Автор неизвестен - Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

БЕЗЫМЯННЫЕ ПОЭТЫ «CARMINA BURANA» И ДРУГИХ СБОРНИКОВ

«Эй,— раздался светлый зов,—началось веселье!Поп, забудь про Часослов!Прочь, монах, из кельи!»Сам профессор, как школяр,выбежал из класса,ощутив священный жарсладостного часа.

Будет ныне учрежденнаш союз вагантовдля людей любых племен,званий и талантов.Все — храбрец ты или трус,олух или гений —принимаются в союзбез ограничений.

«Каждый добрый человек,—сказано в Уставе,—немец, турок или грек,стать вагантом вправе».Признаешь ли ты Христа,это нам не важно,лишь была б душа чиста,сердце не продажно.

Все желанны, все равны,к нам вступая в братство,невзирая на чины,титулы, богатство.Наша вера — не в псалмах!Господа мы славим тем,что в горе и в слезахбрата не оставим.

Кто для ближнего готовснять с себя рубаху,восприми наш братский зов,к нам спеши без страху!Наша вольная семья —враг поповской швали.Вера здесь у нас — своя,здесь — свои скрижали!

Милосердье — наш закондля слепых и зрячих,для сиятельных персони шутов бродячих,для калек и для сирот,тех, что в день дождливыйпалкой гонит от воротпоп христолюбивый;

для отцветших стариков,для юнцов цветущих,для богатых мужикови для неимущих,для судейских и воров,проклятых веками,для седых профессоровс их учениками,

для пропойц и забулдыг,дрыхнущих в канавах,для творцов заумных книг,правых и неправых,для горбатых и прямых,сильных и убогих,для безногих и хромыхи для быстроногих.

Для молящихся глупцовс их дурацкой верой,для пропащих молодцов,тронутых Венерой,для попов и прихожан,для детей и старцев,для венгерцев и славян,швабов и баварцев.

От монарха самогодо бездомной голи —люди мы и оттоговсе достойны воли,состраданья и теплас целью не напрасной,а чтоб в мире жизнь былаистинно прекрасной.

Верен богу наш союз,без богослуженийс сердца сбрасывая грузтьмы и унижений.Хочешь к всенощной пойти,чтоб спастись от скверны?Но при этом по путине минуй таверны.

Свечи яркие горят,дуют музыканты:то свершают свой обрядвольные ваганты.Стены ходят ходуном,пробки — вон из бочек!Хорошо запить виномлакомый кусочек!

Жизнь на свете хороша,коль душа свободна,а свободная душагосподу угодна,Нe прогневайся, господь!Это справедливо,чтобы немощную плотьукрепляло пиво.

Но до гробовой доскив ордене вагантовпрезирают щегольскиразодетых франтов.Не помеха драный плащ,чтоб пленять красоток,а иной плясун блестящдаже без подметок.

К тем, кто бос, и к тем, кто гол,будем благосклонны:на двоих — одни камзол,даже панталоны!Но какая благодать,не жалея денег,другу милому отдатьсвой последний пфенниг!

Пусть пропьет и пусть проест,пусть продует в кости!Воспретил наш манифестпроявленья злости.В сотни дружеских сердецверность мы вселяем,ибо козлищ от овецмы не отделяем. 

Я кочующий школяр...На меня судьбинасвой обрушила удар,что твоя дубина.

Не для суетной тщеты,не для развлеченья —из-за горькой нищетыбросил я ученье.

На осеннем холоду,лихорадкой мучим,в драном плащике бредупод дождем колючим.

В церковь хлынула толпа,долго длится месса.Только слушаю попая без интереса.

К милосердию аббатпаству призывает,а его бездомный братзябнет, изнывает.

Подари, святой отец,мне свою сутану,и тогда я наконецмерзнуть перестану.

А за душеньку твоюя поставлю свечку,чтоб господь тебе в раюподыскал местечко. 

Ну, здравствуй, дорогое лето!Ты пышной зеленью одето.Пестреют на поле цветынеобычайной красоты,и целый день в лесу тенистомя внемлю птичьим пересвистам. 

Из-за леса, из-за горсвет весенний хлынул,словно кто-то створки шторна небе раздвинул.Затрещал на речке лед,зазвенело поле:по земле весна идетв светлом ореоле.Выходи, же, стар и млад,песню пой на новый лад,пляши до упаду!

Лишь угрюмая зимаубралась отсюда,вспыхнул свет, исчезла тьма,совершилось чудо.Вновь весна устелет дворлепестками вишен,и влюбленных разговорвсюду станет слышен.Выходи же, стар и млад,песню пой на новый лад,пляши до упаду!

О, как долго, о, как злов стужу сердце ныло,а желанное тепловсе не приходило.И тогда весны гонецпостучал к нам в дверцу,дав согреться наконецстынущему сердцу.Выходи же, стар и млад,песню пой на новый лад,пляши до упаду!

Упоителен разливсоловьиной трели,зелень трав, раздолье нив,синь морской купели.И весенний этот мир,как алмаз, сверкаети на свой победный пирвсех людей скликает.Выходи же, стар и млад,песню пой на новый лад,пляши до упаду! 

Во французской стороне,на чужой планете,предстоит учиться мнев университете.До чего тоскую я —не сказать словами...Плачьте ж, милые друзья,горькими слезами!На прощание пожмеммы друг другу руки,и покинет отчий доммученик науки.

Вот стою, держу весло —через миг отчалю.Сердце бедное свелоскорбью и печалью.Тихо плещется вода,голубая лента...Вспоминайте иногдавашего студента.Много зим и много летпрожили мы вместе,сохранив святой обетверности и чести.

Слезы брызнули из глаз...Как слезам не литься?Стану я за всех за васгосподу молиться,чтобы милостивый богсилой высшей властивас лелеял и берегот любой напасти,как своих детей отецнежит да голубит,как пастух своих овецстережет и любит.

Ну, так будьте же всегдаживы и здоровы!Верю, день придет, когдасвидимся мы снова.Всех вас вместе соберу,если на чужбинея случайно не помруот своей латыни,если не сведут с умаримляне и греки,сочинившие томадля библиотеки,если те профессора,что студентов учат,горемыку школяранасмерть не замучат,если насмерть не упьюсьна хмельной пирушке,обязательно вернуськ вам, друзья, подружки!

Вот и все! Прости-прощай,разлюбезный швабский край!Захотел твой жительувидать науки свет!..Здравствуй, университет,мудрости обитель!Здравствуй, разума чертог!Пусть вступлю на твой порогс видом удрученным,но пройдет ученья срок,—стану сам ученым.Мыслью сделаюсь крылатв гордых этих стенах,чтоб отрыть заветный кладзнаний драгоценных! 

Лето зноем полыхало —солнце жгло, не отдыхало,все во мне пересыхало.Тяжко сердце воздыхало...Где найти бы опахало?Хоть бы веткой помахалодеревцо какое!

Ах, пришел конец терпенью!..Но, по божьему хотенью,был я скрыт густою теньюпод платановою сенью,разморен жарой и ленью,рад нежданному спасенью,в неге и покое.

Сладкозвучнее свирелизазывали птичьи трелив синеве речной купелиощутить блаженство в теле...Ах, невиданный доселе,сущий рай на самом делебыл передо мною!

Так, в краю благоуханном,не прикрыв себя кафтаном,на ковре, природой тканном,возлежал я под платаном.Вдруг пастушка с дивным станом,словно посланная Паном,встала над рекою.

Я вскричал, как от ожога:Не пугайся, ради бога!Видишь ты не носорога.Ни к чему твоя тревога.Дорогая недотрога,нам с тобой — одна дорога!Страсть тому виною!

Нет,— ответила девица,—мать-старушка станет злиться.Честной швабке не годитсяс кавалерами резвиться.Может всякое случиться.Нам придется разлучиться.Не пойду с тобою!.. 

На заре пастушка шлаберегом, вдоль речки.Пели птицы. Жизнь цвела.Блеяли овечки.

Паствой резвою своейправила пастушка,и покорно шли за нейкозлик да телушка.

Вдруг навстречу ей — школяр,юный оборванец.У пастушки — как пожарна лице румянец.

Платье девушка сняла,к школяру прижалась.Пели птицы. Жизнь цвела.Стадо разбежалось. 

Я скромной девушкой была,вирго дум флоребам,нежна, приветлива, мила,омнибус плацебам.

Пошла я как-то на лужокфлорес адунаре,да захотел меня дружокиби дефлораре.

Он взял меня под локоток,сед нон индецентер,и прямо в рощу уволоквальде фраудулентер.

Он платье стал с меня срыватьвальде индецентер,мне ручки белые ломатьмультум виолентер.

Потом он молвил: «Посмотри!Немус эст ремотум!Все у меня горит внутри!Планкси эт хок тотум.

Пойдем под липу поскорейНон прокул а виа.Моя свирель висит на ней,тимпанум кум лира!»

Пришли мы к дереву тому,диксит: седеамус!Гляжу: не терпится ему.Лудум фациамус!

Тут он склонился надо мнойнон абскве тиморе.«Тебя я сделаю женой...»Дульцис эст кум оре!

Он мне сорочку снять помог,корпоре детекта,и стал мне взламывать замок,куспиде эректа.

Вонзилось в жертву копьецо,бене венебатур!И надо мной — его лицо:лудус комплеатур! 

Когда-то — к сведенью людей —я первым был средь лебедейна родине моей.Терпеть извольтакую боль:на раны сыплют соль!

И хоть я лебедь, а не гусь,как гусь, на вертеле верчусь,в жаркое превращусь.Терпеть извольтакую боль:на раны сыплют соль!

Ах, я бескрылый инвалид!Я едким уксусом облит.Все ноет, все болит.Терпеть извольтакую боль:на раны сыплют соль!

Кто крыльев белизной блистал,как ворон черный, череп стал.Мой смертный час настал!Терпеть извольтакую боль:на раны сыплют соль!

Ощипан шайкой поваров,лежу на блюде. Я готов.И слышу лязг зубов.Терпеть извольтакую боль:на раны сыплют соль! 

Выходи в привольный мир!К черту пыльных книжек хлам!Наша родина — трактир.Нам пивная — божий храм.Ночь проведши за стаканом,не грешно упиться в дым.Добродетель — стариканам,безрассудство — молодым!

Жизнь умчится, как вода.Смерть не даст отсрочки.Не вернутся никогдавешние денечки.

Май отблещет, отзвенит —быстро осень подойдети тебя обременитгрузом старческих забот.Плоть зачахнет, кровь заглохнет,от тоски изноет грудь,сердце бедное иссохнет,заметет метелью путь.

Жизнь умчится, как вода.Смерть не даст отсрочки.Не вернутся никогдавешние денечки.

«Человек — есть божество!»И на жизненном пируя Амура самогов сотоварищи беру.На любовную охотувыходи, лихой стрелок!Пусть красавицы без счетупопадут к тебе в силок.

Жизнь умчится, как вода.Смерть не даст отсрочки.Не вернутся никогдавешние денечки.

Столько девок молодых,сколько во поле цветов.Сам я в каждую из нихтут же втюриться готов.Девки бедрами виляют,пляшут в пляске круговой,пламя в грудь мою вселяют,и хожу я сам не свой.

Жизнь умчится, как вода.Смерть не даст отсрочки.Не вернутся никогдавешние денечки. 

Ах, там в долине, под горойблаженной майского поройгуляла с младшею сестройлюбовь моя.

Лился пленительный напевиз чистых уст прелестных дев.Но обмерла, меня узрев,любовь моя.

Светился луговой простор,резвился божьих пташек хор,и к богу устремила взорлюбовь моя.

Не лучше ль было б под кустомулечься нам в лесу густоми там ко рту прижаться ртом,любовь моя?! 

Когда б я был царем царей,владыкой суши и морей,любой владел бы девой,я всем бы этим пренебрег,когда проспать бы ночку могс английской королевой.

Ах, только тайная любовьбодрит и будоражит кровь,когда мы втихомолкудруг с друга не отводим глаз,а тот, кто любит напоказ,в любви не знает толку. 

Без возлюбленной бутылкитяжесть чувствую в затылке.Без любезного винцая тоскливей мертвеца.

Но когда я пьян мертвецки,веселюсь по-молодецкии, горланя во хмелю,бога истово хвалю! 

Я желал бы померетьне в своей квартире,а за кружкою винагде-нибудь в трактире.Ангелочки надо мнойзабренчат на лире:«Славно этот человекпрожил в грешном мире!

Простодушная овцаиз людского стада,он с достоинством почилсредь хмельного чада.Но бродяг и выпивохждет в раю награда,ну, а трезвенников пустьгложат муки ада!

Пусть у дьявола в когтяхкорчатся на пыткете, кто злобно отвергалкрепкие напитки!Но у господа затоесть вино в избыткедля пропивших в кабакахвсе свои пожитки!»

Ах, винишко, эх, винцо,vinum, vini, vino!..Ты сильно, как богатырь,как дитя, невинно!Да прославится господь,сотворивший вина,повелевший пить до дна —не до половины!

Вольно, весело я шелпо земным просторам,кабаки предпочиталхрамам и соборам,и за то в мой смертный час,с увлажненным взором:«Со святыми упокой!» —гряньте дружным хором! 

Вершина знаний, мысли цвет,—таким был университет.А нынче, волею судеб,он превращается в вертеп.

Гуляют, бражничают, жрут,книг сроду в руки не берут,для шалопая-школяраученье — вроде бы игра.

В былые дни такой пострелвсю жизнь над книжками потел,и обучался он — учти —до девяноста лет почти.

Ну, а теперь — за десять леткончают университети в жизнь выходят потому,не научившись ничему!

При этом наглости у ниххватает поучать других.Нет! Прочь гоните от дверейтаких слепых поводырей.

Неоперившихся птенцовпускают наставлять юнцов!Барашек, мантию надев,решил, что он ученый лев!

Смотри: сидят, упившись в дым,Григорий и Иероними, сотрясая небеса,друг друга рвут за волоса.

Ужель блаженный Августинпогряз в гнуснейшей из трясин?Неужто мудрость всех вековсвелась к распутству кабаков?!

Мария с Марфой, это вы ль?Что с вами, Лия и Рахиль?Как смеет гнилозубый хлюсткасаться чистых ваших уст?!

О добродетельный Катон!Ты — даже ты! — попал в притони предназначен тешнть слухпропойц, картежников и шлюх.

То гордый дух былых временраспят, осмеян, искажен.Здесь бредни мудростью слывут,а мудрость глупостью зовут!

С каких же, объясните, порученье — блажь, прилежность — вздор?Но если названное — тлен,что вы предложите взамен?!

Эх, молодые господа,побойтесь Страшного суда!Прощенья станете просить —да кто захочет вас простить?! 

Хорошо сидеть в трактире.А во всем остатнем мире —скука, злоба и нужда.Нам такая жизнь чужда.Задают вопрос иные:«Чем вам нравятся пивные?»Что ж! О пользе кабаковрасскажу без дураков.

Собрались в трактире гости.Этот пьет, тот — жарит в кости.Этот — глянь — продулся в пух,у того — кошель разбух.Все зависит от удачи!Как же может быть иначе?!Потому что нет средь наслихоимцев и пролаз.

Ах, ни капельки, поверьте,нам не выпить после смерти,и звучит наш первый тост:«Эй! Хватай-ка жизнь за хвост!..»Тост второй: «На этом светевсе народы — божьи дети.Кто живет, тот должен жить,крепко с братьями дружить.

Бахус учит неизменно:«Пьяным — море но колено!»И звучит в кабацком хоретретий тост: «За тех, кто в море!»Раздается тост четвертый:«Постных трезвенников—к черту!»Раздается пятый клич:«Честных пьяниц возвеличь!»

Клич шестой: «За тех, кто зельепредпочел сиденью в кельеи сбежал от упырейиз святых монастырей!»«Слава добрым пивоварам,раздающим пиво даром!» —всею дружною семьеймы горланим тост седьмой.

Пьет народ мужской и женский,городской и деревенский,пьют глупцы и мудрецы,пьют транжиры и скупцы,пьют скопцы, и пьют гуляки,миротворцы и вояки,бедняки и богачи,пациенты и врачи.

Пьют бродяги, пьют вельможи,люди всех оттенков кожи,слуги пьют п господа, села пьют и города.Пьет безусый, пьет усатый,лысый пьет и волосатый,пьет студент, и пьет декан,карлик пьет и великан!

Пьют монахиня и шлюха,пьет столетняя старуха,пьет столетний старый дед,—словом, пьет весь белый свет!Всё пропьем мы без остатка.Горек хмель, а пьется сладко.Сладко горькое питье!Горько постное житье... 

Чтоб потешить вас, братцы, беседою,я вам байку смешную поведаю:Вакх и пиво однажды повздорилии нещадно друг друга позорили.

В жарком споре случается всякое...Диспут мог бы окончиться дракою,ибо Вакх выдвигал обвинения,как всегда находясь в опьянении.

«Ты,— кричал он, махая ручищами,—до небес превозносишься нищими!Я ж, являясь богов украшением,подвергаюсь порой поношениям.

Можно ль мерить нас общею мерою?Говорят: рождено ты Церерою.Нет! При всей своей мнимой безвредности,эта ложь — порождение бедности.

Нищетой рождено в беззаконии,ты — утеха для нищей Саксонии,ты, как шлюха, сошлось с голодранцами,будь то швабами или фламандцами.

Пьют бродяги тебя и отшельники,школяры и монахи-бездельники,воры пьют со своими подружками,громыхая огромными кружками.

Всех ты, подлое пиво, бесстыжее,опоило проклятою жижею,так что даже особы священныесоблазнялись порой твоей пеною!

Да, ты брызжешь, ты плещешь, ты пенишьсяи, возможно, поэтому ценишься.Но, хоть славы вовсю домогаешься,понапрасну со мною тягаешься!

Вакх — бессмертной природы творение —возвращает незрячему зрение,и способно творение боговосделать юношей старца убогого!

Вакх с любою кручиной справляется:безнадежно больной поправляется,холостяк стать супругом готовится,а скалдырник транжиром становится.

Разливая вино виноградное,Вакх приходит к вам с вестью отрадною,и, отведав напиток, резонно вьтповторяете строки Назоновы:«Душу нам греет вино, ее открывая веселью...»

Вакх освоил науки премногие —от грамматики до астрологии,от черчения до элоквенции,вплоть до тонкостей юриспруденции.

Упоительна мудрая речь его!С глупым пивом равнять его нечего,потому что для доброго генияоскорбительны эти сравнения!

Эх ты, горькое пиво кабацкое!Ну-ка спрячь свое рыло дурацкое!Убирайся назад в свою бочечкуи сиди там хоть целую ночечку!..»

...Пусть же славится Вакха всесилие!Благовонный, как роза и лилия,от души тебя крепко целуем мы,и тебе воспоем «Аллилуйю» мы! 

Ах, куда вы скрылись, где вы,добродетельные девы?Или вы давным-давноскопом канули на дно?!

Может, вы держались стойко,но всесветная попойка,наших дней распутный духпревратил вас в грязных шлюх?!

Все предпринятые мерыпротив происков Венеры,насаждающей чуму,не приводят ни к чему.

От соблазнов сих плачевныхзастрахован только евнух,все же прочие — увы —крайней плотью не мертвы.

Я и сам погряз в соблазнахи от девок безобразныхоторваться не могу.Но об этом — ни гугу!.. 

Хуже всякого разврата —оболгать родного брата.Бог! Лиши клеветникових поганых языков.

Злобно жалят, словно осы,их наветы и доносы,ранит грудь, как острый нож,омерзительная ложь.

Про меня — о, я несчастный! —распустили слух ужасный,будто я неверен той,что сверкает чистотой!

Как могу я быть неверентой, с которой я намерен,в единенье двух сердец,встать хоть нынче под венец?!

Сей поклеп невероятен!На душе моей нет пятен!Я Юпитером клянусь,что немедленно женюсь!

Никогда — ни сном, ни духом,—вопреки коварным слухам,мой чистейший идеал,я тебе не изменял!

Я клянусь землей и небом,Артемидою и Фебом,всей девяткой дружных муз,что незыблем наш союз.

Я клянусь стрелой и луком:пусть любым подвергнусь мукам,пусть в геенну попаду —от тебя я не уйду!

В чем секрет столь жгучей страсти?В чем причина сей напасти?Очевидно, в том, что тывоплощенье красоты.

С чем сравнить тебя я вправе?Ты алмаз в златой оправе.Твои плечики и грудьмогут мир перевернуть.

Ты — редчайший самородок!Носик, губки, подбородок,шейка дивной белизныдля лобзаний созданы.

Нет! Покуда мир не рухнетили солнце не потухнет,изменять тебе — ни-ни!Ты сама не измени! 

Преуспев в учении,я, посредством книг,в беспрестанном чтениимудрости достиг.Но, сие учениев муках одолев,я познал влечениек ласкам жарких дев.И, забросив чтение,тешу плоть свою:нынче предпочтениедевам отдаю.Да... И тем не менее(хоть в любви везет)тайный червь сомнениясердце мне грызет.Что мне — по течениюбезрассудно плытьиль, вернувшись к чтению,гением прослыть?Ну, а развлечениябросив целиком,можно стать из гениякруглым дураком!«Только через чтениек счастью путь лежит!» —в крайнем огорченииразум мой брюзжит.«Быть рабом ученияглупо чересчур»,—не без огорченияшепчет мне Амур.«Слышишь! Прочь смущение!Розы жизни рви!Радость ощущения —в воле и в любви...»В дивном озаренииначертал господь,чтоб сошлись в боренииразум, дух и плоть.