наконец, спасительного водопоя позабыло об опасности. Друзья переглянулись: цель, к которой они так долго стремились, была так близка, а добыча далась слишком просто.
Друзья, неслышно передвигаясь, почти совсем приблизились к лани. Но тут животное, почуяв опасность, проснулось. Два великолепных темно-лиловых глаза уставились на охотников. Лань вскочила на ноги и словно окаменела. Теперь убить ее ничего не стоило, но у Геракла не поднималась рука на такое прекрасное творение природы. Вдруг лань отскочила и прыгнула. Приятели залюбовались стройными ногами, вознесшими лань в воздух. Никогда им не доводилось встречать такую крупную самку, умевшую так прыгать. Лань, словно играя, повторила прыжок. И только тут охотники сообразили, что так добыче недолго и уйти от них. Они бросились следом, карабкаясь по каменистым террасам.
Лань выбрала неверный путь: на вершину вела лишь одна тропа, а с другой стороны склон вертикально падал крутым обрывом.
Животное, первым достигшее вершины, замерло. Вначале показалось, что лань, обреченная на погибель, сейчас бросится в пропасть. Но она лишь возбужденно раздувала ноздри. Узкая тропинка над пропастью казалась ей ненадежной: она перебирала ногами. Цокот копытцев подхватывало горное эхо. Прислушайся Геракл с Иолаем внимательнее, они б различили, что не четыре, а восемь копыт дробят эхо далеким гулом.
Но лань, словно послушавшись незримого приказания, помахивая коротеньким хвостиком, как ручная козочка, приблизилась к оторопевшим охотникам. Геракл лихорадочно набросил на шею животного сплетенный из веревок аркан, не веря в удачу. Иолай приветствовал друга радостными криками. По правде сказать, Иолаю давно б хотелось прекратить сомнительную прогулку по неприступным горам и вернуться в город, где нет опасности свалиться в пропасть или замерзнуть в ущелье.
Проторенной тропой друзья двинулись в обратный путь. Друзья весело переговаривались, хохоча над пережитыми приключениями. Лань послушно следовала за ними.
Вдруг черная молния прорезала небеса. Страшный грохот сотрясал окрестности. Иолай, присев в ужасе на корточки, закрыл уши ладонями и зажмурился.
Даже вздрогнул бесстрашный Геракл. Прямо перед ними на тропе возникла прекрасная всадница, чье лицо пылало гневом. Черный конь играл под золотым седлом, перебирая нетерпеливо ногами. Огромный конь с черной гривой и блестящими глазами, со стройными, тонкими ногами и блестящими боками был под стать прекрасной всаднице, державшей поводья.
Геракл не мог отвести глаз от белокожего лица, обрамленного чудными густыми локонами. Короткая накидка не скрывала красоты женских форм, а изящные линии рук пленяли воображение, будя шаловливые мысли. Голову женщины венчал венец из вечно зеленого лавра. К седлу вороного скакуны были приторочены лук и стрелы.
— О презренные! — вскричала прекрасная наездница. — Вам мало, что вы испоганили леса и долины там, у себя внизу, вы осмелились проникнуть в мои владения и похитить сокровище, вам не принадлежащее?!
При этих словах чудо-лань, неведомо как высвободившись из пут, подбежала ко всаднице и начала ласково тыкаться мокрым носом в голую пятку богини. Геракл давно узнал в наезднице дочь Зевса, богиню охоты Артемиду.
О богиня! — смело отвечал Геракл. — Не забавы ради вторглись мы сюда, а по повелению твоего отца, всемогущего Зевса! И неверно, что заказан человеку путь на вершины! Оглянись, богиня! Суров и прекрасен твой край, но кому любоваться его красотой? Ты говоришь, не ценим мы дарованную нам землю, но разве не человек — украшение природы?
Смягчился взгляд богини, с усмешкой благосклонности выслушала она дерзкие речи. Потеплели глаза Артемиды, спешилась наездница, отпустив вороного красавца-коня.
Присядем, герой, — указала богиня на бьющий из горной расселины чистый источник.
Они направились к роднику, свернув с тропы. Лань с золотыми рогами неотвязно следовала за владелицей.
А теперь расскажи, чем же так славен твой людской род, Геракл? — полюбопытствовала богиня, усаживаясь на траву.
Тотчас с серой вершины с громким криком сорвалась орлица и, расправив крылья, спустилась к богине. Змея выползла из подземной пещеры, обвиваясь вокруг щиколотки Артемиды. Геракл схватился за меч, но богиня остановила кровопролитие, подняв на ладони плоскую голову пресмыкающегося.
Видишь, герой, — прищурилась богиня, лаская змею, — ты скор на расправу, труслив, мелочен в своих речах и поступках. Что ж дает тебе право говорить, что нет на земле ничего прекраснее, чем человек?
Оглянись, о герой!
Молчали горы, снисходительно глядя на крошечные фигурки людей. Их величественность и неприступность давили на плечи непосильным грузом. Геракл показался сам себе никчемным земным червем. Зашелся в рыданиях Иолай, потрясенный теми же смятенными мыслями.
И ты хочешь, — продолжала богиня, — чтобы в этот край пришли люди с топорами и кирками. Копошились, добывая из горных недр богатства, оставляя после себя зияющие раны на камне, и все во имя того, чтобы набить ненасытное брюхо?
Тогда зачем боги пустили человека на свет? — вскричал Геракл, не в силах справиться с охватившим его волнением.
Артемида задумчиво ласкала прильнувшую к богине лань. Ее прекрасные пальцы ворошили короткую блестящую шерстку животного.
Глаза были устремлены поверх людских голов.
Зачем, ты спрашиваешь? — произнесла богиня. — Я и сама не знаю, но только вижу, что все теснее и теснее от людской сутолоки становится моим подданым на земле. Всякий зверь, любая пичуга не чувствуют себя в безопасности при встрече с человеком. Даже лютый тигр покидает охотничью тропу, учуяв запах людского пота! И во имя чего?
Но ни богам, ни человеку не постигнуть законы, что движут историей мира. Все предопределено, предначертано тем, чему не придумали имени, но что правит бытием всего сущего.
Внезапно вскочила Артемида, кликнула своего скакуна. Крикнула гортанным голосом и понеслась прочь, в вихре полета спасаясь от безответных вопросов. Ее конь рассекал воздух широкой грудью, волосы богини летели вслед широким плащом.
Герои проводили ее печальным взглядом: в одном права богиня — богам и людям не жить в согласье на одной земле.
Идем, Иолай! — наконец сказал Геракл, наматывая на стиснутый кулак веревку: каким-то чудом лань снова оказалась на аркане.
В задумчивом молчании завершили герои свой путь. Наконец показались Микены. Охотники вступили в царские чертоги царя Эврисфея. Их шаги насмешливым хохотом отдавались в ушах пристыженного царя: вновь не удалось посрамить героя — Геракл и из этого испытания вышел с победой.
Царь принял героев с их добычей, кутаясь в расшитый плащ.
Вот, великий царь, — выступил вперед Геракл, — мы добыли тебе забаву!
Дворец гудел растревоженным ульем. Казалось, весь город собрался приветствовать охотников, изловивших чудесную лань с золотыми рогами. Воины, слуги, простые горожане восхищенными воплями выражали радость и удивление. В толпе, сопровождавшей Геракла и Иолая, было немало и чужеземных лиц — весть о третьем подвиге Геракла разнеслась далеко за пределы страны.
Царь Эврисфей злился, но виду не показывал, благосклонно потрепав животное по холке.
Вот так и Артемида, дочь Зевса, ласкала свое сокровище, — как бы невзначай проговорил Геракл, пряча улыбку.
Как, эта лань принадлежит богине? — встрепенулся Эврисфей, отдергивая руку и пряча кисть за спиной.
