Ли Юй - Двенадцать башен
— Изволь! Что такое разлука? Это, к примеру, когда муж оказался на одном краю света, а жена — на другом. Они мечтают соединиться, но, увы, им не суждено. А теперь подумай о вечной разлуке, когда одному из супругов суждено умереть. Это значит, что Небо отказало супругам в соединении, а Земля наложила запрет на их встречи. Есть поговорка: «Вдовство при живом муже тяжелее, чем при мертвом». Ведь разлученные супруги страдают оттого, что хотят дожить до встречи. В мечтах о свидании они днем забывают о красивой одежде и вкусной пище, словно о чем-то ненужном, а ночью, мучимые жаждой любовных утех, с отвращением смотрят на парчовое одеяло, словно на покрывало, утыканное иглами. Этим несчастным день кажется годом. Вот почему они раньше срока дряхлеют. Случается, что муж еще не покинул родных мест, а супруга уже думает о возвращении. Или в дальних краях муж оказался в опасности, но остался жив, а дома его уже похоронили. И вот, чтобы люди не мучились, пожалуй, лучше смерть одного из супругов. Тогда вдова спокойно проживет в одиночестве, мирясь со своей судьбой. Кстати, именно так поступает перед кончиной монах. Он больше не думает о суетном мире, а, сидя на камышовой подстилке, устремляет взор в блаженные дали. И это доставляет ему столько же радости, сколько удовольствия мирской жизни. Поэтому лучше, когда людей разлучает смерть, а не жизнь. Бывает, что супруги еще задолго до того, как появиться на свет[294], поклялись умереть вместе. И действительно, в определенный момент они вместе кончают дни своей жизни. Без слов прощания, без печали, без единой слезинки. По-моему, такая разлука прекрасна! Она подобна вознесению к небесным эмпиреям. Но чтобы заслужить ее, надобно в течение многих десятков веков совершенствовать свой дух. Вот что я думаю. Если мы окажемся вместе в опасных краях, если случится с нами беда, мы добровольно примем смерть вместе с нашими детьми. И тогда о нас скажут, что верноподданный муж и его целомудренная жена жили вместе и вместе скончались. Для нас это будет великой, ни с чем не сравнимой радостью. Говорят: «Пион погиб[295], сделался духом, но по-прежнему остался сластолюбив». Возможно, это и справедливо, но лишь когда речь идет о человеческих чувствах, а не о правилах и установлениях.
Жена прониклась уважением к словам супруга о верности и долге, и ее душа, до сей поры напоенная ароматом орхидей, устремилась к высоким добродетелям. Женщину больше не страшили грядущие опасности, она спокойно ждала их и больше всего мечтала услышать весть о назначении мужа в новые места, которые, возможно, станут для них благословенной землей.
Счастливая весть пришла через несколько месяцев. Вопреки ожиданиям, муж получил должность в столице. Несколько десятков вновь назначенных цзиньши второго разряда не хватило, чтобы заполнить вакансии, и двор выбрал лучших мужей из третьей группы. Юй Цзычан получил назначение в ведомство податей, а Дуань — в ведомство работ. Вскоре в доме появился государев гонец, который подтвердил весть о назначении. Жаоцуй ликовала, однако муж ей сказал:
— Не забывай поговорки: «Старик с границы нашел свою лошадь[296], но неизвестно, счастье это или горе». Радоваться пока рано! Лучше вспомни, что я говорил тебе о предостережениях Творца всего сущего. Я не хочу, чтобы наша разлука кончилась смертью одного из нас. Помни это!
Жена не приняла слов мужа всерьез, считая его тревоги напрасными.
Однажды в доме появился второй гонец, а вместе с ним пришла и беда. Как мы помним, император Хуэйцзун в свое время внял справедливым речам верноподданного чиновника и отменил отбор государевых невест, однако скоро пожалел об этом и вернулся к прежнему. По этому поводу в столице появилась песенка:
Городские врата закрылись —Дороги лжи распахнулись.Городские врата открылись —Людские уста замкнулись.
