Т. Михайлова - ПОХИЩЕНИЕ БЫКА ИЗ КУАЛЬНГЕ
Между тем приблизился к броду Кухулин и увидел множество чудесных искуснейших боевых приемов, что проделывал Фер Диад высоко в воздухе.
– Погляди, друг мой, Лаэг, – сказал Кухулин, – на эти чудесные искуснейшие боевые приемы, что проделывает Фер Диад высоко в воздухе. В час битвы обратит он их против меня. Так вот, если случится мне уступать в сражении, черни, поноси и порочь меня, раздувая мой боевой пыл и ярость. Если же буду брать верх я, хвали, славословь и превозноси меня, чтобы умножить мою храбрость.
– Так я и сделаю, о, Кукук! – ответил Лаэг.
Тогда облачился Кухулин в одежды для боя, сражения и схватки и проделал высоко в воздухе немало чудесных, блистательных боевых приемов, которым прежде не обучался у Скатах, Уатах и Айфе.
Увидел Фер Диад те боевые приемы и понял, что в должный час обратятся они против него.
– Какое оружие мы выбираем, о, Фер Диад, – спросил Кухулин.
– Сегодня до ночи тебе выбирать, – отвечал Фер Диад.
– Тогда испытаем игру в брод, – молвил Кухулин.
– Согласен, – ответил Фер Диад.
Хоть и ответил так Фер Диад, знал он, что труднее всего ему уберечься от этого приема, ибо любого героя и воина побеждал Кухулин при игре в брод.
Великое дело совершилось у брода в тот день – два героя, два первых воина, два колесничных бойца западной Европы, два пламенеющих факела доблести среди ирландцев, два расточителя даров, наград и милостей в северо-западном мире, два столпа доблести в Ирландии пришли издалека, чтобы сразиться друг с другом из-за раздора и распри, затеянных Медб и Айлилем.
С самого рассвета до полудня каждый из них старался поразить другого, а когда настал полдень, распалилась ярость бойцов, и сошлись они близко друг с другом. Тут в первый раз прыгнул Кухулин со своего края брода прямо на шишку щита Фер Диада, сына Дамана, задумав срубить ему голову над верхней кромкой щита. Левым локтем встряхнул свой щит Фер Диад и, словно птица, отлетел Кухулин обратно на край брода. Снова прыгнул тут Кухулин со своего края брода прямо на шишку щита Фер Диада, задумав срубить ему голову над верхней кромкой щита. Ударил Фер Диад по щиту левым коленом, и словно ребенка отбросил Кухулина к его краю брода. И сказал Лаэг, увидев все это:
– Увы, враг обошелся с тобой, как любящая мать, наказывающая ребенка. Он истрепал тебя, как треплют лен в воде. Он размолол тебя, как мельница мелет зерно. Он разрубил тебя, как топор разрубает дуб. Он обвил тебя, как вьюнок обвивает дерево. Он обрушился на тебя, как ястреб обрушивается на маленьких птичек. Вовек не иметь тебе права назваться храбрейшим или искуснейшим в битве, о ты, маленький бешеный оборотень!
Тогда в третий раз со скоростью ветра, быстротой ласточки, грозный, словно дракон и могучий, как воздух метнулся Кухулин прямо на шишку щита Фер Диада, задумав срубить ему голову над верхней кромкой щита. Но снова встряхнул свой щит Фер Диад, и очутился Кухулин на середине брода, будто и не прыгал вовсе.
Тут в первый раз исказился Кухулин. Стал он расти и шириться, словно надутый пузырь и сделался подобен ужасному, грозному многоцветному, чудному луку. Ростом с фомора{253} или морского разбойника, словно башня, возвышался могучий герой над Фер Диадом.
Так тесно сошлись бойцы в схватке, что поверху сшиблись их головы, внизу ноги, а за шишками и кромками щитов руки. Так тесно сошлись они, что от бортов к середине треснули и лопнули их щиты. Так тесно сошлись они, что копья бойцов искривились, согнулись и выщербились от острия до заклепок. Так тесно сошлись они, что демоны и оборотни, духи земли н воздуха испустили клич с их щитов, рукоятей мечей и наконечников копий. Так тесно сошлись они, что вытеснили реку из ее ложа и русла, а там, где был брод, смогли бы устроить постель королю с королевой, ибо здесь не было больше ни капли воды, не считая той, что, давя и топча, выжимали бойцы из земли. Так тесно сошлись они, что в ужасе обезумели кони ирландцев и разорвали путы, ремни и веревки, а женщины, юноши, дети, негодные к бою и слабоумные устремились через лагерь на юго-запад.
Между тем заиграли бойцы лезвиями мечей. И случилось Фер Диаду застать врасплох Кухулина и тогда своим мечом с костяной рукоятью нанес он ему удар прямо в грудь. Хлынула кровь на пояс Кухулина и густо окрасила воду у брода. Не стерпел Кухулин той раны, ибо осыпал его Фер Диад градом губительных мощных ударов{254}, и попросил га булга у Лаэга, сына Риангабара. Вот что это было за копье: оно опускалось под воду и металось пальцами ноги; одну рану оставляло оно, впиваясь в тело, но скрывало тридцать зазубрин, и нельзя было его выдернуть, не обрезав мясо кругом.
Услыхал Фер Диад эту просьбу и опустил свой щит, прикрывая низ тела. Тогда рукой метнул Кухулин тонкое копье, направив его выше кромки щита Фер Диада и его рогового панциря, и оно поразило сердце в груди воина, до половины выйдя наружу. Поднял свой щит Фер Диад, прикрывая верх тела, но было поздно. Уже опустил возница га булга в воду, а Кухулин, поймав его пальцами, метнул в Фер Диада. Пробило га булга прочный и крепкий передник литого железа, натрое раскололо камень, огромный, как мельничный жернов, проникло в тело, впившись в каждый член и сустав своими зазубринами.
– Довольно, – сказал Фер Диад, – теперь ты сразил меня насмерть. Воистину грозен удар твоей правой ноги, но и не подобало мне пасть от твоей руки. И еще сказал он:
О, Пес, искусный в ратной игре!Честной победу свою не зови!На тебе вина, что на мне была!О, Кухулин! Руки твои в крови!Не знать ни удач, ни побед вовекТем, кто на смерть обречен судьбой!С каждым мгновением все грустнейИ слабей становится голос мой.Совсем разбиты ребра мои.Из сердца крови течет струя.Не в силах я подняться с земли.Пес Кузнеца, умираю я!
Тут поспешил к Фер Диаду Кухулин, обхватил его обеими руками и, подняв вместе с оружием, доспехами и одеждой, перенес на северную сторону брода, чтобы не досталась его добыча ирландцам на западной стороне. Здесь опустил он тело на землю, а когда поднялся, напал на него дурман, слабость да немощь. Заметил это Лаэг и испугался, что явятся к ним ирландцы и разом набросятся на Кухулина.
– Поднимайся, о Кукук, – сказал он, – ибо скоро нападут на нас ирландцы и уже не согласятся на поединок, раз ты убил Фер Диада, сына Дамана, сына Дайре.
– К чему мне вставать, – ответил Кухулин, – если я погубил его.
Заговорил тогда возница, а Кухулин отвечал ему:
Лаэг:
– О, Пес боевой из Эмайн, воспрянь!Время спешить на новую брань!Пал Фер Диад, сраженный тобой!Богом клянусь, тяжек был бой!
Кухулин:
– Не в радость победа, когда вконецИстерзан тоскою победивший боец.Новый день для меня не милБез брата, которого я сразил.
Лаэг:
– Чем плакать, тебе подобает скорейГордиться этой победой своей!Ты рыдаешь, над грозным врагом скорбя!А если бы он одолел тебя?
Кухулин:
– Пускай он руку или ногу моюОтрубил бы в этом проклятом бою –Все легче, чем знать, что воин младойКолесничной не будет играть уздой.
Лаэг:
– Девушкам Красной Ветви такойИсход желаннее, чем другой.Ты жив, Кухулин, а он убит.Им оплакать лишь одного предстоит.– С тех пор, как ты из Куальнге пришелИ Медб противился, смел и зол.Для ее войска – считает она –Побоищем стала эта война.– Ты долго спокойного сна не знавал,Покуда стада от врага охранял!До света тебе приходилось вставать.Легко ль в одиночку сдерживать рать?!
Принялся тогда Кухулин горевать и оплакивать Фер Диада, говоря:
– О, Фер Диад, горе тебе, что ни у кого не узнал ты о моих доблестных деяниях и искусстве владения оружием до того, как сошлись мы в бою!
Горе тебе, что Лаэг, сын Риангабара, не пристыдил тебя памятью о нашем детстве и дружбе!
Горе тебе, что не послушался ты мудрого слова Фергуса!
Горе тебе, что благородный, победоносный, ликующий, непобедимый в сражении Конал не выручил тебя.
Ибо не следуют эти мужи наветам, желаниям, словам или лживым посулам прекрасноволосых женщин из Коннахта. Знают они, что не родится вовеки средь коннахтцев тот, кто сравнялся б с тобой в славных подвигах, владении разящим щитом{255}, копьем и мечом, игре в брандуб и фидхелл, вождении коней и колесниц.
Не сыщется теперь руки, так же разящей врагов, как рука Фер Диада, стройного побега. Красногубая богиня войны не проделает больше пролома в валах крепостей, полных блестящих щитов. Теперь уж во веки веков никому не судить и ни от кого не добиться Круаху такого согласия, как было с тобой, о, краснощекий сын Дамана!
