Народное - Курдские сказки, легенды и предания
Когда сняли доски пола, тут и нашлось все золото из казны падишаха.
Падишах приказал схватить везира. Везира схватили и повели на виселицу.
А вор из Шама опять задумался: «Везир ведь из-за меня погибнет. Если бы не я, его бы не поймали. Надо как-нибудь спасти везира».
— Падишах, будь в здравии, но ты не должен казнить везира.
— Почему? ― удивился падншах.
— Пойдем в твой диван, скажу тебе слово, только отпусти сначала тех невинных.
Пусть они возвращаются по домам, а мы послушаем, что вор из Шама говорит падишаху:
— Падишах, ты когда-нибудь слышал про вора из Шама?
― Да, слышал.
— Этот вор из Шама такой человек, что если попробует чью-нибудь хлеб-соль, то никогда нитки не возьмет в том доме. А твое золото из казны я первый вытащил. Проверь-ка свои карманы, в одном из них есть что-то белое, блестящее. Я достал это из твоего кармана и лизнул, оказалось ― это соль, поэтому я твое золото и не тронул. Но везир позарился на твое золото и украл его. А во всем я виноват. Но не пойман ― не вор. Если ты справедлив, отпусти и меня и везира, жаль мне его.
— Хорошо, я его отпущу, ― согласился падишах. ― А тебе придется доказать мне свою ловкость: если ты украдешь у сына арабского эмира его коня Раджульбайда и приведешь его мне, тогда я поверю, что ты вор из Шама. Не приведешь ― велю отрубить тебе голову.
— Будь в здравии, падишах, я пойду, как же мне не идти.
Встал он и пустился в путь. День, два, три идет, бог знает, сколько. Только в сказке все быстро делается, а дорога все тянется и тянется.
Дошел наконец вор из Шама до земель эмира арабов. Пришел он к дивану эмира, смотрит ― народ вокруг расселся, едят все. Увидел его сын арабского эмира и говорит:
— Этот нищий ― чужестранец, мне жаль его. Дайте ему хлеба, он, наверное, голоден.
— Да будет бог доволен тобой, благодарю тебя, ― сказал вор из Шама, ― но там, на дороге, меня ждут друзья. Дай мне и для них хлеба, мы поедим все вместе. Такой уж я человек, не могу есть один.
Куро, раньше были подносы, из них сразу могли есть пять-шесть человек. А теперь подают в тарелках295.
— Наполните подносы едой, дайте хлеба, пусть этот человек поест со своими друзьями, ― велел сын эмира арабов.
Взял вор из Шама еду и вышел, а куда идти, не знает. Завернул он в переулок и вывалил всю еду бродячим псам. Затем вернулся в диван. Сын эмира спросил:
— Ну, юноша, накормил ты своих друзей?
— Да не оскудеет твоя рука, повелитель! Ей-богу, мы хорошо поели и очень благодарны тебе.
Вернул вор из Шама подносы и вышел погулять ― коня он хотел украсть ночью. Вечером вор из Шама вновь встретил сына эмира.
— Добрый юноша, тебе негде ночевать?
— Негде, ― отвечает вор.
Сын эмира привел его к себе.
— Вот тебе комната, сейчас велю принести сюда постель. Ты не голоден?
— Нет, я сыт.
Какое сыт, в животе давно урчит, а есть он не может, должен обокрасть сына эмира.
К ночи сын эмира пошел в конюшню убедиться, что кони накормлены. Он подошел к Раджульбайду, взял горсть кишмиша296, покормил его с ладони, погладил и вернулся в диван. А вор из Шама все время незаметно следовал за ним. Сын эмира прихватил арбуз и пошел к жене.
— Я принес арбуз, разрежь его, ― сказал он.
Поели они арбуз, сын эмира лег спать, а жена села за веретено. А вор из Шама притаился в коридоре. Вскоре пришли какие-то люди и позвали ее:
— Муж твой уже пришел?
— Да, он спит. Торопитесь, а то вдруг проснется.
Незнакомцы накинули веревку на шею сына эмира и только собрались стащить его с постели, как вор из Шама выхватил свою саблю и перерезал веревку. Затем он приподнял голову юноши и положил к себе на колени. Юноша открыл глаза, видит ― на шее у него петля из толстой веревки, а голова на коленях гостя.
— Дорогой гость, да будет бог доволен тобой, что плохого я тебе сделал? Почему ты хочешь меня задушить?
— Э, да не разрушатся твой дом! Твое счастье, что я сегодня был твоим гостем. Вернее, я не был твоим гостем, я пришел за Раджульбайдом. Ты слышал про вора из Шама?
— Да, слышал.
— Это я. Я пришел украсть у тебя Раджульбайда. Но я не обкрадываю тех. у кого ем хлеб. Поэтому я не стал есть то, что ты дал мне, а вывалил все бродячим псам, чтобы со спокойной совестью обокрасть тебя. Так вот, когда ты уснул, пришли трое и накинули на тебя веревку. Жена твоя торопила твоих убийц. Я пожалел тебя, перерубил веревку и спас тебя.
— Вот что, ― сказал сын эмира, ― у моей жены семь братьев. Пойдем к ним и все расскажем. Я не буду убивать ее, пусть братья сами накажут сестру.
Вор из Шама и сын эмира пришли к братьям и рассказали о случившемся. Рассердились братья и убили коварную женщину. А сыну эмира отдали в жены свою вторую сестру.
Наступило утро. Оседлал сын эмира арабов Раджульбайда, надел на него сбрую, посадил на него вора из Шама и сказал:
— В добрый путь, поезжай к своему падишаху.
Увидел падишах, что вор из Шама привел разукрашенного коня, похвалил его:
— Молодец, вор из Шама. Да благословит бог тебя и твою добрую, справедливую душу. С сегодняшнего дня я назначаю тебя своим везиром.
Прошло некоторое время. Однажды вор из Шама решил: «Погуляю-ка я по городу, посмотрю, что есть, чего нет».
Так он и сделал. Только вышел из дивана, услышал звуки дафа и зурны, грохот и шум. Видит ― четверо несут одного на носилках. А у того нижние зубы достают до бровей, а верхние свесились на грудь. Подошел вор из Шама к носилкам, спросил:
— Что тут происходит?
— Это же свадьба сына хамхама297.
— А кула вы его несете?
— К его суженой.
— Возьмите меня с собой.
— Только ни звука! Молча иди рядом с нами, иначе не сносить тебе головы.
Вышли они из города, смотрят ― большой дом стоит. А в нем девушка сидит взаперти.
Сына хамхама ввели к ней и оставили их наедине.
А вор из Шама ухитрился спрятаться в углу, он решил посмотреть, что дальше будет с сыном хамхама и с этой девушкой.
Сын хамхама подозвал к себе девушку, но она закричала что было мочи:
— Да поразит тебя сабля вора из Шама! За что же мне такая кара?
— Надо же, будь я неладен, и тут меня знают. ― сказал; вор Шама.
Выхватил он саблю, и покатилась голове сына хамхама. Затем он запер дверь, положил ключ в карман и ушел.
Перед рассветом вернулся он домой. Наступило утро над присутствующими и над ним тоже. Утром вор из Шама пришел в диван падишаха, где собрались приближенные.
— Будь в здравии, падишах, сегодня я видел чудный сон, ― сказал вор из Шама.
— Да будет твой сон добрым, везир мой. Расскажи нам свой сои.
— Я видел во сне свадьбу, слышал звуки дафа и зурны.
— И что же дальше?
— Четверо несли одного на носилках. А у того верхиие зубы доходили до бровей, а нижние ― до груди. Я спросил у одного носильщика, что это такое. Он мне ответил, что сына хамхама несут к невесте. Я тоже с ними пошел. Вышли мы из города, дошли до дома, а там девушка заперта.
Сына хамхама впустили к ней. Девушка заплакала, а потом закричала: «Да поразит тебя сабля вора из Шама!» Я выхватил саблю и отрубил жениху голову.
Тут падишах закричал и бросился ему в ноги:
— Везир мой, вот уже два года, как моя дочь исчезла.
— Э, да благоустроится твой дом, ведь это был сон.
— Ради бога, прошу, помоги мне. Где этот дом?
— Будь в здравии, падишах. Возьмем с собой кази, муфти и пойдем поищем тот дом.
Пустились они в путь, нашли дом, открыли дверь. Запертая там девушка оказалась дочерью падишаха.
Обрадовались отец и дочь, обнялись. Потом все вернулись в диван.
Отдал падишах свою дочь в жены вору из Шама. Семь дней и семь ночей играли свадьбу. Пусть они радуются своему счастью, а вы радуйтесь счастью своего сына.
81. Почему пахарь плясал?
* Зап. в марте 1976 г. от Акопяна Абраама (см. № 44).
Однажды падишах со своими слугами отправился на прогулку. Раньше-то не было машин, поэтому ездили в каретах298. Вот падишах сел в карету и поехал, по городу, по деревням. Выехал к пашне. Видит ― пахарь землю пашет. Пропашет с одного конца до другого, остановит волов, возьмет платок в руки и начинает плясать, пляшет и песни поет. И так повторяется всякий раз. когда пахарь идет с одного конца поля до другого.
Падишаха это удивило, и сказал ои пахарю:
— Да прибавится в тебе сила, пахарь.
— Добро пожаловать, падишах!
— Скажи мне, чему ты так радуешьея?
— Падишах, есть у меня жена, она до того мне по душе, что сердце мое ликует от счастья; каждый раз, как я думаю о ней, мне хочется петь и плясать.
— Э, а нельзя ли взглянуть на нее? На самом ли деле она такая пригожая, что ты не нарадуешься на нее?
