Автор неизвестен - Европейская старинная литература - Исландские саги. Ирландский эпос
— Начнем празднество, — сказали улады
— Нельзя начинать его, — возразил Kyхулин, — пока не пришли Конал и Фергус.
Ибо Фергус был его приемным отцом, а Конал — молочным братом. Тогда сказал Сенха:
— Будем пока играть в шахматы, слушать песни и смотреть на состязания в ловкости.
В то время как они развлекались всем этим, на озеро, бывшее неподалеку от них, слетелась стая птиц. Более прекрасных птиц никто не видывал в Ирландии. Женщин охватило желание получить их, и они заспорили между собой, чей муж окажется ловчее в ловле этих птиц.
— Я хотела бы получить по птице на каждое плечо, сказала Этне Айтенкайтрех, жена Конхобара.
— И мы все хотели бы того же самого! — воскликнули остальные.
— Если только для кого-нибудь будут пойманы эти птицы, то прежде всего для меня, — сказала Этне Ингуба, возлюбленная Кухулина.
— Как же нам быть? — спросили женщины.
— Не трудно сказать, — молвила Леборхам, дочь Ауэ и Адарк, — я пойду к Кухулину и попрошу его исполнить ваше желание.
Она подошла к Кухулину и сказала ему:
— Женщинам было бы приятно, если бы ты добыл им этих птиц.
Кухулин схватился за меч, грозя ударить ее:
— Уладские шлюхи не нашли ничего лучшего, как посылать меня сегодня охотиться на птиц для них!
— Ты не прав, — возразила Леборхам, — что гневаешься на них. Ведь ты виновник одного из трех ущербов, постигших уладских женщин, — виновник их кривизны.
(Ибо три ущерба постигли уладских женщин: горбатость, заикание и кривизна. Именно все те из них, что были влюблены в Конала Победоносного, горбились; те, что были влюблены в Кускрайда Заику из Махи, сына Конхобара, говорили заикаясь; те же, что были влюблены в Кухулина, кривели на один глаз ради сходства с ним, из любви к нему, — ибо когда Кухулин приходил в боевую ярость, один глаз его так глубоко уходил внутрь головы, что журавль не мог бы его достать, а другой выкатывался наружу, огромный, как котел, в котором варят целого теленка.)
— Приготовь для нас колесницу, о Лойг! — воскликнул Кухулин.
Лойг запряг коней, и Кухулин помчался на колеснице. Он совершил на птиц такой налет со своим мечом, что их лапы и крылья попадали в воду[389]. Кухулин, с помощью Лойга, захватил всех птиц и разделил их между женщинами. Каждая получила по две птицы, кроме одной лишь Этне Ингубы, которой ничего не досталось. Подошел Кухулин к своей возлюбленной.
— Ты сердишься на меня? — спросил он ее.
— Вовсе нет, — отвечала она, — я охотно уступила им этих птиц. Ведь ты знаешь, что нет среди них ни одной, которая бы не любила тебя и не принадлежала тебе хоть частью. Я же ни частицей не принадлежу никому другому: я вся твоя.
— Так не сердись же, — сказал Кухулин. — Когда снова появятся птицы на равнине Муртемне или на Бойне[390], ты получишь двух самых прекрасных из них.
Немного погодя над озером появились две птицы, соединенные в пару цепочкой из красного золота. Они пели так сладко, что все слышавшие их впадали в сон. Кухулин тотчас же устремился на них.
— Послушайся нас, не трогай этих птиц, — сказали ему Лойг и Этне. — В них скрывается тайная сила.
— Приведется, — добавила Этне, — и ты достанешь мне других.
— Вы думаете, я не сдержу своего слова! — воскликнул Кухулин. — Не бывать этому. Вложи камень в пращу, о Лойг!
Лойг взял камень и вложил в пращу. Кухулин метнул его в птиц, но промахнулся.
— Горе мне! — воскликнул Кухулин.
Он взял другой камень, снова метнул его и опять промахнулся.
— Пришла напасть на меня! — воскликнул он. — С тех нор, как владею я оружием, никогда до этого дня не давал я промаха.
Он метнул в птиц свое копье. Оно пронзило крыло одной из них, и тотчас же обе они скрылись под водой.
Тогда Кухулин отошел в сторону. Он прислонился спиной к высокому плоскому камню[391]. Тоска напала на него, и вскоре он погрузился в сон. И во сне явились ему две женщины, одна — в зеленом плаще, другая — в пурпурном, пять раз обернутом вокруг плеч. Та, что была в зеленом, подошла к нему, засмеялась и ударила его плетью. Затем подошла вторая, засмеялась тоже и ударила его таким же образом. И так длилось долго: они подходили к нему по очереди и ударяли его, пока он не стал уже совсем близок к смерти; тогда обе они исчезли.
Улады, видя, что с Кухулином творится что-то неладное, хотели его разбудить.
— Не прикасайтесь к нему, — сказал Фергус. — У него сейчас видение.