Одним словом, государь оказался неискренним в своем решении. Врата дворца открылись лишь для того, чтобы успокоить людей, когда же гнев поутих, владыка решил взяться за старое. Он не желал упускать первую красавицу Поднебесной и мечтал заполучить в придачу вторую. Но произошла осечка! Его подданный, как видно, не захотел стать государевым родственником и отдал обеих красавиц в жены молодым ученым, сдавшим недавно экзамены при дворе. Эта новость немало огорчила государя. Мысль о том, что красавицы уплыли из рук, его раздосадовала. Император призвал дворцового чиновника и сказал:
— Жалкие, ничтожные людишки посмели жениться на девах, чья красота достойна лишь государя. А посему повелеваю определить их на посты в отдаленные провинции и поскорей отправить туда, притом не на три года, как обычно, а на пять лет. Пусть терзаются, как Волопас в разлуке с Ткачихой, которых разделил Млечный Путь. Такова кара за их проступок! Пусть знают, как самочинно присваивать государевых жен! Кара будет определена соответственно тяжести преступления. Муж той, что зовется Жаоцуй, пусть служит больше на несколько лет!
— Ваше величество, как раз наступила пора отправлять послов в государство Цзинь, дабы вести переговоры о ежегодной дани. Эта задача, как известно, лежит на податном ведомстве и ведомстве работ. Вот пускай они оба и едут!
— Нет! Это дело слишком простое! К тому же страна Цзинь находится совсем близко.
— Ваше величество, дань, как вы знаете, взимается золотом и шелками, причем размеры ее весьма велики. Вдобавок цзиньцы могут обложить нас дополнительным побором, так что с этой задачей справиться совсем нелегко. На выплату дани золотом понадобится по меньшей мере два или три года, на выплату шелком — еще больше. Лет десять назад наш чиновник повез шелк и до сих пор не вернулся. Полагаю, что сие назначение вполне соответствует их проступкам.
Итак, Юй и Дуань должны были везти в страну Цзинь один — золото, другой — шелк. Так одним указом государь превратил две пары уточек-неразлучниц в сорокопутов и ласточек[297].
О том, какие препятствия возникли на пути молодых мужей, нам расскажет следующая глава.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Смерть лучше разлуки, поэтому они спокойно готовились к смерти; вернувшись из дальних краев, он собирался продлить нить супружества, но это была пустая затея
Дань государству Цзинь стали выплачивать со времен Сунского государя Шэньцзуна[298], который был вынужден смириться с презренным обычаем, дабы оградить страну от набегов воинственного соседа. Каждый год увозили в Цзинь огромные суммы на содержание цзиньских солдат и фураж для их боевых коней. «Годовая подать», как вначале называлась дань, с каждым годом росла и в годы правления государя Хуэйцзуна[299] достигла миллиона монет серебром. Со временем люди Срединной империи придумали, как из этой подати извлечь выгоду для себя. Известно, что на юго-востоке шелк и холстина отменного качества и весьма дешевы по цене. На юге их можно купить за полцены, а на севере продать втридорога. Таким образом, товары, которые обходились сунцам в миллион монет, в государстве Цзинь стоили не меньше полутора миллионов.
Поначалу привозимую дань сопровождал один лишь чиновник. Когда же серебро заменили тканями, возникла необходимость в повозках, за которыми одному человеку было не углядеть. Поэтому дань стали возить два человека — один отвечал за серебро, второй — за товар. Однако тут могли возникнуть разные неожиданности. Скажем, серебро оказывалось низкого качества или тканей было меньше, чем надо. Сопровожатому, понятно, приходилось держать ответ за все. В общем, тот, кто собрал дань, должен был ее и отправить, чтобы вина за разные неполадки не пала на другого.
Цзиньцы вначале не могли вникнуть в хитрости торгового дела. Они брали шелка без всяких проволочек, при этом сунский чиновник получал даже кое-какую прибыль. К примеру, втайне от двора он умудрялся сбывать за высокую цену плохо отбеленную холстину или тронутый пятнами шелк. Сбыв казенный товар, чиновник без труда отчитывался перед троном за выгодную сделку. Так было много раз, пока люди из Цзинь не узнали способ проверки товара, используемый жителями Срединной империи. Холстину поначалу следует хорошенько промыть, а шелк очистить от пятен, после чего товар поштучно положить на весы и, тщательно его осмотрев, взвесить. Если будет его на цянь или фэнь меньше, значит, сопровожатый должен возместить недостачу. Такое возмещение серебром стало обычным делом. Сопровожатый чиновник платил деньги, независимо от того, хороший товар или плохой. При этом чиновника нередко обвиняли в лихоимстве, обмане и оскорблении цзиньского двора и предъявляли соответствующую бумагу. В нее вписывали разные оскорбительные замечания и требования. Поскольку чиновник не мог возместить убытки, он оставался в Цзинь заложником, часто на много лет. В этом и заключалась главная трудность со-провожатого, который отвечал за шелк.
