Франко Саккетти - Новеллы
Увидев ее, Берто сказал: «Ах, жена! Я умираю. Кошка, как ты видишь, схватила меня; я умираю, я умираю!»
Жена, нежно любившая своего мужа и его приспособления, бросается к кошке, хватает ее и сжимает, чтобы она отпустила; нота вцепляется еще крепче. Тогда она хватает кошку за горло и начинает сжимать его, чтобы кошка раскрыла пасть. Пасть она, правда, на минуту раскрыла, но скоро впилась зубами снова, так что Берто стал звать на помощь. Видя, что дело плохо, жена Берто, как женщина умная, осторожная и нежно относившаяся к телесам мужа, измыслила такой ловкий способ: она взяла находившийся на огне вертел с четырьмя дроздами, которые были еще не совсем горячи, и поднесла его к носу кошки. Голодная кошка, почуяв запах дроздов, бросает свою добычу и вцепляется в дроздов, которых она принимается таскать вместе с вертелом по всему дому и, наконец, преспокойно съедает их, так как у жены и служанки было тогда в руках другое дело и им было не до дроздов.
Избавившийся от когтей кошки, помятый и исцарапанный, Берто казался мертвым. Принадлежности его были искусаны и имели такой вид, словно ими играли в юлу. Доблестная женщина послала за врачом по каноническим делам,[350] чтобы он вылечил Берто. Врачу пришлось повозиться с ним немало в течение целых двух месяцев, прежде чем он излечил его. Если бы не почтенная женщина, которая предпочла лучше лишиться ужина, чем мужа, то Берто Фольки оказался бы под угрозой перестать навсегда быть мужчиной. С той поры он считал себя всегда обязанным, жизнью своей доблестной супруге.
Новелла 131
После того как Салъвестро Брунеллески съездил однажды на воды, чтобы удовлетворить просьбу жены, желавшей иметь детей, жена его на следующий год захотела вернуться туда же. Сальвестро говорит ей, что он более не пригоден для этого, и предлагает ей использовать кого-нибудь другого: жена отправляется на купанья без негоСальвестро Брунеллески, о котором упоминалось выше, был женат на очень забавной женщине из Фриуля. Так как у нее не было детей, а ей очень хотелось иметь их, то она сказала однажды мужу: «Сальвестро, мне сказали, что, если мы с тобой отправимся на воды в Петриуоло, то я забеременею и у нас будут дети».
Сальвестро ответил на это: «Дорогая жена, для этого нужна другая вода, чем та, в которой купаются».
Жена упорствовала в своем желании отправиться с Сальвестро на купанья. Пришлось Сальвестро согласиться; он принял слабительное, и они разузнали об образе жизни, которого надлежит держаться и который состоял в том, чтобы либо убить Сальвестро, либо иметь детей. После этого они однажды утром пустились в путь. Добравшись до источника Сан-Пьеро Гаттолино,[351] они застигли здесь приходского священника де Макки,[352] поившего свою лошадь, большого весельчака, который спросил Сальвестро, куда он направляется. Сальвестро ответил: «Мы направляемся на воды, хотя я мог бы сказать, что направляюсь на убой».
На это священник сказал: «Вам следует, конечно, ехать вместе со мной; вы увидите, сколько я доставлю вам удовольствий».
Сальвестро ответил на это: «В добрый час», и они пустились в путь.
Священник хотел быть непременно их экономом, и покупал для них наилучшие припасы, так что они существовали роскошно. Вернувшись домой после пребывания в Петриуоло и купаний, жена Сальвестро говорит ему: «Ты знаешь, что сказал врач», и она прильнула к лакомке, и пришлось Сальвестро исполнить свои супружеские обязанности.
Дело это приняло в дальнейшем такой оборот, что он не только исчерпал свои возможности, но почти и самого себя, так что по возвращении во Флоренцию его постигла тяжелая болезнь, и он был близок к смерти. Находясь к таком состоянии, Сальвестро говорил жене: «Не худо, однако, мы с тобой постарались: чтобы нажить ребенка, ты захотела погубить мужа».
Сальвестро все же поправился, но жена его не забеременела; так прожили они год. Женщины сказали жене Сальвестро, что, если хочешь иметь детей, купанья следует повторить. И вот однажды, придя к Сальвестро, жена его сказала ему, что она хотела бы снова отправиться на воды, так как ей сказали, что однократное посещение их ничего не стоит, если не повторить его несколько раз. Услышав эти слова жены и вспомнив, что случилось с ним после первого раза, он сказал ей: «Дорогая жена, ты знаешь, что мы ездили в Петриуоло в прошлом году и что я приложил все свои силы и все уменье, чтобы удовлетворить твое стремление родить ребенка; но ты знаешь, что это привело меня на порог смерти. Больше я не пригоден для такого дела. Если тебе хочется отправиться туда самой, поезжай и попытай счастья с другим, раз я для этого не гожусь».
Жена принялась смеяться, а Сальвестро на это сказал: «Смеешься? Я говорю тебе, поезжай в добрый час; бери с собой денег, сколько захочешь, и попытай счастья с тем, кто тебе нравится, а с меня хватит, я и так уже чуть жизни не лишился и вижу, что вовсе для этого не годен».
Так и не удалось жене увезти на воды Сальвестро, и отправилась она туда одна, взяв с собой какого-то родственника. Но как она ни устраивалась, ей все приходилось ждать беременности; и вскоре после этого она умерла, а Сальвестро остался в живых и на воды не поехал, чтобы не уморить себя ради того, чтобы приобрести детей.
И он был мудрым человеком, потому что в пяти случаях из шести, когда кому-нибудь хочется иметь детей, они оказываются его врагами и желают смерти отца, чтобы быть свободными.
Новелла 132
Будучи осаждены графом Луццо, жители Мачераты однажды ночью во время наводнения решили, что это неприятель, и весь город благодаря необычайным обстоятельствам был поднят на ногиВ то время, когда Флорентийская коммуна и ее союзники отняли у римской церкви большую часть Марки,[353] граф Луццо явился туда, имея свыше тысячи копий,[354] и расположился лагерем у Мачераты, с той ее стороны, которая называется воротами Сан-Сальвадоре; с другой же стороны расположился мессер Ринальдуччо да Монтеверде, бывший тогда синьором Фермо,[355] разбив лагерь у других ворот, а именно Рыночных. На третий день они дали бой, рассчитывая овладеть городом силой. Граф Луццо со своим отрядом проломил городскую стену близ стены Сан-Сальвадоре в трех местах, хотя многие из его людей были при этом ранены и убиты. На четвертый день названное войско ушло и вернулось к отрядам синьора ди Фермо. Через несколько дней после этого, в три часа ночи, в Мачерате случилось огромное наводнение. Вода, быстро сбегавшая по дорогам той местности и увлекавшая уличную грязь, закупорила один из стоков. Не будучи в состоянии пробиться в сторону или продолжать свой путь, она проникла в близлежащие дома. И вот, когда какая-то женщина пошла за вином совершенно спокойно, в ее отсутствие дом оказался совсем затопленным водой. Прежде чем женщина могла это заметить, она уже очутилась в воде по бедра и, пожалуй, даже выше, по причине чего она стала звать на помощь. На крики ее прибежал муж; но светильник его погас, и он оказался в воде, а очутившись в ней, принялся так же громко звать на помощь. Услышав шум, соседи стали спускаться по лестницам, чтобы узнать, в чем дело, а подойдя к дверям, они не могли выйти из дома из-за воды, наполнявшей улицы и дома. Поэтому и они принялись кричать, думая, что это потоп. Караульный, стоявший на страже в городе, услышав шум, стал звать стражу и вызвал начальника канцелярии и приоров, говоря, что у ворот Сан-Сальвадоре призывают к оружию. А приоры сказали: «Слышишь, что он говорит?»
Караульный же прибавил: «Они кричат, что неприятель уже вгороде».
В ответ на это приоры сказали: «Звони, звонарь, звони, звонарь, к оружию – чтоб тебя повесили!»
Звонарь принялся звонить к оружию, и стража, находившаяся на площади, схватилась за оружие и направилась к устьям улиц, выходивших на площадь, чтобы запереть их цепью, с криком: «К оружию, к оружию!» Услышав звуки колокола, весь народ вышел вооруженный, думая, что граф Луццо напал на город. Подойдя к площади, люди застали стражу у цепей, готовую защищать площадь и громко спрашивавшую подходящих: «Кто идет? Кто идет?» Одни отвечали на это: «Да здравствует мессер Ридольфо!»[356] Другие: «Свои, свои», причем стоял такой шум, что люди не слышали друг друга, и весь народ, вооружившись, собрался на площади, ожидая врага с часу на час, так как многие говорили, что он уже в городе и достиг церкви, называемой Сан-Джорджо, находящейся на полдороге от стен к площади.
Видя, однако, что никто не появляется, приоры послали кое-кого к воротам, чтобы собрать сведения, причем многие из посланных поступили подобно воронам, т. е. вовсе не вернулись обратно. Среди посланных был некий монах Антонио, принадлежавший к ордену св. Антония; на плече у него был павийский щит, а на шее – язык от колокола, свалившегося накануне с одной из монастырских колоколен. Отправившись для выяснения причины шума и сообщения сведений об этом, названный монах, возвращаясь после того, как он исполнил поручение, упал на свой щит; но так как он был настолько велик ростом, что выглядел гигантом, то, не будучи в состоянии высвободить руку из ремня щита, он никак не мог подняться. Происходило это возле площади. Какой-то человек, стоявший на улице неподалеку от площади, услыхав грохот от движений щита, производимый названным монахом, безуспешно старавшимся подняться, стал кричать: «Вперед на врага, вперед на врага».