Пробудился Кухулин от сна.
— Что с тобой было? — спросили его улады.
Но он в силах был сказать только одно:
— Отнесите меня в мой дом, на постель.
Его отнесли, как он сказал, и он пролежал в постели целый год, никому не вымолвив ни слова.
Ровно год спустя, в такой же день Самайна, Кухулин лежал у себя, а вокруг него сидели несколько уладов: по одну сторону его — Фергус, по другую — Конал Победоносный, у изголовья — Лугайд Кровавых Шрамов, а у ног его — Этне Ингуба. Внезапно вошел в дом некий муж и сел напротив ложа Кухулина.
— Для чего пришел ты сюда? — спросил его Конал Победоносный.
— Если б был здоров тот, что лежит здесь, — ответил пришелец, — он был бы защитой мне от всех уладов. Больной же и слабый, каков он ныне, он мне будет еще лучшим защитником. Я пришел, чтобы с ним поговорить, и потому никого не боюсь я.
— Если так, добро пожаловать! — отвечали улады. — Не бойся никого.
Тогда поднялся пришелец и запел:
— О Кухулин, горестен вид твой!Долго ль продлится недуг твой?Тебя б исцелили, если б были здесь,Милые дочери Аида Абрата.Сказала Либан, царственная подругаЛабрайда Быстрого на равнине Круах(Она знала, что Фанд, милая сестра ее,Разделить жаждет ложе Кухулина):«Светел будет день для страны моей,Когда Кухулин посетит ее!Он получит здесь серебро, золото,Сколько захочет вина для жажды своей.О, если б уж здесь был теперь мой милый,Герой Кухулин, сын Суалтама!То, что предстало в сонном виденье,Один свершишь ты, без помощи войска».В стороне юга, на равнине Муртемне,В ночь на Самайн, о Кухулин мой,Не во зло себе, а на исцеленьеВстретишь ты Либан, что я шлю к тебе[392].
— Что ты за человек? — спросили его присутствующие.
— Я — Айнгус, сын Аида Абрата, — отвечал он.
И он тотчас же исчез, и никто не знал, откуда явился он и куда делся. Кухулин же поднялся с ложа своего и заговорил.
— Долго мы ждали, пока ты встанешь! — воскликнули улады. — Расскажи нам теперь, что с тобой было?
— В прошлый Самайн впал я в сон, — сказал Кухулин; и он рассказал им все, что привиделось ему.
— Что же мне теперь делать, о Конхобар, господин мой? — спросил он, окончив свой рассказ.
— Что тебе делать? — ответил тот. — Встань и пойди сейчас к тому самому камню, у которого явилось тебе видение.
Так и сделал Кухулин, и у камня этого предстала ему женщина в зеленом плаще.
— В добрый час, Кухулин, — сказала она ему.
— Для меня-то это не в добрый час, — отвечал он. — Что означало ваше посещение год тому назад?
— Мы приходили тогда вовсе не для того, чтоб причинить зло тебе, но чтобы просить тебя о дружбе и помощи. Вот и теперь меня послала к тебе Фанд, дочь Аида Абрата, чтобы переговорить с тобой. Мананнан, сын Лера, ее супруг, покинул ее, и ныне она обратила к тебе любовь свою. Я же — Либан, сестра ее. Лабрайд Быстрой на Меч Руки, супруг мой, готов отдать тебе Фанд, если только ты согласен биться хоть один день вместе с ним против Сенаха Призрака, Эоханда Пула и Эогана Инбира, врагов его.
— Сейчас я не в силах сражаться с воинами, — сказал Кухулин.
— Скоро ты будешь совсем здоров, — отвечала Либан, — и вернется к тебе вся сила, которой еще недостает тебе. Ты должен сделать это для Лабрайда, ибо он величайший герой в мире.
— Где же обитает он? — спросил Кухулин.
— Он обитает на Равнине Блаженства, — отвечала она.
— Легче бы было мне пойти в другие края, — сказал Кухулин. — Пусть сначала пойдет с тобой Лойг, чтобы разузнать страну, откуда пришла ты.
— Пусть же он идет со мной, — сказала Либан.
Лойг отправился вместе с ней, и они достигли пределов страны, где находилась Фанд. Приблизилась Либан к Лойгу и, взяв его за плечо, сказала:
— Теперь не уйдешь ты живым отсюда ни за что, если женщина не поможет тебе.
— Непривычно было для нас доселе, — сказал Лойг, — чтобы женщины защищали нас.
— Жаль, очень жаль все же, — сказала Либан, — что не Кухулин здесь сейчас вместо тебя.
— Да и я был бы рад, если б он был здесь вместо меня, — молвил Лойг.
Они двинулись дальше и пришли на берег, против которого лежал остров. Прямо перед собой на воде они увидели бронзовую ладью. Они сели в нее, переправились на остров и подошли к двери дома. Навстречу им вышел муж, Либан обратилась к нему:
