Леонид Хинкулов - Франко

Хинкулов Леонид Федорович

ИВАН ФРАНКО

Классик украинской литературы Иван Франко известен далеко за пределами своей родины.

Необъятно его литературное наследие. Он писал рассказы, повести и романы, сказки, комедии, драмы и драматические поэмы. Его перу принадлежат книги стихов и фундаментальные этнографические труды. И все, что он ни писал, будь то повесть «Борислав смеется», поэтический сборник «С вершин и низин» или поэма «Моисей», он писал о народе и для народа.

Не только перо — всю свою жизнь он отдал порабощенному рабочему люду. Его травили националисты, преследовали власти. Трижды бросали Франк о за решетку… Леся Украинка говорила, что стихи Франко кажутся ей красными — словно они орошены кровью сердца поэта.

Настоящая книга — история жизни Франко. Это документальное повествование, в основе которого богатый материал: автобиографические произведения самого Франко, его письма, мемуары современников, многие литературные источники.

Автор книги, Хинкулов Леонид Федорович, — украинский литературовед, критик и журналист. Ему принадлежат работы о Пушкине (1937 г.), Горьком (1946 г.), Шевченко, Франко, Тычине, по истории украинской советской литературы, литературоведческие и публицистические статьи.

В 1957 году в серии «Жизнь замечательных людей» вышло написанное им жизнеописание Тараса Шевченко.

I. КУЗНИЦА НА ГОРЕ

На пригорке, за селом Нагуевичи, прямо посреди слободы, которая так и называлась — Гора, стояла просторная кузница Яця Франко.

Зимой здесь бывало особенно людно. Окончены крестьянские работы. Лишь кое-где по гумнам еще стучат цепы, да в сенях шуршат пилы, да жужжит ворот. А в кузнице веселый говор. Кузнец славился на всю округу добротной работой и — не менее — острым умом, живым нравом, отзывчивым сердцем. К деньгам пристрастия он не имел: за труд свой дорого не брал — «что людям, то и мне». А нет наличных сейчас — подождет, пока будут. Зато любил шумную компанию, неторопливую обстоятельную беседу.

И народ сходился к нему в кузницу, как в деревенский клуб: поделиться мнениями о выборах в ландтаг, о битве австрийцев с пруссаками при Садовой, пожаловаться на выкупные платежи, на жестокость и подлость австрийских полициантов, польских помещиков, украинских попов и торговцев… Сюда стекались вести из Львова и Вены, из Дрогобыча и Борислава,

Пока шли все эти разговоры, Яць ни на минуту не прерывал работы. И маленький Ивась, сидя тут же на большой каменной плите, нарочно для него положенной, слушал рассказы мужиков и одновременно следил за тем, как разгорается огонь горна, как робко проскальзывают между углей синеватые быстрые язычки.

Чаще всего и больше всего разговоры кружились вокруг Борислава. Там только что начали добычу нефти и горного воска. Туда шли тысячи. Одни с думкой разбогатеть — «за черной рубашкой и белым хлебом», как о них говорили. Эти скупали у селян клочки земли и принимались рыть «ямы». Другие брели сюда в поисках работы — любой работы, лишь бы не пропасть с голоду.

Каждый день приносил новые мрачные слухи: столько-то человек задохнулось в колодцах, столько-то свалилось в ямы…

Яць не любил разговоров о Бориславе. Во всем этом новом, только входящем в жизнь он видел нечто враждебное. И был рад переменить тему.

— Заслоните-ка там ребенка, — оборачивался он к кому-нибудь из тех, кто сидел поближе. И искры, словно «рой огненных шмелей», взвивались под самый обросший сажей свод.

Ловкие руки Яця кидали в огонь две пригоршни старых кованых гвоздей, обкладывали их углями. Потом еще долго «колдовали» над горном. И когда пламя становилось совсем белым, в глубине его что-то светилось, как золото. Это «варился» топор.

Случалось, что разговор уже давно переметнулся на новые темы, уже потекли воспоминания о прежних днях, о скитаниях селян по Подолью в поисках работы, сыпались анекдоты из быта подолян, галичан… А Ивась все еще был во власти бориславских ужасов. Может быть, и не все, что рассказывают, правда? Но слобода лежит в стороне от торной дороги, и через нее никто не идет и не едет из Борислава. Ивась решает: «Не пожалею ног и непременно весною туда отправлюсь сам».

…Рассказы вдруг стихают: топор готов. Его передают из рук в руки: крестьяне придирчиво оглядывают его, ощупывают.

— Ну, этот послужит, — говорит один.

— Мне бы те дубочки, которые он срубит, — вторит ему другой.

Кто-то вытащил из-под полы бутылку. И отец, уставший, но веселый, довольный похвалой, присаживается вместе со всеми. Теперь его очередь рассказывать. А он неистощим на шутки, анекдоты, побасенки.

Но больше всего любит он порассуждать на моральные темы.

Маленькому Ивасю на всю жизнь запомнилась мудрая старая легенда, рассказанная как-то отцом, — о святом Валентин.

Самоотверженный врач Валентий долго служил людям, и они его ценили и любили. Но вот по наущению отшельника Валентий ушел в лес, чтобы служить только богу. Двенадцать лет провел он вдали от людей, но душа его не нашла успокоения.

И однажды Валентий услышал голос бога: «Ну, скажи, сладко ли жить человеку без человеческой любви?» И Валентий ответил: «Господи, лучше пошли мне смерть, чтобы я больше не мучился так!» И тогда бог сказал: «Вот видишь! Кто служит людям, тот и мне служит. Я сотворил человека для людей, и только с людьми и через людей он может быть счастлив. Если бы я хотел, чтобы он был счастлив сам по себе и через себя, я бы сделал его камнем… А я дал человеку величайший дар — любовь к людям».

Много лет спустя Иван Франко напишет поэму «Святой Валентий» и посвятит ее памяти «незабвенного отца Якова Франко», о котором однажды сказал:

— Всегда и везде он был человеком товарищества, общества. «С людьми и для людей» — это был девиз его жизни.

Это станет девизом и для самого Ивана Франко.

А отцовскую кузницу писатель аллегорически воскресит в своей книге «Из дней печали»:

Внизу, у гор, село лежит,По-над селом туман дрожит,А на взгорье, вся черна,Кузня старая видна.

И кузнец в той кузне клеплетИ в душе надежду теплит,Он все клеплет и поетИ народ к себе зовет:

«Эй, сюда, из хат и с поля!Здесь куется ваша доля.Выбирайтесь на простор,Из тумана к высям гор!»

А мгла-туман качается,По-над селом сгущается,На полях встает стеной,Чтобы путь затмить людской.

Чтобы людям стежки торнойНе найти к вершине горной,К этой кузне, где куютИм оружье вместо пут[1].

Здесь, в отцовской кузнице на пригорке, маленький Ивась и прошел свою первую жизненную школу.