Румынские мифы. От вырколаков и фараонок до Мумы Пэдурий и Дракулы - Осояну Наталья
Существуют три версии легенды в обработке Василе Александри, Тудора Памфиле и Георге Дем Теодореску.
Среди легенд с аналогичными сюжетами можно упомянуть венгерскую «Жену каменщика Келемена», сербскую о строительстве Скадарской крепости тремя братьями Мрнявчевичами, греческую о мосте в городе Арта.
Бог молитве внял, Мрак такой наслал По-над всей землей — Каждый стал слепой. А жена идет Все вперед, вперед. Споткнулась, упала Да тут же и встала, Узел обронила, Баклажку разбила. И опять пошла, И вола нашла, К мяснику свела, Тот забил вола; Мяса наварила, Собрала что было И к мужу опять Бросилась бежать[9].Иллюстрация к легенде о Маноле из журнала Magasin Pittoresque (1869)
Morphart Creation / Shutterstock
Збурэтор, или Главный ловелас румынской мифологии
Збурэтор (также «сбурэтор») в буквальном смысле означает «летун». У этого сверхъестественного существа три облика: во-первых, он может быть крылатым змеем, небольшим драконом. Во-вторых, он может превращаться в огонек или искру и в этом виде перемещаться со всеми удобствами, попадая в запертую комнату, например, через щель между дверью и порогом или через дымоход, который становится в нужный момент и путем к отступлению. А вот третий облик — самый интересный…
В третьем облике збурэтор — копия юноши, которого разлучили с возлюбленной. Оригинал к моменту появления збурэтора, как правило, уже погиб от руки разбойника, коварного родственника или как-то иначе, и единственным результатом этой несчастной любви становится нечистый дух, приходящий по ночам к девушке, чтобы ее ласкать и терзать, покуда хватит сил, — «бесчестить запретной любовью», как выразился Дмитрий Кантемир, упомянувший о збурэторе в «Описании Молдавии» (1769). Несчастная постепенно чахнет, от стыда не в силах объяснить, что с ней происходит (а иногда она этого и не помнит), и в конце концов умирает.
Иными словами, збурэтор — разновидность инкуба.
Распутные злые духи, совращающие женщин (к мужчинам приходили суккубы), известны под теми или иными именами с давних времен и у разных народов, начиная с демонов лилу у шумеров. Славяне знали этих существ как «огненных змеев»: «Суеверные думают, что к некоторым женщинам и девицам летают ночью огненные змеи, то есть воздушные дьяволы, и имеют с ними сообщение, отчего те женщины очень худеют»[10].
Несчастную, к которой по ночам прилетает збурэтор, можно опознать по ряду примет: она грустнеет, чахнет, ведет себя странно, разговаривает с пустотой, кидается к каждой тени, словно заметила там любимого. Предания подсказывают несколько вариантов действий в подобной ситуации: прежде всего, збурэтора можно отогнать, хотя это непросто. Он способен просочиться в любую щель, поэтому таковые необходимо смазать особым снадобьем, в котором главный ингредиент — жир змея (не ползучего гада, а другого магического существа), добытый из его лопнувшего трупа. Годится и жир самого збурэтора, но для этого надо его выследить до дупла в глухом лесу, где эта тварь прячется днем, и сжечь дерево — весьма непростая задача.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Помимо избавления от злого духа, сложным представлялось и исцеление пострадавшей женщины. Для этого, если верить все тем же преданиям, годились некоторые снадобья (не такие уж замысловатые и включающие, например, растение иван-чай — по-румынски одна из его разновидностей называется как раз zburător или zburătoarea) и ритуалы, в том числе исполняемые кэлушарами. Вот что пишет о них Дмитрий Кантемир: «Суеверные люди приписывают им способность изгонять застарелые болезни. Исцеление же происходит таким образом. После того как больной лег наземь, они начинают пляску, а в установленный момент заговора по очереди наступают на страдальца — от головы до ног; затем шепчут ему на ухо особо подобранные слова, а болезни велят выйти. Если три дня повторять это трижды, чаще всего успех обеспечен и тяжелейшие недуги, исстари осмеивающие умение опытнейших лекарей, таким способом легко изгоняются. Так сильна вера даже в суевериях»[11].
Подробнее о кэлушарах расскажем в пятой главе.
В литературе образ збурэтора встречается нередко в романтическом ключе, поскольку с его помощью так просто исследовать чувственные переживания: примером служит стихотворение Иона Элиаде-Рэдулеску Zburătorul (1844). Еще любопытно, что некоторые черты збурэтора есть у Лучафэра, героя одноименной поэмы Михая Эминеску, — его ночные визиты к возлюбленной хорошо вписываются в сценарий, — хотя как таковой Лучафэр явно не заурядный инкуб, а существо куда более высокого порядка, как Демон в поэме Лермонтова.
Когда ж ее объемлет сон На ложе белоснежном, И руки ей целует он, И трепетные вежды. И льет кругом зеркальный свет, Рассеяв тени ночи, И, дрогнув радостно в ответ, Ее трепещут очи. Улыбка милых уст ясна, А он — огонь и стужа — Спешит за ней в глубины сна И опаляет душу. И зов смятенный и немой В ее дыханье слышит: «О, царь ночей, владыка мой, Что медлишь ты? Приди же! Скользни по зыбкому лучу, Войди в мою обитель, Твой свет я в жизни воплощу, Лучафэр-небожитель!»[12]Иллюстрация к поэме «Лучафэр». Художник Октавиан Смиджельски
Wikimedia Commons
Глава 3. Духи стихийного мира
Классификация румынских мифических и фольклорных существ — дело непростое, потому что предания, легенды, сказки часто противоречат друг другу не в деталях, а в самых важных характеристиках действующих лиц. Иногда «иеле» и «зынеле» — это одно и то же, а иногда нет; «дочерями Александра Македонского» называют то иеле, то урситоареле, хотя они совсем непохожи друг на друга (много же у него было дочерей!); предания о появлении на свет балауров разнятся и частично совпадают с преданиями о збурэторах, у которых совсем иная специфика и роль, и т. д. Отчасти несовпадения объясняются тем, что фольклорный ландшафт Румынии очень пестрый, разные регионы в отдельные исторические периоды были подвержены влиянию разных культур — немецкой, венгерской, балканской, — да и национальных меньшинств в стране немало; потому-то одни и те же истории повсюду рассказывали на свой лад, отличия постепенно накапливались и стали в итоге кошмаром для тех, кто и по сей день усердно анализирует материалы, в огромных количествах собранные фольклористами XIX–XX веков.