Искра божья - Глазырина Елена
Джулиано сдул чёрную прядь, налипшую на лоб, и напряжённо огляделся.
Оба монаха не подавали признаков жизни. Чудом уцелевшая свеча горела светло и ровно. Под лестницей, у края чёрной дыры в полу стояла чья-то нетронутая вчерашняя трапеза, состоявшая из тарелки остывшей, подёрнутой мутной плёнкой каши, подсохшего ломтя ржаного хлеба и кружки воды. Лаз был забран толстой решёткой с большим навесным замком.
Джулиано поискал глазами и скоро заметил тускло блестевший медный ключ, в горячке боя заброшенный кем-то из монахов под алтарь. Юноша подобрал его, быстро отпер замок и заглянул в чёрный проём. В нос его ударил чудовищный смрад, невольно вышибая у де Грассо скупую мужскую слезу.
Юноша посветил свечой. Сначала ему показалось, что в неглубоком каменном мешке находится ещё одна старая и ужасно грязная человеческая мумия с неимоверно разросшейся клочковатой бородой и спутанными волосами, покрывающими её целиком, словно саван. Но затем мумия пошевелилась. Чёрные глаза Джулиано встретились с блёклыми радужками незнакомца. Человек прикрыл лицо руками с длинными, местами обломанными ногтями и тихо заплакал.
— Боже, — приглушённо пробормотал Джулиано, — что же ты натворил? За что ты здесь?
Со дна каземата поднялся ещё один сдавленный всхлип.
— Я только хотел как лучше, — узник громко шмыгнул тощим носом, — чтобы все обрели любовь и мир в душе… Да. Но это принесло лишь новую боль и страдания. Прав был проклятый Вдоводел, творения Прометея всегда будут ненавидеть и убивать друг друга…
— Наверное, ты опальный философ? — предположил Джулиано, с трудом разбирая невнятное бормотание заключённого.
— Да, философ, — печально согласился человек, — если у тебя найдётся хотя бы корка хлеба, я мог бы порассказать тебе много занятного.
Джулиано поспешно опустил в зиндан лестницу и помог измождённому полутрупу подняться наверх.
Завидев оставленную у края ямы еду, мужчина с жадностью набросился на заветревшее кушанье. Опасливо косясь на двух мертвецов, он мигом, почти не жуя, проглотил кашу.
Наблюдая за тем, как насыщается узник, Джулиано вспомнил, что и сам не ел со вчерашнего дня. В животе у него громко заурчало.
— Ты голоден? — виновато спросил человек, вынимая обслюнявленный ломоть хлеба из густых зарослей бороды, на которых остались крошки и холодное размазанное варево.
— Ничего, я потерплю, — Джулиано ласково улыбнулся скорчившемуся над миской философу, стараясь дышать через рот, чтобы не чувствовать чудовищных миазмов, исходящих от заключённого.
— Мм, — промычал в ответ узник.
Последние крошки он собрал грязными трясущимися пальцами прямо с пола, а затем до блеска вылизал глиняную тарелку синеватым языком.
Глава 83. Алое-алое
Джулиано выглянул за дверь портала, заслоняя рукой дорогу грязному философу.
Последние контийцы исчезали за колоннами южной капеллы. Папа, поддерживаемый под руки двумя кардиналами, поспешно ковылял вслед за ними. Его отход прикрывали три дюжины забрызганных кровью пятящихся гвардейцев в изрубленных кирасах. Их теснила разношёрстная толпа ландскнехтов, с руганью и смехом нагло марширующая под сводами святого храма. Наёмники тыкали клинками во всё, что вызывало у них подозрение, топали грязными сапожищами по светлому мрамору, сгребали в мешки драгоценные ткани покровов со статуй блаженных мучеников, срывали украшения с мощей, выламывали серебряные раки[195] и золотые подсвечники, богохульствовали и сквернословили.
Возглавлял всё это бесчинство весёлый и хмельной опальный кондотьер Марк Арсино де Вико. Он развязно шествовал перед отрядом мародёров, чуть ли не пританцовывая на каждом шагу. Прославленный воин беспечно помахивал изящным кошкодёром, сжимая в левой руке полупустую бутылку вина. Его золотые локоны в живописном беспорядке разметались в разные стороны. Ноги прикрывали только щегольские бриджи, а грудь — тонкий батист рубашки с мелкой фларийской вышивкой.
Не вполне отдавая себе отчёт в том, что он делает, Джулиано встал на пути великого кондотьера и поднял палаш.
— Ха-ха! Рад тебя видеть, мальчик мой! — воскликнул кондотьер, отдавая бутылку кому-то из компаньонов. — Наконец-то хоть у кого-то достало смелости обнажить клинок против меня. Нападай! Я даже дам тебе фору: три удара будет довольно?
Почему-то Джулиано внезапно ощутил себя вернувшимся в начало лета.
Солнечный дворик, заполненный взволнованными молодыми зеваками. Удушающе сладкий запах роз. Наглая улыбка Джованни — чемпиона маэстро Лихтера. И горький привкус полного фиаско во рту.
Джулиано стремительно атаковал Марка Арсино из высокой стойки с коротким замахом. Де Вико играючи парировал удар. Улыбнулся. Отступил на шаг и взмахнул рукой в приглашающем жесте.
Юноша описал полукруг около казавшегося расслабленным кондотьера. Вытянулся в длинном выпаде, ткнул клинком под беззащитную лопатку Марка Арсино. И рассёк воздух. Кондотьер в последний момент ловко крутанулся на месте, отбивая палаш оппонента, и снова отступил, насмешливо подняв верх указательный палец.
Джулиано рубанул вбок, скользнул вдоль кацбальгера, рассёк рукав и кожу на предплечье кондотьера, крутанул оружие, ударил наискосок, попытался уколоть. Но кондотьер мастерски парировал последнюю атаку, а затем молниеносно сграбастал оппонента левой рукой за грудь и резко притянул к себе. Де Грассо не успел уклониться, почувствовал обжигающий холод в боку, где-то в районе живота. Голова закружилась. Неудобный палаш выпал из разжавшихся пальцев. Ноги внезапно подогнулись, и он медленно осел на согнутые колени, ощущая, как из раны толчками выходит его жизнь. Кондотьер отступил на шаг, опуская оружие, с которого закапало алое.
— Ультимо — сопливый идеалист! Что же ты наделал! — словно издалека прошелестел над ухом взволнованный голос опоздавшего всего на пару мгновений брата.
Лукка сорвал с себя берет, скомкал его и сунул Джулиано, придавив рану.
— Держи. Лежи и не двигайся, — приказал он.
— О-о, кто это тут у нас? — насмешливо провозгласил Марк Арсино, вытирая клинок о драгоценный гобелен, закрывавший алтарь. — Викарий кардинала Франциска — всегда такой таинственный, плетущий какую-то дрянь за моей спиной и не желающий честно обнажить меча. Ну уж сегодня-то, сеньор, вы от меня никуда не денетесь. Защищайтесь!
— Уходи, Арсино убьёт тебя, — с трудом выдавил Джулиано сквозь побледневшие губы.
— Конечно, убью, — подтвердил де Вико, кривясь в хищной усмешке, — это единственное, что у меня хорошо получается.
Лукка распрямился и вышел в живое полукольцо, которое успели организовать ставшие по сторонам от де Вико наёмники. Викарий задумчиво потёр правую руку, забранную в кожаную перчатку, пристально глянул в лицо нагло скалящегося кондотьера. Вздохнул. Проверил, хорошо ли выходит его шпага из тонких ножен. Покрутил шеей. Расправил плечи.
Кондотьер насмешливо поманил викария к себе.
Лукка кинул короткий взгляд на скорчившегося у колонны брата, улыбнулся и внезапно, отдёрнув полу короткого плаща, выхватил миниатюрную бронзовую пистоль, почти упёр её в грудь де Вико и нажал на спусковой крючок.
Полыхнуло. Выстрел расколол напряжённую тишину замершего собора. Жалобным звоном откликнулись витражи в далёких окнах. Сквозь расползающийся дым проступила неподвижная величественная фигура Марка Арсино. Кондотьер моргнул и недоверчиво уставился себе на грудь. Там по белому батисту и кружевам быстро растекалось больше красное пятно.
— Ты прикончил меня, чёртов де Грассо! — прохрипел кондотьер, медленно заваливаясь навзничь.
— Пуля остановит даже лучшего фехтовальщика, — пробормотал викарий, пристально всматриваясь в лица окруживших его врагов. В наступившей оглушительной тишине стук упавшей на мрамор пистоли прозвучал не слабее только что отгремевшего выстрела.
Отбросив использованное оружие, Лукка выхватил из-за пояса новую пистоль и повёл дулом вдоль ряда наёмников:
