Фазил Юлдаш - Алпамыш
Розняли их в конце концов старухи-гостьи. Подали им руки помыть, скатерть постелили. Наложили три блюда плова — поставили перед десятью женщинами, — одно блюдо на четверых пришлось. Мать Караджана, на хозяйку разобиженная, взяла два зернышка риса — в рот положила. Девять товарок ее побоялись взять и на одно зернышко больше, — Сурхаиль-ведьма головы бы им свернула. В трех блюдах плова на двадцать зернышек меньше стало.
— Хватит, — наелись мы, — сказали гостьи, возвращая блюда с пловом. Блюда убрав, ладонями по лицу проведя, — гостьи ушли. Мать Караджана, своих спутниц не дожидаясь, изо всех сил пустилась вперед. Девять старух, из виду ее не выпуская, ковыляли ей вслед, ворча:
— Возьми ты ее от нас, аллах, чтоб ей подохнуть! Вздумала сынка своего женить не в пору, ублюдка такого! Уж затевать ссору — так хоть после плова!.. Богато, однако, эти баи живут! Если бы мы и одни пришли, без этой карги злой, нас бы тут приняли не хуже — угостили бы и шавлёй на ужин. Э, как жалко — весь плов остался! Неприятность причинила, плову не дала поесть! По два зернышка на каждый рот, чтоб ей такие поминки устроил народ! Убери ты ее, аллах, от нас! В другой раз без нее придем…
Далеко вперед ушла Сурхаиль. А Караджан все на дорогу смотрит — ее поджидает. Видит — идет она.
Подошел к ней Караджан, спрашивает:
— Ну, мать, как дела? Лисою ты иль волчихой пришла?[11] — Ответила ему мать: — Э, сынок, намотай себе на ус: куда ни иду, куда ни бреду, — лисой не вернусь, волчихой приду! Женю я тебя, — вспомнишь мое слово! Видишь — на мне обнова. Это мне, как сватье, подарили новое платье…
А Караджан говорит:
— Вот она, мать моя какая! Сосватала мне невесту-узбечку! Не пожалели ей новой одежды бязевой! Ну, мать, как стала волчихой — рассказывай.
Стала старуха сыну рассказывать, как дело было:
— Даром время я, сынок, не провела.К тем приезжим баям в стойбище пришла,У Байсарыбая там в гостях была.Хороша юрта, оказывается!Девушка — мечта, оказывается;Как цветок, чиста, оказывается;И не занята, оказывается!Нет ее нежней, оказывается,Сохнут все по ней, оказывается!Ровно сорок с ней подружек для услуг;Как луна — Барчин меж сорока подруг.В мире не найдешь кудрявее волос!Заплетает их во много длинных кос.Голоса такого слышать не пришлось!Каждый глаз сияет, как большой алмаз, —Сердце сразу тает от сиянья глаз!А наряд на ней невиданный у нас —Тонкий, полосатый дорогой атлас!Чересчур, однако, узки рукава!В зрелости она девической как-раз.Именно такая, говорю, точь-в-точьУ Байсарыбая оказалась дочь.Спрашиваю: «Дочь свободна ли у вас?Сына — Караджана я женить хочу,—За нее калым хороший заплачу».Наизнанку вывернула байвучу,—Выведала все, что знать хотела я.Э, сынок, немало попотела я!Девушка свободна — так и знай, сынок!Сговорив невесту, ей надев платок,Я бежать к тебе со всех пустилась ног…Но такой обычай заведен у них:Сговор был — приходит в тот же день жених.Поспешить к невесте должен ты, мой сын, —Завтра будет поздно, хоть бы сто причин,Завтра, говорю, откажется Барчин!..У Барчин — подружка, имя ей Суксур.Все моргает мне, гляжу — хитер прищур!Шепчет: «Сватовства таков узбекский чин, —Пусть жених стыдлив не будет чересчур».Слышала я то же и от остальных:«Главное — пускай не мешкает жених!..»Помни же, твоя невеста какова:Имя — Барчин-ай, в косичках голова.В бархатной юрте тебя сегодня ждутПесни, смех, веселье — радости приют.Тучка в сердце есть — исчезнет сразу тут!Сорок тех подружек тоже хороши,Будут угождать тебе от всей души…Взяв своих махрамов, сын мой, поспеши —Сам своей звезды счастливой не туши.Ты не будь стыдлив и не ходи в тени,Робость и смущенье от себя гони,Только грубых слов, смотри, не пророни…В бархатной юрте живет Байсарыбай,В путь с приметой этой, Караджан, ступай.Милая твоя — как месяц между звезд.Будь и не заносчив и не слишком прост.Главное — спеши, коня гони в нахлест!Холостых годов кончай сегодня пост!..
Караджан, выслушав слова матери, говорит ей:
— Мать! Странные ты слова говоришь: ведь ты пока на узбечке только платок повязала. Прилично ли мне сразу же после этого являться прямо к невесте. Не унижу ли своей чести мужской? Не стану ль посмешищем в глазах людей?
А мать ему снова повторяет:
— Таков узбекский обычай, таково их правило. Неужели я бы сынка своего осрамила? Кто слишком смущается, тот жены лишается! — Сказала так старуха Сурхаиль и пошла себе дальше.
А Караджан к махрамам своим обратился:
— Некоторые из вас поездили по свету, некоторые уже и невест заневестили, иные — своим домом пожили, — быть может, и порядки узбекские вам знакомы? Стал я в узбекской семье женихом, — надо мне явиться туда, а не знаю, как у них одевается жених. Может быть, кто-нибудь из вас научит меня?
Сказали Караджану махрамы:
— Ха! В праздник и под праздник видали мы узбекского жениха. Великолепно он был одет, на голове носил он чалму. Женщины ему кричали вслед: «Жених, жених!» и от него деньги за это получали.
Слова эти услыхав, Караджан по-узбекски нарядиться решил. Сбросил он свой калмыцкий тельпак, новую одежду надел, чалму на голову навертывать стал, — никак чалма нарядной, круглой не выходит — во все стороны торчит, совсем не так, как у узбеков получается. Никогда Караджан чалмы не носил, сноровки завязывать ее не было у него. Говорит Караджан — Э, никак по-узбекски красиво не получается!
— Мы сами снарядим вас, — сказали махрамы.
Посадили они батыра Караджана на коня, девяностобатманный железный панцырь на него надели, взяли поводья четырнадцати коней, — вместо кушака обмотали ими туго-натуго стан батыра и заставили Караджана сидеть в седле прямо-прямо. Высок и прям, как минарет самаркандский, в окружении тринадцати махрамов своих, направился Караджан-батыр к невесте.
Вышел в путь батыр Караджан,Едет в степь Чилбир Караджан,Тот жених, калмык-пахлаван.Всей дружиной своей окружен,Материнским словом прельщен,Размечтался о девушке он.Холост он ходил и досуж,Будет он красавице муж,Зять узбека-бия к тому ж!— Э, мой конь, тулпар, не ленись,К Айна-колю птицей стремись,Нежный ждет меня кипарис, —Прозевать невесту могу!..
Конь его — тулпар удалой,Скачет и фырчит на скаку —Хочет угодить седоку.А седок могучий такой,Словно сокол сидит боевой,Не видав красавицы той,Едет, обольщенный мечтой,Скачет нетерпеньем томим,А махрамы — следом за ним.Близок Айна-коль, далеко ль, —Жениху дорога долга,Коль невеста ему дорога!Вот и засинел Айна-коль —Зелены его берега.Едет Караджан, как дракон,—Весь народ узбекский смущен:«Кто таков, откуда к нам он,Что за великан-пахлаван?Даже не видали таких!..»Ус калмыцкий гордо суча,Лихо скакуна горяча,Юрт как бы не видя простых,Едет Караджан мимо них,—К бархатной юрте БайсарыЕдет горделивый жених,Подъезжает прямо к юрте,Едут и махрамы к юрте.Помня материнский завет,Щурит он с задором глаза,Что-то своим слугам шепча.Алая на нем кармаза,Равных ему, думает, нет!..
А в юрте Барчин-аимчаНичего не знает о нем,Женихе самозванном своем…Ждут четырнадцать конных мужчин.Что же не выходит Барчин?Нет же для обиды причин!Девушки-узбечки стоят,Но не принимают коней,С праздным равнодушьем глядят,Оказать почет не хотят…Прибыл же он во-время к ней,—Верного коня исхлестал,С дальнего пути ведь устал!Как же так встречать жениха?Думой уязвлен Караджан:Как бы тут не вышло греха!Может быть, все дело — обман,Может быть, он вовсе не ждан?Шутка — хоть и слишком плоха,Можно ль положиться на мать,Выпустить бы ей потроха!Снилась ей, как видно, сноха!Девушки смеются — ха, ха!Голову он стал уж терять:«Я повеселиться мечтал,С баем породниться мечтал,На Барчин жениться мечтал,—А своей невестой не ждан!..»Встречей озадачен такой,Ведьмой одурачен такой,Матерью своей озорной,Повернул коня Караджан,Бек-батыр, калмык-пахлаван.
Отъехал Караджан и все размышляет: «Наша невеста нас не видала, значит — и девушки не знали, что это мы». Так утешал он себя, и долго еще разъезжал вокруг юрты Байсары. Очень измучился Караджан. Потом поехал он в глухое место, с коня сошел — и махрамам своим так сказал:
